100 Continue

Обучающий вектор [1]

Чудесный вид из окна – самое лучшее, что было в этой комнате. Достаточно отодвинуть штору – и ты уже в мире звездных россыпей и апельсиновых огней города. Далекие трассы – цепочки светляков, прожектора над стоянками расстилают мерцающую паутину флера. И над всем этим назойливо и упорно торчит полосатая труба котельной с двумя усами-громоотводами. Торчит, проклятая, назло всем ветрам, будто гордясь своей устойчивостью. Котельная уже много лет не работает – ее помещения наглухо заколочены, а труба торчит. Краска на ней давным-давно облупилась, и днем видны ржавые проплешины на покатых боках. А ночью на верхушке трубы загорается красный сигнальный огонек, и труба разглядывает этим воспаленным глазом раскинувшийся под ней город.

Примерно так каждый раз думала она, забираясь по вечерам на подоконник, чтобы посмотреть на закат – ну и на трубу, конечно. Куда ж без этого железного монстра. Солнце неизменно оказывалось разделено трубой пополам, а самые красивые облака безжалостно разрезались на две части и представали в искаженном виде. 

Начинало темнеть, и безжалостно прямой силуэт уже не так бросался в глаза на фоне серо-голубого неба. Где-то в стороне сквозь тучи пробивался молоденький месяц — робко, будто боясь зацепиться за всю ту же трубу. 

Красный огонек замерцал между громоотводами. Издалека он казался крошечным, но она знала, что это довольно большой прожектор старого образца – когда-то она специально купила бинокль, чтобы разглядеть его получше.  Бинокль этот и сейчас лежал с ней рядом – в него она пыталась рассмотреть молодой месяц. Месяц висел рядом с трубой, чуть-чуть не касаясь рогом одного из громоотводов. В окуляры бинокля она видела кусочек месяца и часть громоотвода – довольно толстый штырь, грубо ввинченный в верхнюю площадку трубы. 

Положив бинокль, она потерла уставшие глаза и снова взглянула на город – точнее, на трубу и город. И неожиданно поняла, что красный огонек на верхушке трубы уже не горит. За все время, что она прожила здесь, такое случалось впервые. Ни разу суровый советский прожектор не выходил из строя, а благодаря автономному генератору никакие отключения энергии не грозили красному огоньку. 

Словом, она потерла глаза еще раз и снова посмотрела на трубу. Ничего не изменилось. Прожектор по-прежнему не горел. Тогда она взяла бинокль.

Месяц за это время стал на сантиметр ближе к громоотводу. Сам громоотвод стоял на прежнем месте, и у его подножия змеился кабель прожектора. Кабель был толстый, скрученный из металлических жгутов, кое-где тоже изъеденных неумолимой ржавчиной. Следя взглядом за жгутами, она чуть повернула голову и увидела прожектор. Он стоял на месте, совершенно целый и невредимый. А на его крышке, как раз на стыке стекла и металла, лежал отсоединенный конец кабеля. И вместо него к гнезду прожектора был протянут какой-то трос вполне современного вида – его хромированные участки слегка поблескивали в свете месяца. Трос был коротенький, не больше пальца в длину, и переходил в более толстый… провод? Она подкрутила регуляторы бинокля, но смогла разглядеть только темное пятно, никак не опознающееся при увеличении. Тогда она настроила бинокль на дальнюю фокусировку и увеличила резкость.

Возле прожектора сидел человек, одетый в теплое осеннее пальто. Трос, подключенный к прожектору, он, по-видимому, держал в руках. Месяц освещал его со спины, и она отчетливо могла разглядеть разметавшиеся по плечам волосы и ровный пробор посередине. В левом ухе человека что-то поблескивало. Он сидел неподвижно и только время от времени слегка подергивался, когда по тросику пробегала желтоватая искра. 

Она отложила бинокль и слезла с подоконника. Поддернула коротенькие домашние шортики, потерла руки, на секунду прислонив их к горячей батарее. Потом открыла ключом платяной шкаф и достала оттуда снайперку Steyr Scout. Купленный братом по лицензии пару лет назад, Scout до сих пор не покидал пределы страны, а в магазине, рассчитанном на пять патронов, тихо-мирно ждали своего часа четыре патрона калибра .308 Win. 

Вместе с холодным воздухом в открытое окно рванулись глупые снежинки. Рукоятка винтовки плавно легла в ладонь, приклад мягко уперся в плечо. Она отбросила со лба волосы и взглянула в прицел. Незнакомец по-прежнему сидел, не шевелясь, однако тросик, подключенный к прожектору, куда-то исчез. 

Пальцы сдвинули предохранитель, погладили спусковой крючок. Прицел четко фиксировал освещенное луной правое плечо незнакомца. Она еще раз взглянула на него и, зажмурившись, нажала на спуск. Scout тихонько щелкнул, посылая патрон в цель. Экстрактор выплюнул гильзу, та звякнула об пол. И только после этого она открыла глаза и снова взглянула на площадку трубы.

Там никого не было.

Силуэт города снова стал привычным, и труба все так же возвышалась над домами, но теперь уже ослепшая – ее красный глаз больше не обозревал окрестности. 

С минуту она стояла у окна, глядя на злосчастную трубу – то через прицел винтовки, то через бинокль. Ничего не менялось. Наконец, продрогнув от холодного ветра, она приняла решение.

Захлопнув оконную створку, она спрятала Scout на прежнее место, натянула брюки, теплый шерстяной свитер и взяла фонарик. В прихожей набросила на плечи куртку, кое-как зашнуровала ботинки и почти выбежала из квартиры.

На улице все гуще валил снег. В лучах фонарей снежинки, танцуя, образовывали причудливые фигуры. Она поежилась и плотнее запахнула куртку. Ветер дул прямо в ухо – пришлось натянуть неудобный капюшон.

До трубы идти было метров триста. Ботинки проваливались в неутоптанный снег, и противный ветер без конца менял свое направление, то швыряя в лицо ледяной воздух, то толкая в спину.

Бывшая котельная некогда была обнесена забором – сейчас от него остались только редкие столбики. Фонари здесь не горели – и неудивительно. Обычно в эти края заглядывали только мальчишки да любители заброшенных зданий. Однако холодным мартовским вечером и те, и другие явно предпочитали домашнее тепло романтике полуразрушенных стен.

Пробравшись между двумя столбами, она включила свой фонарик. Желтоватый кружок света заплясал по снегу, выхватывая то торчащую арматуру, то кучи кирпичей, то остатки каких-то ступеней. Труба высилась чуть в отдалении – без привычного прожектора сверху она казалась мертвой. Безжизненностью дышало и все вокруг. Стены бывшей котельной, исписанные неприличными словами, с заколоченными окнами и наглухо заваренными дверями походили на грубо построенную крепость, внутрь которой никто не мог попасть. Здесь, вокруг нее, был совершенно иной мир, отделенный от всего остального невидимой зыбкой стеной запустения. Даже снег здесь поскрипывал чуть тише – будто больной, готовящийся испустить последний вздох.

Она поежилась, подойдя к котельной вплотную. Ветер не долетал сюда, запутываясь в останках технических построек. Труба теперь высилась прямо перед ней, вырастая из главного здания котельной. 

Покрепче сжав в руках фонарик, она обошла здание, внимательно вглядываясь в снег. Никаких следов вокруг не было. Даже ее собственные отпечатки ботинок моментально засыпало снегом. 

На крышу постройки вела коротенькая железная лестница, начинавшаяся в метре от земли. В теплое время года она не раз взбиралась по ней, чтобы получше разглядеть трубу вблизи. Однако на саму трубу никогда не поднималась. Она знала, что по всей длине трубы установлены три узенькие площадки, на которых можно передохнуть во время подъема. Но это как-то слабо успокаивало.

Взобравшись по лесенке, она подышала на замерзшие руки и подошла к подножию трубы. Постучала по ее стенке – труба отозвалась еле слышным гулом, от которого внутри все сжалось. Звук пустоты, навечно затаившейся внутри старого железа. Она заставила себя обойти вокруг трубы. Но и здесь не было ни следов, ни пятен крови, которые она и боялась, и хотела увидеть – сама не зная, какое чувство при этом сильнее. 

Она выключила фонарик и села в снег – как раз там, где начиналась лестница наверх. Сверху, кружась, падали хлопья – внезапно ей показалось, что на вершине трубы пылает гигантский костер, и пепел от него летит вниз, засыпая ее и весь город. 

Какое-то время она сидела, подняв голову вверх, ловила ртом снежинки и пыталась разглядеть площадки на трубе. Ночное небо города казалось оранжевым – облака отражали свет городских фонарей. Наконец, когда снег под ней начал подтаивать, она встряхнулась и встала. Еще раз обошла вокруг трубы, ежась от холода и смутного внутреннего ощущения беды. Ее фонарик тщетно пытался высветить хоть что-нибудь, что напоминало бы о присутствии здесь кого-то еще.

Бесполезно.

Она спустилась на землю и побрела домой, поминутно оборачиваясь. Позади оставалась тишина и мертвые постройки, гниющие день за днем посреди города. Уже дома, в тепле и уюте квартиры, вдыхая ее привычный запах, она подумала – было ли произошедшее правдой или просто сном?..

Шерстяной свитер щекотал горло. Заваривая чай, она то и дело поглядывала в окно – но прожектор на трубе не зажигался. Она знала, что теперь ей придется привыкать к новому облику города. Города Без Прожектора.

Крепкий горячий чай, сдобренный долькой лимона и изрядной порцией клубничного варенья, помог согреться, но не успокоил. Уже лежа в постели, она продолжала размышлять. Оставленный в шкафу Scout теперь хранил в себе всего три патрона – она проверила это, едва войдя в квартиру.

Труба назойливо торчала за окном, будто протыкая небо, и из этой дыры на город валил снег. Она смотрела на нее, пока грань между реальностью и сном не стерлась окончательно, и ее глаза не застлала пелена забвения.

***

Во снах она часто видела себя кем-то другим – поэтому не удивилась, когда поняла, что в этот раз ей предстоит быть мужчиной. Точнее, парнем с длинными, разметавшимися по плечам волосами, прямым носом и удивительными глазами цвета ночного серо-оранжевого неба. Одетый в осеннее пальто, он сидел на верхушке трубы и смотрел на город – на ту его часть, что светилась ярче. Это был центр – никогда не спящий, полный шума и огней, мир цветных красок и бессмысленных проблем. Позади него погружались в сон окраины, над головой светился молодой месяц. 

Он еще раз взглянул на марево огней впереди и, вздохнув, резко поднялся. И тут же правую ладонь пробила пронзительная боль. Что-то щелкнуло о кирпичный бортик площадки, посыпалась крошка. Он бросился на скользкую от снега поверхность, перекатился, нога уперлась в ограждение. Где-то здесь должна быть лестница…

Левая рука нащупала выступ металлических поручней над ограждением. Схватившись за них, он перегнулся через бортик и едва не сорвался вниз – правую кисть жгло будто огнем, она практически не слушалась. Кое-как, перенося вес тела на левую руку, он спустился до первой промежуточной площадки и тяжело упал в снег. Здесь вдоль бортика шел узкий проем – он позволял смотреть вниз, оценивая, сколько еще осталось до земли. Чуть левее на трубе висели три старых ретранслятора, их ржавые бока беспощадно проедала сырость. Один из ретрансляторов был приоткрыт, и дверца противно скрипела на ветру.

Лежа на площадке, он пытался унять дыхание и успокоить боль в руке. До самого плеча мышцы словно онемели, временами по ним будто пробегал острый разряд тока, и простреленную ладонь  пронзал раскаленный прут боли. 

Взглянув вниз, он вдруг заметил, как у подножия котельной крутится желтый огонек. Огонек обогнул здание и замер возле лестницы. Поднялся, обошел трубу и снова замер. А потом погас. 

Напрягая зрение, он вглядывался сквозь узенький проем в то место, где начиналась лестница. Там определенно кто-то был. Темная фигура сидела неподвижно. Он видел, как в свете месяца слегка поблескивают ее волосы. Сжав зубы, пытался терпеть боль. Ветер все яростнее раскачивал ржавую дверцу ретранслятора. Он видел, как фигура подняла голову и посмотрела на него…

Нет, не на него – просто вверх. Она не могла его видеть сквозь крошечную щель на фоне кажущейся черной трубы. Закусив губу, он следил за ее движениями. Несколько минут, пока она смотрела в небо, показались ему часом. Рука ныла все сильнее, теперь еще и от холода, и он молил все известные ему силы, чтобы темная фигура исчезла…

Он закрыл глаза и упал лицом в снег. Щеки обожгло ледяными колючками. Кучка снега сорвалась и полетела в проем. Он затаил дыхание, вслушиваясь в скрип ржавых петель, в вой ненасытного ночного ветра. 

Ничего.

Прошла минута — проползла медленно, тяжело, как целое столетие. Он отсчитал двести бешеных ударов сердца. 

Ничего.

Он приоткрыл веки и тут же снова зажмурился, когда хрупкие кристаллики снежинок резанули по глазам. Приподняв голову, взглянул сквозь проем вниз. 

Фигура с фонариком удалялась, покидая мир заброшенности. С задетых ею веток падали хлопья пушистого снега. Он смотрел ей вслед – желтое пятнышко фонарика казалось единственным признаком жизни в этом тоскливом уголке. 

Он проследил, как пятнышко пересекло бывший двор котельной и пустырь, отделявший брошенные постройки от жилых домов. Добравшись до освещенной дороги, фигура погасила фонарик и вскоре скрылась в одном из подъездов.

Некоторое время он внимательно наблюдал за окнами дома, в который вошла фигура. Несколько освещенных квадратов погасли, еще несколько зажглись – чуть в стороне от нужного подъезда. Окна на верхних этажах светились ровно, одно мерцало синеватым огоньком – там работал телевизор. Со своего места он не мог различить, что происходит за этими окнами, но продолжал смотреть. 

Боль в руке притупилась, стала расплывчатой и уже не отвлекала. Рука ощущалась совершенно чужой, он с трудом мог пошевелить пальцами, но это его не пугало. Спустя какое-то время он сумел определить несколько предполагаемых окон, откуда могли стрелять. В одном из них как раз и мерцал телевизор, еще несколько смежных квадратов горели теплым оранжевым светом, порождающим образы ни с чем не сравнимого домашнего уюта. Гоня эти образы прочь, он сосредоточился на наблюдении, и вскоре понял, что за мысль так упорно стучалась в его разум.

Два смежных окна все время были темны. В них не зажигался и не гас свет, не мерцал голубоватый огонек, не вспыхивала искра зажигалки. Еще несколько минут он смотрел на эти окна, потом встал и подошел к лестнице, ведущей наверх.

На верхней площадке трубы ветер дул еще сильнее. Прямо над головой висел осмелевший месяц. В его свете он видел каждый кирпич в ограждении площадки. Став на колени, он начал сгребать снег с ограждения. На это ушло довольно много времени – правая рука совершенно отказывалась ему подчиняться, и все тело продрогло от пронизывающего ветра. 

Когда он, наконец, нашел то, что искал, в доме напротив погасла большая часть окон. Стараясь на всякий случай держать голову пониже, он внимательно исследовал выбоину в одном из кирпичей, оставленную пулей. Сама пуля застряла в толще старой кладки. Глядя на нее, он мысленно реконструировал события. Прожектор – пуля – след на кирпиче. Он присел на корточки так, как сидел перед прожектором, и резко поднялся, одновременно повернувшись к засыпающему дому. Прямо перед ним оказались темные окна на предпоследнем этаже – те самые, в которых не зажигался свет.

***

На то, чтобы спуститься с трубы, ушло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Несколько раз нога предательски соскальзывала, и он вис на одной руке. Когда ботинки, наконец, коснулись мягкого снега у подножия трубы, он ощутил, что весь дрожит.

Этот район не был ему хорошо знаком, но, как и в любой другой части города, здесь в конце концов нашлась дежурная аптека. Провизорша, уже сонная, несмотря на лишь недавно наступившую полночь, просунула через окошко тугой моток бинта и поспешно удалилась в свою подсобку – досматривать прерванный сон, наверное.

Он отошел в затишек, где ветра почти не было, и закатал рукав пальто. Левой рукой обмотал бинт вокруг правой ладони, пропустил между большим и указательным пальцем, закрепил на запястье. 

На перевязку ушло не более двух минут. Сунув руки в карманы, он вернулся к тому дому, из которого стреляли. 

Через несколько минут подъездная дверь распахнулась, открыв черный зев неосвещенных внутренностей дома.

*** 

Она проснулась слишком рано – и поняла это сразу, еще не успев открыть глаза. В это время суток, перед рассветом, даже воздух пах по-другому. Еще не начинали петь петухи, еще не проснулось солнце, край неба на горизонте еще не успел порозоветь, но предчувствие рассвета уже сквозило в каждой секунде. Поежившись, она поплотнее завернулась в одеяло и вдруг поняла, что весь сон куда-то пропал. Попыталась зевнуть для проформы – не вышло. Посмотрела в темно-синий квадрат окна, дотянулась рукой до прикроватного бра – комнату залил приглушенный зеленоватый свет. Она повернулась на другой бок.

— Привет.

Первая мысль – о «Скауте» в шкафу. Вскочить, распахнуть дверцу… проклятье, быстро не получится – дверца заперта на ключ… Черт, как обычно действуют в таких ситуациях?! 

— Напугал.

Это прозвучало скорее утвердительно. Взбаламученные мысли еще толком не улеглись, но что-то уже начало проясняться.

Теплое пальто совершенно не сочеталось с чашкой дымящегося чая в руке. Он немного нерешительно протянул ей чашку. На белых керамических боках были нарисованы котики.

Натянув одеяло до самого носа, она села на кровати.

— Ты как сюда попал?

Он продолжал стоять с чашкой в руке.

— Дверь, — слегка мотнул головой в сторону прихожей.

— Я не закрыла дверь?

— Я открыл, — он уже настойчивее подал ей чашку с котиками, — возьми.

Она взяла. Понюхала – чай как чай, фруктовый, купленный ею же пару дней назад. 

— Спасибо, — вышло как-то совсем уж неуверенно.

Глоток больше ароматного, чем вкусного, горячего напитка помог немного успокоиться и хотя бы перестать ощущать противное посасывание под ложечкой. Делая вид, что целиком и полностью поглощена чаем, она исподлобья рассматривала незнакомца. 

На вид вроде дружелюбный, и одет прилично. Взлохмаченный только, и глаза покраснели – явно не спал ночь. 

Правая рука незнакомца была перетянута бинтом. Она внезапно ощутила, как дрогнуло сердце, и поняла, почему его облик все это время казался ей смутно знакомым. Тот самый парень из сна – та самая фигура на трубе котельной… Боже, так значит, он жив! Жив и пришел сюда, чтобы расправиться с дерзкой девчонкой. Но как он узнал? И к чему эта чайная церемония?..

— Слушай, я… я, конечно, извиняюсь, но… — она на всякий случай отставила недопитый чай на тумбочку, — я знаю, что… в общем… какого дьявола тебе тут надо? – неожиданно для самой себя выпалила она.

— Я покажу, — он слегка улыбнулся, — как было. 

— Что-что покажешь?..

Он уселся прямо на пол – как стоял, в пальто и джинсах. Хорошо хоть ботинки снять догадался, невольно подумалось ей.

— Твой сон, — он сделал неопределенное движение рукой, — чай. Допей.

— Не хочу, спасибо… — она вздрогнула.

— Ничего страшного, — он улыбнулся еще раз – как-то неловко, будто непривычно, — спи.

Она вздрогнула еще раз. Спать? Когда рядом этот непонятный тип?..

— Я бы лучше… в общем, вы бы не могли выйти – я хочу встать и одеться.

Он покачал головой. 

— Оружие, — сказал он, внимательно глядя на нее.

Автоматически она взяла чашку и глотнула еще успокаивающего тепла. Запоздало удивилась – с чего бы она с ним на «вы»?..

— Спи, — настойчиво повторил он, — не бойся.

Почему-то это не обнадеживало, даже отечески-успокаивающий тон, которым говорил незнакомец. Еще раз кинув беглый взгляд на его лицо с покрасневшими глазами, она поставила на тумбочку полупустую чашку и свернулась клубочком под одеялом. Труднее всего оказалось закрыть глаза – она ощущала себя голой, несмотря на теплую пижаму и плотное стеганое одеяло. Она чувствовала, что незнакомец смотрит на нее – временами казалось, что она даже слышит его дыхание на своем лице. В такие моменты ей стоило немалого усилия воли, чтобы не вскочить с криком. Но что-то останавливало – кто знает, как поведет себя этот загадочный тип, если ему сопротивляться? Комплекция у него посолиднее будет, и даже одной рукой он легко справится с субтильной девчонкой. 

Представлять возможные варианты развязки не хотелось, и она сосредоточилась на более позитивных мыслях. Итак, он принес чай. Чай совершенно нормальный, вкусный. Чай из ее любимой кружки с котиками. Кстати, как он узнал?.. Кружка стоит на кухне в шкафчике рядом с десятком других кружек, но он выбрал именно эту. Случайность?.. 

В памяти сразу всплыл сон – парень во сне выглядел точь-в-точь как этот странный незнакомец, сидящий сейчас на пороге комнаты. И в целом сон был уж очень связным и гладеньким – как написанная (или рассказанная кем-то?) история. Недоставало лишь некоторых моментов – или они не запомнились?..

Погруженная в эти размышления, она не заметила, как вновь провалилась в сон. 

Она не видела – да и не могла видеть, как незнакомец, сидевший на пороге ее спальни, тоже закрыл глаза. Его руки, накрепко сцепившиеся пальцами, казалось, уже ничто не сможет разнять. Но, несмотря на закрытые глаза, на его лице явственно читалась отчетливая работа мысли. Его веки, тонкие, с синими прожилками сосудов, казалось, были всего лишь занавесом, под которым непрестанно бегали взад-вперед беспокойные глаза. Его пальцы стали единым целым, и все тело превратилось в слитный конгломерат эмоций и чувств, непостижимый, не доступный ничьему взгляду и пониманию. Да это и не нужно было — никто не мог увидеть его в эту минуту, никто не мог проникнуть в его мысли, в его душу, в саму его суть, в то время как он с легкостью считывал все эмоции спящей девушки, вплоть до мельчайших проявлений, не доступных ни собеседнику, ни кому-либо другому.

Он ощущал, как его воспоминания входят в контакт с ее воспоминаниями, с тем, что она так упорно пыталась успокоить в себе в последние несколько часов, с тем, чему не мог помочь ни фруктовый чай, ни валерьянка, ни даже самое сильное успокоительное – сон. Его глазные яблоки под тонкими голубоватыми веками беспокойно метались, пытаясь поспеть за лихорадочной чередой воспоминаний, каждое неуловимое мгновение которых было проникнуто страхом, болью, ожиданием, надеждой и тоской – одновременно. Еще ни разу на него не обрушивалась настолько сильная волна эмоций – он не мог вспомнить, когда хоть раз с ним происходило что-либо подобное. Больше всего это было похоже не алкогольное опьянение – время от времени он позволял себе бутылочку-другую хорошего вина, и это, пожалуй, составляло все его развлечение в последние несколько лет. 

Кое-как отогнав от себя чужие эмоции, чужие чувства и посторонние переживания, он смог вычленить главную мысль.

Итак, он НЕ ОШИБСЯ.

Он действительно верно определил, что единственные темные окна в доме были окнами той квартиры, из которой в него стреляли. И дело было даже не в том, что он сумел вычислить траекторию пули. Все дело было в том, что он ХОТЕЛ вычислить эту траекторию и найти эту квартиру. Эту самую.

Он не знал, что еще может угрожать ему. Он не отдавал себе отчета в том, сможет ли легко открыть замок. Он просто знал, что хочет войти. И этого ему было достаточно.

И он вошел. Но прежде, чем войти, он впустил в ее сон череду быстрых образов, каждый из которых нес в себе сотню снов и миллионы мгновений. И сейчас он сделал то же самое, восполняя недостающие моменты ее прошлого сна, устраняя пробелы, словно собирая конструктор – деталь к детали, выступ в выемку.

И она увидела.

Она увидела, как его собранный из сложнейших схем и датчиков палец потянулся к разъему прожектора. Как он  вздрагивал, пропуская через себя слабый ток электричества. Как вспыхивали перед его глазами разноцветные круги. Как, повинуясь неведомой силе предчувствия, он встал – и как электронный протез, первый его опыт, прострелила пуля из снайперской винтовки Scout калибра .308 Win. Как по всему телу проскочил подобный молнии разряд, как он пошатнулся, как упал, как обожгло лицо снегом, как он полз, превозмогая боль в руке, как прижимался к холодному металлу решетчатой площадки посреди семи ветров, как перевязывал оплавленные контакты и искореженные сочленения  — чтобы не увидела, чтобы раньше времени не догадалась… 

Как он шел, шаг за шагом, к дверям подъезда, как был на «ты» с простейшим замком домофона, как ощущал каждое веяние ветра на своей продрогшей коже, как мечты о горячем чае заслонялись в его воспаленном мозгу мыслями о новом препятствии… Как он просто и элегантно обошелся с замком на входной двери, вырубив всю структуру сложной электронной сети, и тут же промелькнули десятки и сотни часов, проведенных за изучением самой разнообразной техники – начиная от старых магнитофонов и заканчивая ультрасовременными компьютерами. 

Наставало время объяснить ей последние детали. Вряд ли она оценит и вообще поймет их – он и не надеялся на это. Она – та, которая по необъяснимой причине пыталась убить его – должна была стать единственной, кто будет посвящен в его план полностью. Совершенно посторонний человек, не доверяющий ему, враждебный ему, чужой ему – она должна была стать свидетельницей раскрытия его замысла. Был ли этот замысел так грандиозен? Он не задумывался об этом. Для него он был смыслом жизни – этого ему было достаточно. О других смыслах других жизней он старался не размышлять. К чему ли?.. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на бессмысленные вещи.

Воспоминание пришло неожиданно и не к месту. Вечность назад – работа по ночам, тяжелые коробки, пропахший хлоркой и мышами супермаркет. Бессонные сутки, учеба, для которой чудом находилось время. Порой он засыпал прямо по дороге домой. Его жизнь была убогой по всем мыслимым параметрам и общественным стандартам, но он все же находил в ней приятные моменты. Не видел ли он тогда в ней больше смысла, чем сейчас?..

Он на мгновение открыл глаза и увидел, как девушка беспокойно заворочалась. Лежа под теплым одеялом, завернутая, закутанная в разноцветье мягких лоскутов, она походила на зверька, свившего себе уютное гнездышко. Выбираться из этого гнездышка зверьку явно не хотелось – мир вокруг был слишком непонятным и непредсказуемым… Он поспешил закрыть глаза, видя, как начинают подрагивать ее веки. 

Ее мир был теплым и уютным – сейчас, в эту минуту, и он пожалел, что вторгается в него со своими эмоциями. Он пожалел и о том, что ей придется увидеть – но наряду с сожалением в нем жила радость от того, что она узнает. От того, что он наконец-то обо всем расскажет. От того, какое освобождение он почувствует…

---

[1] Здесь и далее в качестве первой части подзаголовков используются коды состояния HTTP класса 1хх (информационные). 100 Continue – продолжить. Сервер удовлетворен начальными сведениями о запросе, клиент может продолжать пересылать заголовки. В качестве второй части подзаголовков используются термины, применяемые в работе с искусственными нейронными сетями. Обучающий вектор – единичная запись в файле данных, готовом к подаче на вход нейронной сети.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: