Глава 20

Потратив на сборы чуть больше времени, чем хотелось бы, Ингер вышел из трактира в сырой и серый день. Город окутывал туман, в котором тонули дома. Набросив поверх роскошного одеяния поношенный плащ, охотник оседлал Ромке и не торопясь двинулся ко дворцу герцога.

Проникнуть внутрь оказалось относительно просто. К воротам то и дело подъезжали пышно украшенные кареты – прибывали первые гости на бал. Стража у дворцовой стены отказалась впустить незнакомого человека, однако серебряная монета, исчезнув в лапище охранника, сделала его чуть более сговорчивым.

В бальных залах яблоку было негде упасть. Ловя своё отражение в полированных колоннах, охотник замечал, как оборачиваются придворные дамы, скрывая веерами лица. Их можно было понять. Большинству дворцовых кавалеров недоставало либо стати, либо элементарного вкуса – огороженные слугами от любых рисков, с детства лелеемые и откармливаемые, к двадцати годам кавалеры отращивали солидные животы, безуспешно маскируя их разукрашенными одеждами. Их толстые щёки лоснились сквозь белую пудру, а напомаженные парики по пышности не уступали дамским причёскам. Среди цветисто разодетых, пухлых, рафинированных носителей титулов фигура охотника в неброском, но элегантном наряде парадоксально выделялась. Его обветренное лицо, хранящее на себе следы битв и солнечных лучей, оставалось единственным, не укрытым плотной маской из белил и румян, и эта открытость притягивала дам – но, будучи скованными негласными правилами, они лишь кокетливо глядели из-под вееров.

А Ингер не спешил. Прохаживаясь среди гостей с кубком отменного вина, он внимательно наблюдал за ними, слушая неторопливую мелодию оркестра и вглядываясь в танцующие пары. Мелькало золото и кружева, взмётывались юбки, и слух ловил то смех, то обрывки светской беседы.

– Знаете ли вы последние слухи о невесте герцога? Говорят, их брак устроен господином Лодовико…

– Ах, дорогая, шелка нынче не в почёте…

– Нет, после того, как его виноградники погибли, он совсем потерял голову…

Не то. Всё не то. Словесный мусор, чушь, заполняющая головы от последней степени скуки… Охотник коснулся рукояти кинжала под дублетом. Если ведьма появится именно здесь – то, бесспорно, узнает его среди десятков прибывших на бал. Ингер ещё раз оглядел танцующих и поправил веточку дикой розы, что украшала шнуровку дублета на груди. Десятки пар кокетливых женских глазок пожирали его фигуру, но, как только взгляд охотника устремился к ним, шарахнулись испуганными мышами.

Все – кроме одной.

Льдисто-серые глаза внимательно наблюдали за Ингером поверх изящного веера. В высокой, украшенной жемчугом причёске незнакомки, казалось, сияло червонное золото – но, лишь когда охотник приблизился, стала очевидной чернь воронова крыла, что изящно сплеталась в её прядях с желтизной цвета спелой пшеницы.

Отбросив последние сомнения, Ингер ускорил шаг, будто опасаясь, что его цель исчезнет так же внезапно, как и появилась. Но незнакомка продолжала стоять, в упор глядя на него. В расшитом серебром корсаже и пышном платье, открывающем плечи, она была обнажена гораздо более того, чем позволяли приличия. И гораздо более мрачна, чем то предполагал праздник – траурно-чёрный цвет платья оттенял бледность девичьей кожи, что так отвратительно походила на белёсый окрас лица ночной твари.

Её лоб перехватывал тонкий обруч тусклого металла, а на шее, над глубоким декольте, едва не открывающем крохотную ложбинку меж упругих небольших грудей, висел амулет. Ровный, полированный, будто морская галька, квадратик чёрного камня, словно бы сплавленный с загнутым фрагментом желтоватой кости. Сквозь кость был продет плетёный шнурок.

– Логово змей и царей[1], – произнёс Ингер, подходя вплотную, – но я бы добавил – цариц.

– Я знала, что ты найдёшь меня, – Ли улыбнулась ему, не разжимая губ, – и не сомневалась, что отыщу тебя среди этих петухов. Ты всегда отличался отменным вкусом.

– Моё «всегда» для тебя едва ли длится день, – не спуская глаз с ведьмы, охотник отставил кубок и подал ей руку, обтянутую белой перчаткой, – но я приглашаю тебя потанцевать со мной.

– Ты превосходен в своей роли, – отозвалась Ли. Её узкая ладонь легла в ладонь Ингера, и охотник повёл ведьму в конец зала, где выстраивались для танца новые пары.

От неё пахло мёдом и цветами. Но этот запах не пробуждал тепло, не успокаивал и не ласкал, вызывая лишь смутное чувство тревоги. Будто и не цветами пахло вовсе, а настоем ведовских трав на змеином яде.

Оркестр заиграл медленную, напевную мелодию. Под пронзительное соло флейты Ингер медленно увлёк партнёршу на первый круг бассаданса, не отрывая взгляда от её амулета. Бледно-жёлтая «кость», гладкая и, видимо, почти невесомая, так напоминала ему таинственную находку на месте пропавших домов.

– Скажи мне, как долго ты здесь?

Внезапный вопрос ведьмы, такой простой, поставил Ингера в тупик. Как долго он здесь?.. Ещё три луны назад охотник был уверен, что всю жизнь. Но теперь всё изменилось.

– Достаточно, чтобы освоиться, – слова сами слетели с губ, – а как насчёт тебя?

– Как видишь, я вполне справляюсь, – Ли слегка отвела рукой легчайший кисейный шлейф, тянущийся за её платьем, – мы оба приспособились к местным дикарским нравам. Подумать только, переместиться на сотни лет назад! Скажу тебе, Джи, эта страна, эта эпоха – чудовищны, но здесь гораздо проще найти пищу.

Акцент на последнем слове не ускользнул от слуха охотника.

– Почему ты зовёшь меня Джи? – спросил он.

– А разве не это твоё настоящее имя? – ему показалось, или в голосе ведьмы он уловил оскорблённые нотки? – Ты же сам представился мне так. Неужто забыл?

Ли покачала головой, и пара тоненьких прядей упала ей на лоб.

– Как легко ты всё забываешь. А я до сих пор помню каждую секунду. Тот вечер в баре…

– Как ты попала сюда? – перебил её Ингер.

– Полагаю, так же, как и ты, – спокойно ответила ведьма, – грохот, вспышка – я думала, нам конец. Странно, что мы с тобой оказались в разном времени, ведь в момент перемещения находились совсем рядом. Полагаю…

– Помолчи, – зло бросил Ингер.

В его голове всё смешалось, и он не сразу заметил, что ведёт свою партнёршу куда быстрее, чем того требовал неспешный торжественный ритм бассаданса. Едва не наступив на подол впереди идущей дамы, охотник замедлил шаги. Ведьма рядом с ним изящно приподнимала свой шлейф.

Ингер смотрел на неё – на её точёное тело, на аккуратный профиль с приподнятым носом, на, быть может, чересчур фривольное, но явно сшитое по моде платье. Она не отпиралась и не отступалась, едва ли не с радостью признав себя повинной в убийствах. Но стоит ли верить колдунье? Особенно если та утверждает, что прибыла сюда из иных времён, ни обличьем, ни делом этого не доказывая. Более того – если она утверждает, что он прибыл вместе с нею, а, значит, хотя бы половина из её слов – заведомая ложь.

И всё же какой-то червячок продолжал грызть его. Что, если допустить, будто слова ведьмы правдивы? Ведь, если так, то он и впрямь – дитя иного времени. Но не будущего, как утверждает лукавая колдунья, а прошлого. И его память отчего-то стёрла многие года, оставив лишь жалкие разрозненные клочья, которые являются ему в видениях.

Но представить это было невозможно, поверить в такое – тем более. Он слышал, и не раз, хвастливые заверения шарлатанов и отступников всех мастей, утверждающих, будто умеют прыгать сквозь время. Они замолкали, стоило ему отвести их в местечко для приватной беседы. Конечно, после долгих уговоров у каждого из них развязывался язык, но всё ими сказанное после не стоило принимать на веру. Единственным, в чём сходились их показания, было утверждение, что без помощи Нечистого сквозь время не прыгнешь.

…Всякое чудо, не идущее от бога, есть зло…

Мягкие напевы флейты звучали в ушах Ингера адскими литаврами.

Лжёшь ты или нет, ведьма, убийца, всё твоё – от Дьявола.

Должно быть, на его лице отразилось что-то – он увидел, как ведьма слегка развернулась, и её холодная ладонь коснулась его щеки.

– Сколько же ты пробыл здесь, – Ли внимательно посмотрела на него, – совсем дикарь… Хотя твои изящные манеры до сих пор при тебе.

– Чума, – бросил Ингер, внимательно глядя в лицо партнёрши, – чума прокатилась по городу. До сих пор многие жители Милана скорбят о своих погибших. Ты причастна к этому жуткому мору?

Обнажённое предплечье Ли едва заметно вздрогнуло под рукой охотника, зашуршала кисея.

– Нет. Я прибыла сюда совсем недавно…

Небольшая запинка перед словом «сюда».

– В Милан? – перебил ведьму охотник.

– В Милане я всего несколько дней, – Ли покорно позволила увлечь себя в новый круг танца, – я имею в виду прибытие в… эту страну.

– Где же ты находилась раньше?

– Здесь, – уголки чувственных губ слегка приподнялись.

Нет, всё же природа любой ведьмы лжива, и верить ей – дело последнее. Ли явно играла с ним, и ей нравилось запутывать охотника.

Ингер стиснул зубы. Твоё счастье, что вокруг нас столько невинного люда…

– Зачем ты убила служанку?

Вопрос прозвучал чуть резче и громче, чем хотелось бы – охотник скривился, заметив, как вздрогнула впереди идущая пара.

– Я же сказала, – спокойно ответила Ли, – пища.

– Ты утверждаешь, что мы с тобой схожи, – эти слова дались охотнику с трудом, – но я не нуждаюсь в такой… пище.

– Нет?.. – казалось, ведьма ошарашена, – но раньше ты…

– Ты лжёшь! – прошипел Ингер ей в ухо, – зачем ты убила инквизитора Вальдуина?

– Кого? – глаза ведьмы округлились.

– И тварь, что следила за мной до Гейдельберга – ты связана с ним? Ты была его сообщницей, когда он убил Пальдеварта?

– Да о чём ты говоришь?! – гладкий лоб ведьмы под диадемой прочертила резкая складка.

– Не лги мне! – Ингер сжал руку ведьмы, делая быстрое па, будто бы для полупоклона своей даме – и, оказавшись на миг перед ней, сменил позицию, перестроившись вправо. Ли, следуя правилам танца, была вынуждена подать ему другую руку – и её лицо исказилось, когда Ингер железной хваткой сдавил хрупкое предплечье колдуньи.

– Я выведу тебя на чистую воду, – взгляд Ингера упёрся в ледяные глаза Ли.

– Я говорю только правду, – ведьма отвернулась, надменно приподняв подбородок, – и, признаться, думала, что ты будешь рад меня встретить.

Ли поднесла руку к груди, и амулет на её шее блеснул, отражая огни многочисленных свечей.

– Что это? – нарушая все правила бассаданса, Ингер отступил на шаг, рассматривая украшение.

– Всего лишь время, – пожала плечами Ли, – часы. Ты ведь сам подарил их мне.

Ингер, не обращая внимания на недовольство позади идущих пар, вынул из-за пазухи обломки «кости». Повинуясь внезапному порыву, он соединил обломки и приложил их к краю чёрного камня. «Кость» идеально подошла к амулету, образовав на другой его стороне такой же выступ, как и тот, сквозь который был пропущен шнурок.

– Браслет разбился, когда меня вышвырнуло сюда, – просто сказала Ли.

Так, значит, она не отступится, настаивая на собственной лжи.

– Оставь ты записку на пару дней раньше… – проговорил охотник.

Ли изогнула тонкую бровь.

– Невинная душа спаслась бы.

– Что мне с того, – равнодушно выговорила ведьма. – Они – пища. Она спаслась бы – я бы погибла. Ты этого хочешь? Моей смерти?

Ингер не ответил.

Эта девушка может быть кем угодно – колдуньей, «ночной тварью», да хоть сестрой Сатаны, что скачет сквозь время, скрывая под юбкой козлиные копыта.

И он может быть кем угодно – заблудшей душою, что подвержена дьявольским козням; чуждым, отрезанным ломтём, не помнящим своего родства. Но им не по пути. Не может идти с ним об руку та, что, не колеблясь, убивает – не ради защиты, не во имя веры, нет. Лишь ради собственного выживания.

И, значит, пришло время ведьме заплатить за гибель невинных душ.

Пронзительно заныла флейта, застывая на верхних нотах. Бассаданс окончился, и Ингер отпустил руку Ли.

– Нам с тобой нужно поговорить, – произнёс он еле слышно, отвешивая партнёрше учтивый поклон, – наедине.

***

Покинув душную, пропитанную ароматами духов и пота, залу, Ингер и Ли окунулись в хитросплетения дворцовых коридоров. Охотник вёл ведьму за собой, а она обворожительно улыбалась встречным. Но встречных становилось всё меньше – охотник и Ли уходили в ту часть дворца, куда не добрался праздник. Тут и там в стенах зияли пробоины, ещё не заложенные камнем – следы буйства толпы, некогда бесновавшейся здесь после провозглашения Золотой Амброзианской Республики[2].

Они миновали анфиладу полузаброшенных комнат, где единственным светом были лунные лучи, сочившиеся сквозь окна, и бывший инквизитор вывел ведьму к узкой лестнице, скрытой внутри башни.

– Полагаю, здесь нам не помешают, и дворцовая стража не заглянет сюда, – охотник жестом указал на подъём.

Подобрав подол платья, ведьма осторожно стала взбираться по крутым ступеням. Ингер двинулся следом. Его сердце, казалось, бьётся в самих узких стенах башни.

Лестница окончилась на круглой площадке, окаймлённой каменными зубцами. Вокруг простирался город, залитый светом луны, испещрённый мерцанием костров. Ветерок доносил весёлые выкрики – горожане праздновали, на время забыв о недавних потерях.

Амулет на шее ведьмы снова блеснул, отбросив блик на её бледное лицо.

– Я ношу часы как память, – сказала Ли, отворачиваясь и подходя к краю площадки, – батарея разрядилась, но… Они напоминают о моём времени.

– Докажи мне, что не убивала инквизиторов, – Ингер старался не придавать значения её словам. Нечестивая пытается запутать его? Что ж, прекрасно! Посмотрим, кто кого… – Докажи, и я сохраню тебе жизнь.

– Ради всех богов, Джи! – ведьма повернулась, её шлейф взметнулся лёгким туманом, – мы одни здесь. Сбрось свою маску. Поговори со мной – так, как раньше…

Мелкий туман оседал на коже противными каплями. Ингер видел, как дрожит ведьма в своём тоненьком платье. Под пергаментной кожей проступили голубоватые линии.

– К чему весь этот маскарад?.. – голос ведьмы звучал почти жалобно. – Неужели ты и впрямь не понял, что произошло? Или пробыл здесь намного дольше меня, забыв всё, что было?.. Ведь ты задал мне неправильный вопрос, Джи. Не «где», а «когда» я была до недавних пор. Координаты совпадают с точностью до секунды, но время… Когда взлетел на воздух реактор «Аргуса», меня выбросило сюда. Оказаться за сотни веков назад, в варварской эпохе… Должно быть, энергия взрыва была так велика, что пробила не пространство, а время – я не знаю. Я не по этой части. Злая шутка судьбы – текущий год ведь тоже високосный. Как и тот, из которого прибыла я… мы. Чёртов Тесла, и эта его девчонка – уверена, это их проделки. Он всегда говорил – ему в високосный год везёт. Но теперь уж не узнать…

Ли гордо вскинула голову.

– Я не произнесла ни слова лжи. И оставалась преданной тебе, как и раньше – как многие века до этого момента. Прошу тебя, пойдём со мной – я готова доказать свою правоту. Я покажу тебе то, что вместе со мной перенеслось сюда – кое-что ещё работает, в отличие от часов…

– Ты стараешься воззвать к моей жалости, но у меня её больше нет. Дьявол ведёт твой язык, и он же направляет твою руку, – Ингер поднял голову, и ведьма под его взглядом застыла, словно бабочка в сетях паука. С лёгким щелчком в ладони охотника возник кинжал. – А моя рука не дрогнет.

Ведьма попятилась.

– Джи, ты…

Подняв руку к амулету, ведьма вдруг резко дёрнула запястьем. Острый край обломанного браслета вспорол кожу. Ли вытянула руку вперёд.

– Ну же, – на тонкой коже выступили рубиновые бусины, – убедись в моей правоте. Всего одна капля – вкуси её, и ты поймёшь, что я не лгала!

Проклятая пытается совратить его – заставить испробовать свою нечистую кровь… В голове зашумело.

– Что же ты медлишь? Не в первый же раз!..

– Нет, – Ингер сделал шаг к колдунье, занося кинжал. – Ни слова больше.

Ли медленно подняла голову, в её глазах, смотревших исподлобья, собиралась сама тьма.

Клинок вошёл в грудь охотника. Кривое волнистое лезвие пробило дублет, когда Ли, выхватив кинжал из-за корсажа, с неожиданной силой и яростью нанесла удар.

Ингер замер, ошеломлённый – столь резкой переменой, силой атаки, но более всего – безграничной злостью, застывшей на лице колдуньи. Злостью, искажающая маска которой не смогла удержать слёз.

Если бы ей было куда отступать, ведьма отшатнулась бы. Но, прижатая к парапету, она лишь всё дальше клонилась назад, перегибаясь через влажные от тумана каменные зубцы.

Кожу на груди жгло. Сжав рукоять кинжала, охотник выдернул его и сбросил дублет, проклиная шнуровку. Из-за пазухи выпала книга. Отточенный кончик криса[3] пробил тонкие деревянные дощечки, служившие обложкой, разрезал листы, но оставил лишь царапину под распоротой блузой.

С металлическим звоном клинок полетел к ногам ведьмы. Она выпрямилась, и бывший инквизитор не сумел сдержать противной дрожи. Куда девалась былая красота! Перед охотником стояло чудовище – полные черноты глаза, заострённые длинные зубы в провале влажного рта. Расшитое платье и диадема смотрелись чужими на теле монстра.

– Подбери своё подлое оружие, – приказал Ингер, – если желаешь убить меня – сражайся, как подобает.

– Ты будешь драться со мной? – тихо спросила Ли.

– Я убью тебя, – охотник отбросил в сторону книгу, – так, как убиваю любое отродье Тьмы.

***

Одним неуловимым жестом ведьма подхватила кинжал – казалось, он сам метнулся ей в руку. По узорному лезвию криса пробегали сполохи лунного света, сплетая причудливый рисунок. Кинжал застыл продолжением руки ведьмы, его остриё хищно блеснуло, будто высматривая цель. Сдёрнув кисейный шлейф, ведьма замерла в боевой стойке. Её глаза, налившись странным блеском, показались охотнику бездонными – ему предстоял бой с противником, перед которым поблёкнут и безумства деревенских колдунов, и подлые приёмы воинов священной инквизиции.

В нескольких шагах от неё и лицом к ней, Ингер оставался неподвижен, словно отлитый из той же стали, что и его кинжал в правой руке – и лишь ветер трепал разорванную блузу, развевал непослушные волосы, отбрасывал, пытаясь сорвать, неуместные кружева на манжетах перчаток.

Словно дикая кошка, ведьма изогнулась, готовая броситься, и резкий выпад сократил расстояние между ними. Клинки столкнулись со звоном. Удар – блок, ещё выпад – и снова блок. Ведьма нападала с холодной яростью, и ритуальный кинжал танцевал в её ладонях. Угол атаки менялся с каждым мгновением, непредсказуемо и страшно, удары следовали один за другим – и каждый из них был бы последним для неискушённого воина. Но с каждым ударом лишь всё отчётливее рисовалась на лице Ингера насмешка. Он узнавал в стиле боя ведьмы свой собственный стиль. Каждый выпад и каждый блок были отражением его собственных.

– Ничего удивительного, – обворожительно улыбнулась колдунья, словно прочтя его мысли, – ведь ты же сам учил меня. Вернее, будешь…

И, не успев окончить фразы, ударила с силой, снизу вверх, наискось – и удар был бы смертелен, если бы Ингер не отклонился. Каблуки сапог заскользили по влажным камням, и охотник упал на спину. Клинок ведьмы прошёл по касательной, лишь зацепив блузу и оставив на груди длинный алый росчерк. Веточка дикой розы, распавшись на две половинки, рассыпала по кладке нежные лепестки. С торжествующим выкриком ведьма прыгнула, занося над головой руку со смертоносным клинком. Взметнувшись, затрепетал подол её платья, блеснули капли, сорвавшиеся с висков.

Ингер перекатился на бок, уходя из-под удара, и в следующий миг крис выбил сноп искр из каменной кладки там, где только что лежал охотник. Вскочив на ноги, Ингер выставил вперёд руку, принимая на клинок серию коротких, быстрых и точных выпадов. Ни один из них не достиг цели. Но всё быстрее и яростнее нападала ведьма, движения её кинжала слились в одно сверкающее колесо. Несколько секущих ударов – и крис полоснул по запястью охотника, брызнув алым дождём. Ингер крутанулся, ставя блок, и левой рукой наотмашь ударил колдунью, отбрасывая прочь. Он выиграл несколько мгновений. Блуза слетела с плеч, одно движение – и тонкий атлас обмотан вокруг запястья, а в следующий миг крис рассёк лишь ткань, пройдя по касательной. Из горла ведьмы вырвался крик, и её искажённое лицо, потемневшее, страшное, оказалось совсем рядом.

Снова удар – и охотнику пришлось отступить. Ведьма теснила его к краю площадки. Ещё выпад – и кончик клинка задел скулу охотника, оставив на ней тонкий прочерк, будто отметину.

– Я не убивала инквизиторов, – произнесла Ли, отступив на шаг, – но доказательством этого служит лишь моё слово. Я полагала, что ты поверишь мне. Или вы здесь верите только тем, кто признаёт свою вину?

Это «вы» не ускользнуло от слуха Ингера.

– Я не могу поверить ночному отродью, – твёрдо ответил охотник, – кем бы оно ни звалось, видит бог, не могу.

– Ваш бог ничего не видит, – усмехнулась Ли, – как и ты.

Её узкий язычок лизнул окровавленное лезвие криса, наконец-то вкусившего крови бывшего инквизитора. Бледные губы Ли окрасились алым. Медленно, словно не понимая, что происходит, ведьма провела языком по верхней губе.

– Не может того быть… – растерянно шепнула колдунья, опуская кинжал.

Она выпрямилась, стоя перед охотником – полуобнажённая и страшная своей неведомой силой. Лунный свет тонул в её бездонных чёрных глазах. Подол платья развевал ветер, беспощадно хлестал голые плечи, запутывал двухцветные волосы, схваченные обручем на лбу.

– Я ошиблась… – проговорила Ли, запрокинув голову и глядя в низкое серое небо, – и до того, и поныне – я здесь одна…

Ингер поднял руку и ладонью в перчатке отёр кровь с лица.

– Ты не вернёшь меня обратно, – горько продолжала Ли, – не скажешь и слова в защиту. И не отпустишь.

– Вот в этом ты права.

Неуловимое движение кисти – и клинок Ингера пробил оборону ведьмы, нанося рубящий удар по руке, по сжимающим крис пальцам. Ни звука не раздалось в ответ, лишь упрямо сжались губы колдуньи. И зазвучал её смех.

Фаланги окровавленных пальцев мелькнули, целя по глазам, но длинные когти Ли лишь зацепили ресницы. И, прежде чем Ингер успел повернуться, крис рассёк воздух и… застыл, сжатый пальцами в туго обтянувшей их белой перчатке.

Ведьма попятилась – в её глазах промелькнул страх, но всего на миг – и снова лезвие будто ожило, впиваясь в охватившие его пальцы. Но лишь скрип был ответом на молчаливую ведьмину ярость, и насмешливая улыбка, будто сойдя с лица колдуньи, застыла на губах охотника. Задрожала пята клинка, заплясал в воздухе заострённый шип на её конце, кромсая в лохмотья перчатку на тыльной стороне кисти Ингера. Слетела пылью изрезанная белая ткань, обнажив металл.

Медленно-медленно ведьма подавалась назад, теснимая напором охотника.

– Убьёшь меня – и всё изменится! – выкрикнула она.

– Всё останется как прежде, – спокойно ответил Ингер, – ты всего лишь алчущая крови тварь.

Он резко разжал пальцы, выпуская крис, и ведьма лишилась равновесия, оступилась. Кинжал охотника пронзил обнажённое плечо, и жутким диссонансом вновь зазвучал смех Ли, оборвавшийся, когда второй удар отшвырнул её к самому краю башни.

Крис взметнулся, но подошва сапога припечатала хрупкое запястье к земле.

Бесстрастный лунный свет озарял корчащуюся на земле девушку. В ней ничего не осталось от чудовища. В глазах угасало чёрное пламя, сжимаясь до размера зрачков.

Ингер склонился над ведьмой. На его лице свежий алый рубец пересекал давно зажившие шрамы.

– Ради чего ты упорствовала? Неужто твои заблуждения стоят дороже твоей жизни?

Ведьма качнула головой. Кровь струилась по её плечу, стекала на грудь, орошала каменную кладку башни.

– О нет… Дороже моей жизни стоит правда, которую ты для себя вот-вот откроешь.

– Я должен прикончить тебя, – произнёс охотник, – это мой долг.

Он повторялся. Произносил правильные, но отчего-то бесполезные слова – не замечая боли, не чувствуя, как впиваются в запястье ремни протеза, как скользит в мокрой от крови ладони рукоять кинжала. Почему ведьма сдалась? Почему перестала сражаться всерьёз, зачем позволила ему одержать верх? Она была сильна, вне всяческих сомнений, и исход битвы не был предрешён – пока она не выбрала исхода.

– Сделай милость, – хрипло рассмеялась Ли, – что ждёт меня… в вашей эпохе?.. Удел отродья, что таится, жаждая прожить ещё хоть день…

Она умолкла, когда охотник опустился перед ней на колени.

– Вы, твари, силою Дьявола можете что-то о нас узнавать, – Ингер говорил сбивчиво. Мысли путались. Тот пьянчуга с постоялого двора, слизнувший каплю его крови, узнал что-то о нём – узнал, куда направляется охотник и двинулся следом. И Ли, такое же ночное отродье, как и тот забулдыга, тоже узнала что-то… что-то, что заставило её прекратить борьбу.

– Я сожалею, что не способен сделать так же. Скажи мне напоследок – что ты узнала обо мне?

– Лишь то, что ты… ты ещё не… – прошептала Ли, – тебе только предстоит пройти свой путь… до нашей встречи.

– Скажи мне, кто я?

– Я… не знаю.

– Лжёшь!

– Ты говоришь … с ночным отродьем, – ведьма улыбнулась, – так стоит ли верить ему?..

– Если что-то знаешь, отвечай, – охотник стиснул зубы.

– Где же она… твоя праведность? – Ли хрипло засмеялась. – Я ничего не знаю! Давай, бей!.. Ты знаешь, куда и как… чтобы я больше не поднялась!..

Амулет на груди колдуньи разлетелся стеклянными брызгами.

С осколков ведьминых часов сбегали кровавые реки. Её время истекало, струилось сквозь рану в груди, оставленную кинжалом охотника. Ветер налетал всё чаще, дождь бил по глазам, но Ингер не отводил взгляда от распростёртой перед ним фигуры.

Там, в глубине страшной раны, искрило белыми сполохами – будто разом зажигались и гасли десятки крохотных огней. Будто пылал вместо сердца в груди колдуньи невозможный очаг, разожжённый дьявольской силою. И он угасал, остановленный ударом кинжала.

Он снова взглянул на ведьму.

Перед глазами вставали сотни других лиц, вертясь бесконечным хороводом – юные и увядшие, прекрасные и обыденные. Крестьянки в рубищах и царственные жёны в тогах, измождённые холодом северянки и тёмные от солнца жрицы Та-кемета[4], загадочные вайшьи и смешливые, наивные дочери Страны Восходящего Солнца – и древние матери в шкурах, с руками, чёрными от золы и крови, те женщины, с которых восхищённые мужи лепили первые грубые фигурки Богинь.

И все они были мертвы.

Он пережил их всех, всех до единой. Он пережил их на сотни и тысячи лет – много больше, чем дано вынести человеку. И он не вынес. Он сбросил с себя этот жуткий груз памяти о бесконечных утратах, похоронил свою суть в миллионах могил, разбросанных по миру. Но что-то человеческое, чему не дано выветриться ни годами, ни болью, раз за разом пробуждало в нём тепло – и он любил, как в первый раз, горячо и нежно, пылко и пламенно – до следующей утраты, до следующей своей маленькой смерти…

Лик ведьмы расплылся перед затуманенными глазами. Видение исчезло, но боль осталась.

Его богини умирали, одна за другой. Умирала Ли, отдав свою жизнь за то, чтобы он поверил.

– Ли… Скажи, кем мне суждено стать?..

Вспыхивали молнии, будто в такт мерцанию гаснущих белых огоньков в её груди, и в этом неестественном свечении лицо девушки казалось мраморным.

– Тебя… назовут… монстром… – бледные губы сложились в кривую улыбку.

– Почему? Ли… Ли, кто назовёт меня монстром?

– А я приду… охотиться на тебя.

– Как, Ли? Скажи мне, как и… – Ингер зажмурился, – и когда?..

Сухое потрескивание стало ему ответом. И, когда Ингер открыл глаза, ведьма, замерев навсегда, смотрела в бесконечность.

---

[1] Аллюзия на герб династии Сфорца, правившей Миланом в XV веке – на гербе изображены два змея-бисциона и два орла, головы животных увенчаны коронами.

[2] Амброзианская республика, Золотая Амброзианская республика — средневековое государственное образование с центром в Милане (1447-1450 гг.).

[3] Яванский ритуальный кинжал с асимметрично изогнутым, волнистым клинком.

[4] Самоназвание Древнего Египта.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: