Джефф Вандермеер “Борн”: человечность бережного убийцы

Отзывы на некоторые книги писать не легче, чем сами книги. Это в полной мере относится к роману, о котором пойдет речь: Джефф Вандермеер “Борн”. И дело даже не в том, что по степени шизанутости он чем-то напоминает тексты Мьевиля — недаром Вандермеера называют преемником последнего и продолжателем дела “новых странных”. Впрочем, я бы скорее назвала это делом “новых новых странных”.

Если Мьевиль берёт нарочитой простотой, нарушением всех канонов и свободной фантазией, то Вандермеер обращается к совершенно чуждым для нас, обывателей, вопросам. Таким, например, как “можно ли воспитать существо, не являющееся гуманоидом, и что из этого выйдет”. Для начала.

О чем книга?

В мире, где произошла катастрофа (какая и почему — можно только догадываться, собирая по тексту намеки), немногочисленные люди пытаются выжить в разрушенных городах. Каждый враг каждому, но это ещё полбеды. Биотехнологии, которые до БП служили людям, теперь вышли из-под контроля. Поэтому над городом властвует гигантский летающий медведь Морд, а в кислотной реке можно встретить плотоядного левиафана. Люди, как и положено двуногим зверям, не отстают. Меж развалин рыщут вооруженные банды измененных детей, а в старой обсерватории засела таинственная Морокунья.

28-летняя Рахиль — одна из немногих выживших. Именно ее глазами мы будем смотреть на погибающий и возрождающийся мир. Из ее воспоминаний узнаем, как уходили под воду острова, как исчезали страны, раскалываясь и становясь сначала вотчиной тиранов-однодневок, а потом и вовсе — хаосом.

Рахиль, как и многие горожане, — мусорщица. Она живет в огромном брошенном здании — Балконных Утесах — с мужчиной по имени Вик и промышляет поисками редких полезностей в руинах, а порой забирается на шкуру Морда, пока тот спит. И однажды на этой шкуре она находит нечто необычное…

Темно-фиолетовый комок размером с мой кулак, цепляющийся за шерсть Морда, словно выброшенный прибоем полураспустившийся морской анемон. Я заметила его только потому, что он, как маячок, каждые полминуты помаргивал изумрудно-зеленым огоньком, пробивавшимся сквозь пурпур.

Он лежал, тихонько напевая сам себе, едва заметное отверстие на верхушке напоминало постоянно двигающийся рот: колечки плоти то сжимались, то расширялись. “Оно” тогда еще не стало для меня “Им”.

Чем ближе я подбиралась, тем больше Борн высовывался из шерсти Морда, становясь похожим на какой-то гибрид анемона и кальмара, — этакая гладкая вазочка, по которой пробегала разноцветная рябь: фиолетовая, темно-синяя, цвета морской волны. Четыре вертикальных гребешка пересекали его теплую, пульсирующую кожу, гладкую и слегка шершавую, как у отполированной волнами гальки. Пахло прибрежными тростниками праздным летним полуднем и морской солью с ноткой страстоцвета.

Подобрав забавную креатуру, Рахиль нарекает ее Борном. Что он такое и откуда взялся? Даже по меркам нового мира Борн очень странный. Возможно, он — всего лишь ещё одно порождение технологий прошлого. Возможно — новая форма жизни, созданная эволюцией как ответ на изменившиеся условия среды. А может быть, пришелец из космоса.

Еще больше интересного, а также доступ к книгам «в процессе» и уникальным материалам вы сможете найти в моем сообществе:

Также у меня имеется ТГ-канал, где есть то, чего нет больше нигде:

«ТЕРРАГОЛИКИ ВСЕХ СТРАН»

Рахиль начинает выращивать свою находку и очень быстро понимает, что это не растение и даже не животное. Борн разумен. Да, он выглядит как анемон, может становиться “камнем” и поедает ящериц, но при этом умеет говорить и задаёт вопросы. Сначала самые простые: кто я? Откуда я сюда прибыл, и куда мы все уходим? Что такое смерть?

Джефф Вандермеер “Борн”: чем дальше — тем сложнее

У Борна есть немало других вопросов, связанных с его отличием от людей: я робот или живое существо? Я личность? И Рахили приходится на них отвечать…

Рахиль пытается учить Борна, как учила бы человеческое дитя. Но Борн не человек и даже не гуманоид. У него иные органы чувств, и ответы Рахили его не устраивают, потому что не соответствуют его восприятию. Тогда он начинает искать свои собственные. И когда находит, остается наедине с этими ответами, которые далеко не так прекрасны, как хотелось бы.

Теперь Борн узнал, что его можно ранить. Что он уязвим. Кончилась беззаботная детская радость. Кончились дурачества. Потому что теперь в нем затаится определенное знание: он может умереть.

Что происходит, когда мы умираем?

Большая часть сюжета — об отношениях Рахили и Борна. Где-то на фоне приходят Мордовы последыши, а Морокунья плетет свои сети, где-то там Балконные Утесы подвергаются атакам, а из прошлого Вика всплывают жуткие детали, но основной фокус все равно остается на взрослении Борна и на проблемах, с ним связанных — в том числе таких вроде бы забавных, как ссоры Вика и Рахили из-за него.

Борн многое узнает и понимает сам. Сам осмысливает и приходит к выводам, которые в конце концов повлияют и на его судьбу, и на судьбу города. В какой-то момент перестаешь читать текст как фантастику о детеныше-негуманоиде и начинаешь читать его как книгу о воспитании.

Может быть, это действительно книга о взрослении детей. И о том, как мы неизбежно проваливаемся, думая, что те, кого мы учим, слышат только наши наставления, но не видят наших поступков, которые зачастую сильно расходятся со словами.

Говоря о воспитании не-гуманоида, Вандермеер утрирует эти проблемы, показывает их объемнее и ярче, где-то даже карикатурно (например, в сценке, когда Борн приходит к Рахили под видом Вика и начинает расспрашивать о ее чувствах). Тут фантастика окончательно отступает и появляются философия, психология и педагогика.

Высвечиваются все ошибки Рахили — такие удивительно-типичные. Ведь учат не словами, а своим примером. Не стоит забывать, что тот, кого ты учишь, — не машина, а существо, наделенное разумом и способностью делать выводы на основе своих наблюдений. Существо, умеющее мыслить критически.

Если расхождение между услышанным и увиденным имеет место, мы начинаем заполнять образовавшийся пробел. Пытаться понять, откуда он взялся и где же все-таки истина. В случае с Борном вместо пробела возникает целая пропасть. И Борн начинает познавать мир по-своему. Это становится ясно, когда Рахиль находит его дневник.

В этом дневнике каждая строчка — отражение самокопаний Борна, попыток идентифицировать себя. Это похоже на то, как человек, взрослея, старается понять — кто же он такой, откуда взялся, куда идёт и куда ему стоит идти. Только эти поиски уложены в гораздо более компактный промежуток времени и помножены на негуманоидный склад ума.

Там все было как на ладони. Все, что я сделала, чтобы помочь ему, и все, что я сделала, но это не помогло. Все, что я сделала, чтобы изменить его, и все, что я не сделала. Как сказал сам Борн, он пробирался в наши комнаты потому, что видел, как я залезаю в комнату Вика. Он стал притворяться мною и Виком, потому что не хотел, чтобы мы ругались, хотел, чтобы мы были хорошими. Увидел, как мы, волоча на себе свое прошлое, играли свои роли, и подумал: «Не будет вреда, если я сделаю то же самое».

Своим примером я учила его постоянно, даже в мелочах, даже не понимая, что учу. Учила самым своим незначительным поступком, а не только во время уроков. Я учила его всей своей жизнью, и мне очень захотелось вернуться в прошлое и кое-что там подправить. Например, не лазить в квартиру к Вику. Как бы мне хотелось, чтобы я сама была лучше.

Читая этот дневник, осознаешь, насколько трудны простые вопросы — и как сложно ответить на самый обычный из них: “кто я?”.

Борн – это слово означает, что тебя породили, хотя сам ты об этом никогда не просил.

И неважно, что говорит Рахиль

Уткнув читателя носом в вопрос “кто я?”, Вандермеер не останавливается. Передышки не будет — Борн растет, и проблематика усложняется.

Рахиль пытается воспитывать Борна как человека, потому что человек — единственное известное ей разумное существо. Даже несмотря на разумного медведя Морда и его полуразумных последышей, на мыслящих биотехов и таких же зверей, она по-прежнему отказывается признать, что есть иные существа, обладающие способностью думать и рассуждать. Не желает согласиться, что ее понимание разумности и человечности устарело и неприменимо к Борну. Она сознательно закрывает глаза на этот “неудобный факт”. Рахиль не готова признать, что любит убийцу.

Если Борн поглощает людей, то он плохой — но лишь потому, что Рахиль приравнивает его к человеку, а люди не едят людей даже в этом сумасшедшем мире. Она меряет его рамками людей и пытается загнать в эти рамки, но Борн другой, а она не желает этого видеть.

Борн различными путями говорил мне: «Я не могу остановиться». Не могу перестать расти, не могу перестать быть тем, кто я есть, не могу перестать убивать людей. А я только затыкала ему рот, игнорировала его, пытаясь представить все так, будто он был не тем, кем был в действительности, тем самым предавая его.

Потому что Борн был именно тем, кем он был.

Против фактов трудно идти. Борн вынужден убивать ради выживания. И, оказываясь в такой ситуации, Рахиль со временем понимает: воспитывая и уча, помните, что рядом — личность. Не нужно пытаться втиснуть ее в рамки своих понятий, потому что это рамки могут оказаться чрезмерно узки.

Нет, Рахиль. Я больше не пытаюсь быть хорошим. Это не в моей природе. Я создан, чтобы поглощать. Убивать. Теперь я это знаю. Все было бесполезно.

– Ты должен попытаться.

Пустые слова, которые лишь взволновали его, заставив вспыхнуть.

– Повторяю, Рахиль, я больше не могу. Я устроен не так, как ты. Я не человек. И я не личность.

Вопрос человечности — один из ключевых в книге. Достаточно ли выглядеть как человек, чтобы называться человеком? Наивные негуманоидные вопросы Борна — самый простой способ показать, насколько шаткими могут быть наши, казалось бы, очень явные и незыблемые представления об основных вещах, таких как хорошее и плохое, человек, человечность, личность, и о том, может ли быть личностью тот, кто не является человеком.

Каждый из нас хочет быть личностью, хотя никто не знает, что это такое.

«Мир сломан, я не знаю, как его починить«

Кто же такой Борн, кто создал его и зачем? Если он был всего лишь оружием, то для чего его наделили разумом? Не потому ли, что только разум, выходящий за рамки человеческого, мог найти решение? И можно ли рассматривать это решение как странный способ странного спасения совершенно сумасшедшего мира?

Разум — еще одна ключевая точка в романе. Нечеловеческий разум, которым отчасти и объясняются происходящие странности и общий градус безумия. Этот мир уже не принадлежит людям, и люди больше ничего в нем не решают. Но тем не менее самые насущные вопросы одинаково задает и человек, и негуманоид.

Наверное, любителям все разложить по полочкам книга не очень понравится. Есть в концовке какой-то неприятный перекос между “все объяснено слишком просто” и “многовато обрубленных хвостов”.

Возможно, нарочито простые приемы (письма, дневники с длинными объяснениями) использованы как раз для того, чтобы сместить акцент с сюжета на эти самые неудобные вопросы. Символично и имя героини. Рахиль в библейской традиции — мать, которую ничто не заставит отречься от своих детей.

И она не отрекается. Рахиль проходит сложный путь, пытаясь понять и принять Борна. Насколько это вообще возможно в отношении разума иного, чем людской, и насколько вообще возможно перестроить свое восприятие под критерии “иной человечности”.

Читая и осознавая вот это вот все вместе с героиней, буквально чувствуешь, как “плывут” все твои якобы устоявшиеся представления. К концу книги ощущение сумасшествия нарастает, будто автору мало произведенного эффекта “выбить землю из-под ног”, и он решает окончательно читателя доконать. В антураже мистико-магическо-постаповского хаоса размышления о человечности бережного убийцы производят поистине наркотический эффект.

Ну а для тех, кому маловато было катарсисов, в финале припасен совершенно феерический клиффхэнгер (он же ответ на вопрос о происхождении Борна). Удачи, друзья 🙂

Я горевала о ребенке, которого помнила – добром, любопытном, милом ребенке, который просто не мог перестать убивать.

А вы читали эту книгу? Поделитесь мнением, мне интересно! А если хотите получать уведомления об ответах, поставьте галочку «Поделиться с друзьями» =)