Глава 14

Аккуратно затягивая шнуры на левом рукаве рубахи, охотник прохаживался перед «ведьмой». Железные пальцы накрепко стиснули кинжал. Придёт время – они не дрогнут.

– Что ты знаешь о пропавших домах?

«Ведьма» лишь качнула головой. Колыхнулись тёмные пряди.

– Ты повинна в их исчезновении? – повысил голос Ингер.

– Я не покидала поместья ни разу, господин, – тихо ответила девушка.

– Нечистый отнял твою память! – встрял Ульрих. Ингер жестом отмахнулся от него.

– Тебе известно о гибели служанки в поместье твоего господина?

– Да, известно.

Ингер не без злорадства отметил, как скривился Ульрих. Святоша явно плохо владеет собой. С чего бы?.. И почему он пытался скрыть убийство служанки? Охотник взглянул на тонкие, бледные до синевы ручки пленницы. Того ли человека он допрашивает?..

– Причастна ли ты к её гибели?

– Нет, господин…

– Нет? – Ингер опустился на колено перед скамьёй и заставил себя взглянуть девушке в лицо. И больше, чем «печать Дьявола», заставил содрогнуться её застывший взгляд. Идислинд смотрела в одну точку, будто и не было перед нею охотника, будто и не решалась сейчас её судьба.

– Нет, господин, – ровным тоном повторила девушка.

– Ведьма! – взревел вдруг Ульрих, – видит бог, нечистый помогает ей! Спокойна ведь, как лист в безветрие, а всем известно: коли ведьма лжёт, то спокойна она всегда!..

– Я не лгу, – тихо, но твёрдо возразила Идислинд.

– Да как смеешь ты перечить мне! – глаза Ульриха округлились.

– Хватит! – Ингер сделал шаг к священнику. Кузнец в дверях подался вперёд.

– Тебе известно о ведовстве, которым промышляют пособники Дьявола? – отвернувшись от Ульриха, спросил Ингер пленницу.

– Мне известно о том, что ведовство существует.

Не глупа. Отнюдь не глупа – как, впрочем, любая «чёртова жёнка»…

– Ты не появлялась в церкви! – снова встрял Ульрих, – никто из вашей сатанинской братии не приходил на исповедь, не причащался крови Господней и не возносил молитвы вместе с нами!

– Господин не позволял нам.

– Господин? – тут же уцепился Ульрих, – Дьявол?

– Господин фон Сигг.

– Так ты утверждаешь, что сам нечистый проживал с вами в обличье фрайхерра фон Сигга! – торжествующе заявил священник.

– Нет, я…

– Вступала ли ты в соитие со своим господином? – перебил её Ингер.

– Да…

– Распутница! – Ульрих поднял палец вверх.

– А погибшая девушка?

– Да, господин.

– Каким образом ты извела соперницу? – продолжал священник, впрочем, не приближаясь.

– Я не делала этого.

– Но Эрферат мертва, – Ингер взглянул на девушку в упор. Он смотрел на её бескровные губы, на дрожащий острый подбородок. Так кто же перед ним? Ведьма, повинная в убийствах? Или несчастное дитя, отвергнутое Господом и семьёй и нашедшее приют в доме такого же отверженного?

– Да, господин, – всё так же спокойно ответила Идислинд.

– Дьявол навёл упорство на тебя! – возопил Ульрих.

Ингер выдернул кинжал из ножен.

Он был прав. Железные пальцы остались единственным, что не дрогнуло, когда остриё кинжала вспороло щёку девушки.

Идислинд охнула. Закрыла лицо руками.

– Больно тебе? – будто бы с участием, спросил Ингер.

– Нет, господин…

– Нет! – торжествующе выкрикнул Ульрих, – дьявольская отметина бесчувственна! Вот оно – доказательство её связи с нечистым!

– Сними с себя одежды, – приказал Ингер.

Он ожидал чего угодно – слёз, возражений, упорствований… Но покорно вставшая Идислинд повергла его в ступор. Будто истукан, он смотрел, как девушка раздевается – на пол падали заношенные юбки. У окна закряхтел Ульрих, отвернулся, пряча щёки в полах сутаны.

У неё оказалась великолепная фигура. Упругие, точёные бёдра, резные плечи с тонкой линией ключиц. Талию, казалось, обхватила бы крепкая мужская ладонь – но в пальцах Ингера намертво застыл окровавленный клинок. Он жадно обшаривал взглядом свежее девичье тело, и ни единого изъяна не находили его внимательные глаза. За исключением «дьявольской метки» на лице – она была совершенна…

– На стол, – наконец, выдохнул он. На плечи будто набросили мешок, набитый камнями. Рана на лбу вновь запульсировала болью.

Идислинд безмолвно послушалась. Бормотал что-то Ульрих о «ведовском соблазне», но Ингер не слушал его. Бросил взгляд на кузнеца – тот стоял, подпираемый любопытной толпой сзади. Из-за могучих плеч выглядывали мужицкие лица.

Служанка, обнажённая, лежала на столе. Она не вздрогнула, когда Ингер непослушными пальцами стягивал верёвкой её ледяные запястья.

– Святой отец, – охотник повернулся к Ульриху. На его раскрытой ладони поблёскивал клинок, – не желаете ли?..

– Нет-нет, – тот отшатнулся, приложился затылком о стену, но, казалось, даже не заметил этого, – прошу вас, мастер…

– Разведите огонь! – отрывисто приказал Ингер.

Несколько мужиков тут же ринулись внутрь, но, едва переступив порог дома, замялись, крестясь и поглядывая то на распростёртую девушку, то на Ульриха.

– Живо!

Подталкиваемые кузнецом, двое самых смелых споро раздули огонь в очаге. Ингер присел перед ним и аккуратно положил на полыхающие поленья кочергу, чтобы накалялся лишь её кончик.

– Итак, – вложив кинжал в ножны, охотник не спеша обошёл вокруг стола, – у тебя есть время подумать.

Его потемневшие глаза пристально разглядывали пленницу. По щеке Идислинд медленно сползала струйка крови. Белая кожа покрылась пупырышками, скрюченные пальцы дрожали.

– Расскажи мне, – продолжал охотник, – как ты способствовала пропаже домов? И посредством чего повлияла на скот в деревне?

– Я ничего не делала, – еле слышно прошелестела пленница. Её губы, по цвету слившись со щеками, едва шевелились.

– Нет? И ты не причастна к хворям людей в этом селении?

– Нет.

– Ты не напускала гусениц на местные поля? Никогда не губила урожая жарой или иными средствами, не создавала вспышек, ярких, как солнце?

– Нет…

– Ну что ж, – Ингер отошёл от стола, – видит Бог, я дал тебе возможность сознаться.

– Мне не в чем сознаваться, господин.

Охотник аккуратно вынул из огня кочергу. Горячая ручка жгла кожу даже сквозь грубые перчатки, и он переложил прут в левую ладонь. Кончик кочерги светился алым.

Поднеся на миг раскалённый прут к лицу пленницы, Ингер встал у стола так, чтобы девушка не могла видеть его.

– Скольких, кроме Эрферат, ты погубила?

– Ни… ни одного… о Боже!

Истошный крик прорезал комнату, когда накалившийся конец прута коснулся обнажённого предплечья.

– То есть ты признаёшь, что сгубила соперницу?

– Нет… О Боже, да! Да!.. Ради Бога, прекратите!

– Как ты сделала это?

– Я… я… нет, не нужно!..

Жуткий запах палёной кожи заполнил комнату. Ульрих у окна прикрыл лицо ладонями.

– Смотрите сюда! – крикнул ему Ингер, – вы хотели видеть ведьму? Смотрите, святой отец – вот ваша ведьма!

– Господи, нет! – Идислинд разрыдалась, – Господи, отче наш, спаси и…

– Молись! – взвизгнул Ульрих, – молись, нечистая!

– Спаситель наш небесный… я.. . я не знаю!

– Ты не знаешь молитв, – в тихом голосе священника звучала угроза.

– Господин не велел учить… Я неграмотна, но молюсь от души, как умею…

– Твой господин – сам Дьявол во плоти! – громыхнул Ульрих, – как ты сожительствовала с ним? В каком виде он тебе являлся?

– Он… он…

– Как исчезли дома и люди в них? – Ингер навис над столом. Раскалённый конец кочерги едва не касался щеки ведьмы. – Ты это сделала?

– Нет, я… ради всего святого, нет!.. Да, да, боже, да! Это моя, моя вина! Только прекратите!..

– Можешь ты вернуть их?

– Не могу… – Идислинд вдруг расхохоталась, её голова со спутанными волосами начала мерно биться об стол, – не могу, не могу…

– Дьявол говорит устами её, – перекрестился Ульрих, выставив перед собой распятие.

Идислинд внезапно застыла. Повернула голову к священнику, и тот отшатнулся.

– Ты убила Эрферат? – охотник взглянул ей в лицо. Глаза пленницы почернели, в них сквозило безумие. Раскалённая кочерга снова коснулась нежной бархатистой кожи, и ведьма завизжала, выгибаясь, будто кошка.

– Что ты знаешь? – крикнул Ингер.

Идислинд вздрогнула, её взгляд приобрёл осмысленное выражение.

– Там была другая… другая девушка!

– Кто она?

– Я не знаю! – теперь тело Идислинд тряслось до самых кончиков пальцев, – она появилась в поместье накануне поздним вечером. Я решила… решила, что она новая служанка, и…

– Она сейчас здесь, с остальными служанками?

– Нет, – из уголка глаза сбежала прозрачная струйка слезы, – я не видела её больше… И лица не запомнила – только волосы. Часть жёлтая, что твоя солома, а часть чёрная, как вороново крыло. Я оттого и решила, что она – тоже такая, как мы…

Волосы-то у неё не нашенские, двух цветов – половина жёлтая, а половина тёмная… аккурат посреди пустыря сидела…

Ингер перехватил ещё горячий прут, отводя от тела служанки. Покрывшийся копотью и противным жирным налётом, кончик кочерги ткнулся ему в ладонь и, несмотря на перчатку, раздался едва слышимый звук удара – твёрдого о твёрдое. Металла о металл. Ингер сжал пальцы, поднял взгляд – и увидел, как Ульрих округлившимися глазами смотрит на охотника, стискивающего в кулаке раскалённое железо.

– Это не ордалия, святой отец, – негромко сказал Ингер, – но близко. Можете счесть, что я невинен, как младенец.

Кочерга, глухо стукнув, упала на пол. Права, значит, была старая Фрольда…

Или нет?

– Привести фон Сигга! – скомандовал Ингер.

Когда трясущегося фрайхерра втолкнули в дом, Ульрих часто-часто закрестился, и даже дюжий кузнец вжался в стену. Получеловек, обросший густой жёсткой шерстью, застыл посередине, уставив тоскливый взгляд на Идислинд.

– Кто из посторонних был в поместье в ночь убийства? – задал вопрос охотник.

– Никого, – полуволк помотал головой, – я же вам говорил…

– Ведьма лжёт! – заключил Ульрих.

– Посторонняя девушка. С волосами частью жёлтыми, как солома, и частью чёрными, как ночь. Видели вы её?

– Нет, – твёрдо ответил карлик, – поместье охранялось. Войти мог только тот, кого я распорядился бы впустить.

– Господин фон Сигг, – Ингер сделал шаг, оказавшись между ним и святым отцом, – правда ли то, что посланник отца Ульриха прибыл к вам в ответ на вашу просьбу совершить обряд отпевания Эрферат и передал следующее: святой отец посмертно отпускает погибшей все грехи и просит как можно скорее похоронить тело?

– Это правда, – ответил за фрайхерра Ульрих.

Ингер обернулся к нему. Святой отец благостно кивал и едва ли не улыбался, перебирая чётки пухлыми пальцами и словно не замечая – ни распятой на столе девушки, ни загнанного полуволка.

– Почему вы сделали это?

– Всё очень просто, господин охотник. Девушку убили – это плохая смерть, у неё не было возможности исповедаться. Погибшая не была моей прихожанкой, я даже не знаю, была ли она крещена и какой придерживалась веры. Наконец, я не знаю, не была ли она сама последовательницей тёмного культа. Всё, что я могу сделать, – молиться за упокой её заблудшей души.

– Почему не сказали мне?

– Увы, господин охотник, – развёл руками Ульрих, – не успел.

– Святой отец, простите меня! – выкрикнул вдруг карлик и бухнулся на колени.

Ульрих, опешив, смотрел, как воет, раскачиваясь, перед ним существо, что ещё вчера могло сойти за человека. Неожиданно на тонких губах священника обозначилась улыбка, и он, приблизившись к фон Сиггу, аккуратно дотронулся до его плеча.

– Ну конечно же, Господь прощает, – в голосе святого отца будто смешали елей с мёдом, – Господь милостив, он прощает.

Фон Сигг поднял голову, в его полузвериных глазах промелькнула надежда.

– Молитесь, господин фон Сигг, – всё тем же елейным тоном добавил Ульрих и подал знак кузнецу.

Двое дюжих крестьян подхватили фон Сигга и увели. Ингер отметил про себя, что священник избегал обращения к фрайхерру «сын мой». Отметил и то, как продолжала играть на губах святого отца змеиная улыбочка, когда уводили фон Сигга.

– Если бы вы сочли своим долгом оповещать меня о происходящем, я бы мог выйти на след убийцы ещё вчера! – повысил голос охотник.

– Но ведь убийца перед вами,– невозмутимо парировал Ульрих, – и она созналась, господин Готтшальк.

– Созналась! – раздался вопль. Ингер обернулся – служанка, хохоча, извивалась, и её стройное тело изгибалось в немыслимых для человека позах. – Да, я ведьма, ведьма! А то так не видно! Ведьма! Ведьма! Ведьма!..

Этот крик ещё долго отзывался в ушах Ингера – он продолжал звучать после того, как вытолкали прочь фон Сигга; после того, как замолк Ульрих, отдававший распоряжения готовить костры, и отзвучали вечерние птицы, и погас день, а крынка с молоком осталась нетронутой в удлинившейся тени дома.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: