Глава 30

Холод, терзавший охотника в начале его пребывания в узилище, теперь обернулся союзником. Несмотря на накатывающую слабость – во рту не было ни крошки уже который день – разум Ингера оставался ясным. Времени у охотника почти не оставалось. Фактически передача признанного виновным в руки светской власти означала просто лицемерную формулировку смертного приговора. Он сам выносил такие приговоры множество раз.

Где-то рядом с потолка мерно капало. Дыша пересохшим ртом, Ингер внимательно прислушивался. Казалось, капли ударяются едва ли не в шлем, и стоит повернуть голову – можно будет ощутить кожей холодные брызги.

Вслушиваясь в монотонный перестук капель, охотник в который раз опробовал на прочность путы на руках, до боли напрягая мускулы. Бесполезно.

Жажда вновь давала о себе знать, затуманивая разум. Ингер перекатился на бок, потом на живот и на другой бок, но так и не почувствовал на незакрытом участке лица желанной влаги.

Он лежал в полной тишине, слушая стук недосягаемой воды. И сквозь мерное капанье отчётливо прозвучали такие же ровные, размеренные шаги.

Охотник подобрался, но пришедший, лязгнув замком камеры, не торопился. Он остановился совсем рядом – Ингер различил чёткий стук подошв о камень пола. От напряжения тело начало мелко трястись.

– Я бы охотно поверил, что ты дрожишь от страха, – в голосе пришедшего звучала усмешка, – но, увы, не всем нашим чаяниям суждено сбываться.

Холод, жажда и ужасы последних дней играли с охотником злую шутку – иначе нельзя было объяснить невозможность этого голоса. Ингер замер, подавляя дрожь.

– Думаешь, эта варварская вещица, что надета на твою голову, искажает для тебя звучание моих слов? – гость рассмеялся, – нет, нет и нет. Ты просто не желаешь признавать очевидного. И в этом ты так же слеп, как и те, против кого идёшь.

– Я видел, как тебя сожгли, – Ингер приподнялся, несколько это позволяла короткая цепь шлема, – от тела всадника и лошади остались только пятна сажи…

– Ну, разумеется. А ещё ты видел мёртвым этого заморыша, которого по недоразумению величают инквизитором. И вот он вдруг перед тобой, живой и бодрый, читает приговор.

– Но как ты?..

– Вспомни-ка хорошенько, – голос вдруг приобрёл жёсткость, – и не то, что тебе хотелось видеть, а то, что ты на самом деле видел.

Лучники на городской стене. Объятая пламенем фигура, встающая на дыбы лошадь – и дождь огненных стрел, осыпающий всадника и коня…

– Никто бы не выжил в таком! – вырвалось у охотника.

– Ты – нет, – спокойно согласился визитёр, – и любой из людей – нет. Но те, кого вы с таким презрением клеймите, просто отличаются от вас. И, как правило, в лучшую сторону.

Ингер промолчал, в любое мгновенье ожидая первого и последнего удара. И, когда дужка шлема с грохотом отщёлкнулась, охотник содрогнулся.

Он вскочил так быстро, насколько позволяли затёкшие мускулы. Но пришедший и не собирался нападать.

Прислонясь спиной к стене, поигрывая связкой ключей в обтянутой белой перчаткой кисти, перед ним стоял Андриан.

Мгновение Ингер смотрел на него, прежде чем отступить. Его руки по-прежнему оставались связанными за спиной, и верёвка, впиваясь чуть выше локтей, немилосердно резала кожу. Он пятился, не спуская глаз с визитёра, пока не натолкнулся на стену. Ладонь ощутила холодную сырость. Не колеблясь, охотник повернулся спиной к гостю и стал жадно слизывать с кладки сочащиеся капли.

– Кое в чём вы с нами схожи, – усмехнулся Андриан.

Волна холодного воздуха окатила Ингера, и путы с его рук соскользнули на пол.

Охотник резко развернулся, едва не упав. Андриан, стоя на прежнем месте, вертел в ладони связку ключей.

– Зачем ты здесь? – Ингер отвёл взгляд от аккуратно перерезанной верёвки.

– Сейчас объясню, – гость сделал радушный жест и оправил откинутый на спину капюшон, – присядь, можешь не опасаться меня.

Ингер не двинулся с места.

– Папаша Джаннини передал мне твою благодарность за перчатки, – продолжал Андриан, как ни в чём не бывало. Грива блестящих волос цвета закалённого металла рассыпалась по его плечам. – Но, надеюсь, ты не думаешь, что я просто нанёс визит вежливости?

Охотник не ответил.

– Я шёл за тобой, ты прав, – согласно улыбнулся визитёр, – мы шли за тобой. Харнхейм знал, куда ты держишь путь, и необходимости наступать тебе на пятки, в общем-то, не было. Но он настоял. Впрочем, после случившегося в Гейдельберге он изменил своё мнение – там ты видел нас в последний раз. Не откажи ты Харнхейму, когда он предлагал тебе свою компанию в «Сытом брюхе»… возможно, ты не стал бы и пытаться его прикончить. Ведь это из-за тебя мы последовали в Милан.

Харнхейм. Второй «забулдыга» из харчевни «Сытое брюхо», ночное отродье, едва не приконченное охотником…

– Нет, это не ты виновник его смерти, – манера визитёра угадывать мысли начинала пугать, – в Гейдельберге он остался жив. Мне пришлось увести тебя за собой, чтобы ты не вздумал его добить. А ты был упрям – пришлось приложить руку. Приношу свои извинения, но мне нужно было время – помочь Харнхейму. Видишь ли… – Андриан помолчал, – это «отродье»… Он был моим верным слугой. Моим другом и бессменным спутником в последние два века. Его смерть стала для меня потрясением.

Ингер молчал, ожидая продолжения.

– Хочешь знать, почему он прислуживал мне? – догадался Андриан, – всё очень просто. Он был старше, мудрее, опытнее. Он был тем, кто преподнёс мне бесценный дар вечной жизни.

Бывший инквизитор не смог сдержать удивлённого возгласа.

– Да-да, – горько усмехнулся Андриан, – это он, а не я, был Старшим – так мы называем того, кто выбирает себе спутника и преподносит ему дар, связывая узами крови. Но он был простолюдином. Бессменным слугой нашей семьи – моего отца и отца моего отца. Когда родился я, он держался очень долго. Но в день моего двадцатилетия преподнёс столь необычный подарок – возможность никогда не стареть. У меня был выбор, и Харнхейм… в его глазах было столько радости, когда я принял его дар. Столько счастья… он плакал, как ребёнок. Он ждал своего спутника много столетий – и выбрал меня. Этого не объяснить, – Андриан отвернулся, – тому, кто не ждал сам.

– Я… Сжигал тех, кого признавали слугами дьявола, – Ингер с трудом протолкнул слова через вновь пересохшее горло, – но вы двое – не из тех.

– Ты сжигал несчастных – тех, кого мать-природа пометила не даром, но проклятием. Если мыслить вашими категориями, то нас и людей, видимо, создали разные боги. Беда в том, что нас мало. Зато мы не старимся и с лёгкостью залечиваем раны, смертельные для вас. Конечно, если пожелаем.

Пальцы заскребли по мокрой кладке стены, сжимаясь в кулаки. Не может быть – но не об этом ли говорила им, охотником, найденная книга? «Не господом богом и не Сатаной даны некоторым людям черты тварей, схожих с тварями земными и небесными. Не духом святым, но Природой-Матерью даны они, равно как дарована человеку и возможность ходить, опираясь о землю двумя лишь ногами…» Так что же это? Неужто же ночные отродья – не обращённые в тварей мертвецы, но… кто?

– Иное племя, – визитёр улыбнулся уголком рта, – мы просто иное племя. А вот ты…

Андриан помолчал.

– Ты отличаешься и от нас, и от них, – нехотя произнёс он с акцентом на последнее слово, – мы, как и ты, скрываемся в тени, боясь за свои жизни. Но твоя природа другая.

– Что это значит? – охотник подался вперёд.

– Я не знаю. Харнхейм, возможно, догадывался, но… Тебя могут сжечь на рассвете, – Андриан пожал плечами, – а могут продержать здесь до конца жизни. И, если мой Старший был прав, она продлится очень, очень долго.

– Я не верю тебе, – Ингер вздрогнул. Мысли метались, будто вспугнутые мотыльки. Если Старший был прав… Что Харнхейм знал о нём? И что успел рассказать Андриану?

– Веришь, – спокойно парировал гость, – а инквизитору-недоделку, полагаю, будет любопытно развлекаться, наблюдая, как ты год за годом сходишь здесь с ума. Удивительно мелкая душонка. Как и тот пастырь в Милане, что при виде меня едва не отдал богу душу. Он был напуган до смерти, – Андриан, повесив кольцо с ключами на запястье, аккуратно стянул перчатки. Невесть откуда взявшееся кресало чиркнуло о кремень, вверх потянулся тоненький дымок. – И, конечно, побежал искать защиты у своего бога, оставив епископа мне на растерзание. Я живу на свете уже третий век, но никак не могу постичь феномен вашей веры.

В пальцах Андриана затлела длинная палочка. Запахло сладким фимиамом.

– Вы ищете защиту от реальной угрозы в объятиях силы выдуманной. Силы, созданной вами. И корни этой силы – в вашем страхе, в вашем скудном умишке, в вашем первобытном ужасе перед непостижимым. Вы всерьёз верите, что росписи на стенах и две деревяшки, сложенные друг на друге, защитят вас?

Жестом шута он извлёк из-за пазухи вторую палочку и скрестил её с первой.

– Вы должны узнавать и постигать, а не создавать фантомы, – жёстко произнёс Андриан, продолжая держать тлеющий крест, – зная, что молния есть плод природных сил, действующих сообразно своей природе, вы постигнете эту природу и научитесь ей противостоять. Но веря, что молния есть кара небесная, вы навсегда останетесь в пещерах своего слабого разума.

Прищурившись, Ингер внимательно посмотрел на гостя.

– Для чего ты убил епископа?

– Можешь считать это данью, – спокойно ответил «дитя ночи», – малой толикой расплаты за гибель Харнхейма.

– Разве церковники повинны в его смерти?

– В ней повинны люди, – крест в руках Андриана с треском сломался.

– Зачем вы шли за мной? – спросил Ингер. От сладковатого дыма щипало глаза.

– Так пожелал Харнхейм, – Андриан бросил догоревший крест и стал придирчиво изучать собственные ногти. Изучать было что – длинные до того, что слегка загибаются, толстые и заострённые на манер лезвий, – возможно, им двигало простое любопытство. Ведь ты – не «дитя ночи». Он понял это, опробовав твоей крови – и счёл, видимо, очень важным, раз уж рискнул напроситься тебе в спутники. А после отказа – тайком последовать за тобой.

– Разве не мог он узнать обо мне всё из той капли крови? – хмуро спросил Ингер.

Андриан покачал головой и вдруг улыбнулся.

– Как, если ты и сам о себе ничего не знал? – в свете факела острые зубы гостя сверкнули, – Старшему открылась часть твоих странных видений и не более того. А ещё – записка, ведущая тебя в Милан.

– Ты тоже приходишься кому-то… Старшим?

– Нет, – коротко ответил «дитя ночи», – я ещё не выбрал. Но даже если и выберу – то лишь предложу. Выбранный мною должен будет принять мой дар. «Бес не войдёт, коли его не впустишь» – так, кажется, у вас говорят? – Андриан усмехнулся, – потому-то нас так мало. Кто добровольно согласится променять свои жалкие три дюжины вёсен на бессмертие?

«Дитя ночи» покачал головой и вдруг в мгновение, размывшись тенью, оказался рядом.

– Так ты «вёл» меня от самого Милана, – выдохнул Ингер. Чёрная тень… «Чёрная тень» – вот что пытался сказать ему умирающий харчевник.

– И до залы трибунала, – улыбнулся Андриан, отстраняясь, – я был среди тех, кто привёз тебя сюда. Если не хочешь трепетать в страхе перед своими врагами, кои многочисленны – стань одним из них.

Ингер кивнул – все эти долгие годы он следовал той же доктрине. Если хочешь выставить напоказ своё благочестие, защитить себя от преследования и осуждения – стань преследователем и судьёй сам.

– Для чего тебе всё это?

– Харнхейм просил приглядеть за тобой, – пожал плечами Андриан, – зачем-то ты был ему нужен – он не желал упускать тебя из виду, особенно когда узнал, что ты носишь при себе его книгу.

– Его книгу? – воскликнул охотник, – так это он устроил лабораторию под самым носом у трибунала! Но для чего ему столь странные исследования? И почему он их бросил?

– У Старших свои секреты, – в голосе Андриана проскользнула нотка сожаления.

– Свои секреты… – хрипло повторил Ингер, – но почему ты не вступился за него в Гейдельберге? Почему не убил меня, ведь ты же мог!

– Он так просил, – Андриан смотрел мимо бывшего инквизитора, – он просил сохранить тебе жизнь. Будто знал, что ему осталось недолго. За перчатки, что отдал тебе папаша Джаннини, можешь благодарить его убийцу. Харнхейм затеял опасную игру с вашей Церковью – открыл охоту на инквизиторов. Мстил. За тех своих сородичей, и без того малочисленных, что пошли на костёр во имя вашего бога. Но тебя он не тронул – сказал, ты не просто служитель Церкви, пусть и бывший. Но ты и не из наших. Не такой, как мы. Ты не дитя вашего бога и не дитя нашего. Харнхейм сказал что-то… Наверное, я просто неверно расслышал.

– Что он сказал?

Андриан поднял на охотника бесцветные глаза.

– Он сказал – deus est[1].

***

Невыносимо долгое мгновение два не-человека смотрели друг на друга.

– Я могу вывести тебя отсюда, – Андриан заговорил первым.

Ингер задумчиво изучал его руки. Белые, с непривычно гладкой кожей – ни царапины, ни изъяна…

– Кто убил Харнхейма? – неожиданно для самого себя спросил Ингер.

– Если бы я знал, этой твари уже бы не было на свете, – Андриан говорил ровно, мелко постукивая ногтями по кладке стены, – после Гейдельберга, едва придя в себя, он снова уехал, наказав мне следовать за ним, лишь если он не вернётся в обозначенный срок. Он не вернулся… А я нашёл его тело. Без головы.

Молчание снова пролегло между ними, и снова Андриан нарушил его первым.

– Так что? Пойдёшь со мной или позволишь им тебя прикончить?

– Скажи мне, – Ингер повёл плечами, осторожно покрутил запястьем, разминая его, – как вышло, что вы исхитрились преследовать меня при свете дня? И вдали от своих… своих мест упокоения?

– Ничто не имеет такой силы, как ложь, – Андриан задумчиво наблюдал, как охотник сжимает и разжимает пальцы живой руки, – ваши легенды о том, что мы якобы привязаны к своим могилам, не имеют под собой основания. Как, впрочем, и большинство прочих выдумок о «детях ночи». Создав монстра, нужно создать и способ его уничтожения. Но увы – лучи солнца причиняют нам боль, однако не способны убить. Как вас не способен убить лёгкий, пусть и болезненный, ожог. Должно быть, наш создатель породил нас ради ночи, – Андриан издал короткий смешок, – как вас – ради дня.

– Вы не так уж отличаетесь от людей, – заметил Ингер. Кончики пальцев кололо – озноб уходил, и телу возвращалась былая послушность.

– Отличаемся, – улыбка исчезла с лица Андриана, – и не только потому, что пьём их кровь. Хотя, видишь ли, питие сей благословенной жидкости среди истово верующих распространено не меньше. Те, кого вы почитаете святыми, – такие же отродья, хоть и без острых клыков[2]. Но, в отличие от нас, кровь вам вредит. Вспомните свои мифы – ваш Спаситель тоже кормит своих «детей» собственной кровью и плотью, воскрешая их для «жизни вечной». Но никто не знает, есть ли она, эта жизнь. Вы сами в погоне за вечным блаженством исказили до неузнаваемости первоначальные идеалы вашей веры, и сегодня она в сути своей есть не что иное, как попытка подражать нам. Только эта попытка искусственна, а не дарована природой. А ведь та сила, которую древние называли богом, заключена в вашем сердце. Каждый из вас – и каждый из нас – и есть бог. Но кому нужен полный мир богов? И уже первые шаманы, смекнув, начали придумывать сказочки про избранных, способных общаться с высшим разумом. Так появились наместники бога на земле – цари, патриархи, римские папы… Так вы потеряли связь со своей внутренней силой. Вы забыли о том, кто вы есть. И каждый из вас похоронил в себе бога.

Его лицо с тонким носом и почти бескровными губами вдруг посуровело.

– Но довольно, – Андриан выпрямился, – я и так сказал тебе слишком много. Ты позволишь мне выполнить последнее пожелание Харнхейма? Пойдёшь со мной?

– Ещё один вопрос. Мог ты бы что-то прочесть сейчас по моей крови?

– Только то, что открыто тебе, – Андриан поморщился, – а открылось тебе, судя по всему, немало.

Перед мысленным взором охотника возникла фигура Ли – фигура, протягивающая ему блестящее алым запястье. Всего одна капля – вкуси её, и ты поймёшь, что я не лгала…

– Так и есть, – спокойно продолжил Ингер, – жаль, что твой Старший этого уже не узнает. Ведь он так стремился выведать мои тайны.

– Ему они уже не пригодятся, – Андриан скрипнул зубами.

– Значит, пригодиться всё же могли бы, – Ингер ухмыльнулся, – могли бы, если б кто-то – возможно, такой же охотник, как я – не отсёк ему голову. Неужели вас так просто убить?

– Хочешь проверить? – рыкнул гость.

– Нечего проверять, – бывший инквизитор начал мерить шагами камеру, – если бы не ты, я бы сам прикончил твоего Старшего.

– Если бы не я, ты был бы уже мёртв!

– Ты годишься только на то, чтобы подглядывать из-за угла, – Ингер повернулся спиной к гостю, – как и твой покойный дружок.

Удар обрушился лишь мгновением позже, чем рассчитывал охотник. Острые когти вспороли кожу на подставленной кисти, но Ингер уже разворачивался, крутанувшись на пятке, и сжатые в кулак железные пальцы ударили Андриана в лицо, отшвыривая к стене. «Дитя ночи» приземлился на спину, дёрнулся, разбрызгивая капли из разбитого носа, но его грудь придавило упёршееся в неё колено. Рот зажала скользкая от крови ладонь.

– Тихо, тварь.

Механическая кисть стиснула запястье Андриана. Охотник вывернул его руку, не обращая внимания ни на раздавшийся хруст, ни на вторую руку, пытающуюся его столкнуть. Отточенные когти, сжимаемые железными пальцами, полоснули по горлу Андриана. Истрёпанный ворот рубахи с треском разошёлся, и по бледной коже побежала тонкая алая струйка.

Андриан рванулся, хрипя и мыча, замотал головой, пытаясь сбросить руку охотника со своего лица. Кровь из раненой ладони Ингера заливала его губы, стекала по впалым щекам, окрашивала серебристые волосы в цвет заката.

– Тихо, сказал же! – Ингер вдавил его голову в пол. Мгновенное отвращение накатило волной и ушло – и охотник, порывисто нагнувшись, впился в шею противника.

Кожа Андриана оказалась омерзительно, нечеловечески холодной, но кровь – такой же солёной, как и его собственная, вкус которой Ингер столько раз ощущал во рту.

Разве что с более слабым оттенком железа.

Андриан дёрнулся и замер, когда охотник сжал окровавленной ладонью его шею.

– Чтобы уж наверняка…

Дыхание вдруг перехватило, перед глазами завертелись алые круги. Из последних сил Ингер стиснул горло противника, уже ничего не видя. Тело вдруг стало невыносимо тяжёлым, каменный пол больно ударил в рёбра.

– Что ты натворил, ублюдок?.. – шипение над самым ухом, – что, будь ты проклят, ты натворил?!

Взгляд постепенно прояснялся. Ингер закашлялся, поднимаясь на четвереньки.

– Дуодецима… – выдохнул он, сгибаясь пополам в новом приступе кашля, – боже всемогущий, так то был не сон!..

– Ну, каково это? – зло спросил Андриан, сплёвывая слюну, смешанную с кровью охотника, – быть одним из тех, кого всю жизнь преследовал?

– Харнхейм… он знал, что я не один такой!

– Догадывался, – коротко бросил «дитя ночи».

– Но где остальные?..

– Почему ты спрашиваешь меня? – огрызнулся Андриан, утирая лицо рукавом, – ты теперь знаешь ровно столько же!

– И ничуть не жалею об этом.

Ингер поднялся, преодолевая головокружение и омерзительную тошноту, грозящую вот-вот вывернуть его наизнанку.

– Человек по своей воле принимает твой дар, – бывший инквизитор отёр кровь с губ и прислонился к холодной стене, – но ты ничего не сказал о том, что можешь отдавать лишь добровольно. В этом ваша слабость.

– Это дорога в одну сторону, охотник, – Андриан вдруг улыбнулся, – назад уже не повернёшь. Человек может обратиться в «дитя ночи», но «дитя ночи» никогда не станет человеком вновь.

– Я никогда не буду таким, как вы.

Андриан хмуро наблюдал за охотником, неторопливо поправляя перепачканные манжеты.

– Откуда ты знал, что по крови можно читать не только о людях, но и о… нас? – наконец спросил он.

– Я не знал, – ответил Ингер. И, глядя в изменившееся лицо Андриана, добавил:

– Ещё не передумал мне помогать?

– Я дал обещание Харнхейму, – буркнул визитёр.

– Что ж, – охотник помолчал, – тогда я скажу тебе, как выполнить это обещание.

---

[1] Лат. «бог».

[2] Речь идёт о бытовавшем в Средние века поверье, которое гласило, что питьё крови юношей способствует продлению жизни. Этим не брезговали и некоторые понтифики, в частности, Иннокентий VIII.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: