Иван Тургенев «Несчастная»: о детях нелюбимых

Иван Тургенев «Несчастная». Книга крошечная, я справилась с ней за вечер. Однако размышляю до сих пор. Вообще Тургенев меня цепляет именно поднимаемыми темами, они мне весьма близки и отзываются. Вот Сусанна – девушка под тридцать, живущая в семье отчима. Она настолько не похожа на своих приемных родителей и даже на брата, что кажется существом из иного мира. Очень печальным существом.

С детства Сусанне пришлось жить в, как бы сейчас сказали, токсичной атмосфере. Ее мать была болезненной тихой женщиной, а отец – богатым помещиком. Но если вы решили, что девочка получила все привилегии и деньги как помещичья дочь, то нет. Она, в общем-то, бастард. И вынуждена молчать о своих чувствах даже в присутствии отца. Тайны, «а ты никому не говори», косые взгляды, перешептывания за спиной, ощущение собственной «нетаковости» – немалая нагрузка для ребенка. 

Отца Сусанна побаивается. И я ее понимаю: малопонятная фигура, «большая и грозная», пугает ребенка. Потом, конечно, вырастаешь и бояться перестаешь, но поначалу – так. 

А отец не особо-то привечает дочь. Соблазнив симпатичную еврейку, он максимум способен повесить в кабинете ее портрет. Все дальнейшее его мало волнует. Живет себе кроткая женщина с девочкой – и пусть. Вон вам флигель, обитайте. А девочка подрастет – пускай читает мне вслух, а то чего, зря барский хлеб ест? И наплевать, что ей вредно по полдня надрывать горло и грудь. 

С матерью, впрочем, у Сусанны тоже отношения не особенно близкие. Та вся в своих переживаниях, а ведь ребенку – живому, еще не зараженному болезнью под названием «меланхолия»! – так нужно вот это самое живое же, тесное общение! Эмоции нужны, вовлеченность, ощущение нужности и пребывания «под крылышком». Мать Сусанны ей этого не дает.

Мы избегали всякого несколько серьезного разговора. Ах! я все надеялась, что придет час, и она выскажется, наконец, и я выскажусь, и легче станет нам… Но заботы ежедневные, нерешительный и робкий нрав, болезни, присутствие г. Ратча, а главное: этот вечный вопрос «к чему?» и это неуловимое, беспрерывное утекание времени, жизни… Кончилось все громовым ударом, и не только тех слов, которые бы разрешили нашу тайну, даже обычных предсмертных прощаний мне не пришлось услышать от моей матушки!

Да, ее тоже можно понять: жизнь не сложилась, с семьей не заладилось, существует на птичьих правах. Но дочка-то в чем провинилась? Неужто нельзя найти в себе силы и постараться ради ребенка жить, а не заставлять кроху годами наблюдать, как мать медленно угасает?!

Еще больше интересного, а также доступ к книгам «в процессе» и уникальным материалам вы сможете найти в моем сообществе:

Также у меня имеется ТГ-канал, где есть то, чего нет больше нигде:

«ТЕРРАГОЛИКИ ВСЕХ СТРАН»

Со мной вместе живет мать моя, еврейка, дочь умершего живописца, вывезенного из-за границы, болезненная женщина с необыкновенно красивым, как воск бледным лицом и такими грустными глазами, что, бывало, как только она долго посмотрит на меня, я, и не глядя на нее, непременно почувствую этот печальный, печальный взор, и заплачу, и брошусь ее обнимать.

Я вот пишу этот отзыв и закипаю. Потому что вся история Сусанны – это история не просто нелюбимого ребенка, а человечка, которому досталось ни за что. Ну вот просто потому что. Потому что мать депрессовала, потому что отец – м… мужчина себе на уме, потому что отчим – мздоимец и мелочный гад (да, тоже на М). И даже та единственная возможность для такой девушки, как Сусанна, – сбежать из нелюбящей квази-семьи в свою собственную, настоящую – ей так и не открывается. Опять же – по нелепой и чудовищной случайности. Как будто она вообще лишняя в этом мире, и само Провидение обрывает ей все тропки к счастью. А можно ли бороться с такими силами?..

Но Сусанна борется. До определенного момента. Даже будто бы пытается вновь полюбить. Меланхолия уже завладела ею – трудно провести годы в чернильном болоте и остаться чистой – но в девушке пока еще теплится жизнь. Однако ощущение обреченности сквозит в каждом ее движении и слове. Так сквозит, что это заметно с первого взгляда.

Ее красивое, но уже отцветающее лицо носило отпечаток уныния, гордости и болезненности… Тоскливая тревога скрывалась во всем ее несомненно аристократическом существе… Какая-то трагическая черта около тонких губ и в слегка углубленных щеках, что-то резкое и в то же время беспомощное в движениях, изящество без грации…

Я всегда задавалась вопросом: для чего нужны дети, если их не любить? «Чтоб было»? 

Сусанна, не знавшая любви отца и рано потерявшая мать, так отчаянно ищет тепла и заботы, что даже не замечает: не во всех это можно отыскать. Вот Фустов, вроде бы к ней расположенный. Но разве он ее понимает? Разве любит? При малейшем поклепе на Сусанну Фустов верит не ей, а ее пропойце-брату. Бросает девушку в отчаянии, а узнав о ее твердом намерении умереть, не спешит к ней, а… ждет до утра. И даже не приходит попрощаться. 

Мне кажется, таких вот Фустовых, выдающих мимолетное влечение за любовь, вокруг нас много. Ведь любовь – это не про восхищение красивыми глазами, а про умение принять в человеке все как есть и поддержать его в трудную минуту. Причем «фустовщина» свойственна не только бойфрендам, но зачастую и родителям. Кто-то циклится на своих бедах и забывает о ребенке, кто-то в принципе об этом ребенке никогда не вспоминал (а родил просто случайно или ради пресловутого стакана воды в старости – ага, а то ж сындочь станут тебя обожать за годы равнодушия! Да щас, за стаканом сам будешь тянуться). Кто-то хочет за счет потомства реализовать собственные неудавшиеся планы и «лепит» из ребенка лучшую копию себя, наплевав на интересы малыша и ломая его. Много такого всякого. А вот любовь, искренняя, – одна. 

Обидно. Горестно.

И финал у книги несчастливый – впрочем, не зря она так называется.

Иван Тургенев «Несчастная» — цитаты

Несчастные дети умнеют скорее счастливых… на свою беду.

Мы избегали всякого несколько серьезного разговора. Ах! я все надеялась, что придет час, и она выскажется, наконец, и я выскажусь, и легче станет нам… Но заботы ежедневные, нерешительный и робкий нрав, болезни, присутствие г. Ратча, а главное: этот вечный вопрос «к чему?» и это неуловимое, беспрерывное утекание времени, жизни… Кончилось все громовым ударом, и не только тех слов, которые бы разрешили нашу тайну, даже обычных предсмертных прощаний мне не пришлось услышать от моей матушки!

Жизнь уходила, утекала… а я только глядела, как утекала она. Так, бывало, в детстве, устроишь на берегу ручья из песку сажалку, и плотину выведешь, и всячески стараешься, чтобы вода не просочилась, прорвалась… Но вот она прорвалась конец, и бросишь ты все свои хлопоты, и весело тебе станет смотреть, как накопленное тобою убегает до капли…

Я заметил, это часто случается с плачущим; точно будто одним известным словам, большею частью незначительным, – но именно этим словам, а не другим, – дано раскрыть источник слез в человеке, потрясти его, возбудить в нем чувство жалости к другому и к самому себе…

Он так проворно, с такою силой, с таким размахом бросал комки земли на крышу гроба, так выставлял при этом ногу вперед и так молодецки закидывал свой торс… энергичнее он бы не мог действовать, если б ему пришлось побивать каменьями лютейшего своего врага.