Глава 21

Ветер приносил и уносил запахи ржавчины и тлена. Неугомонный дождь оставлял блестящие следы на коже охотника. По-прежнему обнажённый по пояс, он стоял на краю башни, глядя на укутанный моросью город. Его руки с плотно сплетёнными пальцами – жуткий тандем металла и плоти – сжимали два клинка: его собственный кинжал и крис ведьмы, на резной деревянной рукояти которого он так старался удержать хоть каплю её тепла.

Ингер поднялся и повернулся спиной к спящему городу. Всего несколько шагов отделяло его от того, что недавно было девушкой. Обломки её амулета послушно легли в ладонь. Скрипнули сочленения, завизжал металл.

Прах к праху. Ингер разжал кулак. Серебристую пыль унёс ветер.

Время Ли превратилось в прах.

Книга охотника обернулась разрозненными, смятыми листами, устлавшими кладку. Он пересёк площадку и подобрал листок, прибитый дождём к парапету.

«Не господом богом и не Сатаной даны некоторым людям черты тварей, схожих с тварями земными и небесными. Не духом святым, но Природой-Матерью даны они, равно как дарована человеку и возможность ходить, опираясь о землю двумя лишь ногами. И ни молитва, ни плач великий не избавят от недуга – ибо то, что дано природой, ею же и исцелится…»

Ингер сжал в ладони хрупкий лист. Безымянный безумец, кем бы он ни был, оставив эти записи, не указал ни единого способа исцелить «ночную тварь». Да и был ли он, и мог ли быть? Возможно ли исцелить волка от его жажды добычи?..

Охотник смотрел на уснувший город внизу, не в силах заставить себя обернуться назад. Та, что лежала позади него, лишённая жизни его рукой, была отродьем Сатаны, тварью, выродком, противным богу и людям. Убийцей, нарушившей святейшую из заповедей Моисеевых. Искажённой причудой Матери-Природы… и её частью, её дочерью, её неудачным, но нужным дитя. Хищницей, подобной волчице, что убивает не только ради выживания, но для поддержания гармонии в мире. А он, охотник, только что убил одну из таких волчиц. Он – человек – единственный настоящий хищник, что убивает лишь ради иллюзий.

Пальцы впились в мокрый камень башенного ограждения. Вера, долг, призвание… все эти слова остались лишь словами. Формой, за которой более ничего не скрывалось. Удобным прикрытием, оправданием собственной трусости.

Колени предательски дрожали. Усилившийся дождь хлестал по голым плечам, заливал глаза. С мокрых волос по спине струился ручеёк.

Человек… Человек ли? Или такое же отродье Сатаны, как и убитая им ведьма?

Ногти, ломаясь, заскребли о камень. Он звал её ведьмой, но знал, что это не так. Она была извращённым, порочным порождением природы – и не больше! Или всё же больше – ведь не природой же был заложен огонь в её грудь?..

Ингер заставил себя обернуться и взглянуть сквозь пелену дождя на тело Ли. Стряхнул с запястья обмотку из некогда роскошной атласной блузы – рана от удара крисом ныла, но кровь уже свернулась на холоде. Набросив изодранную блузу на плечи, Ингер подошёл к телу Ли.

В ней больше не осталось ничего, что могло бы указать на её чуждость эпохе и самой человеческой природе. Перед Ингером распростёрлась обычная горожанка, достаточно богатая, чтобы позволить себе хорошее платье…

Платье.

Охотник осмотрел насквозь промокший подол, облепивший неподвижное тело Ли и очертивший её худые длинные ноги в изящных туфлях на плоской подошве. Расшнуровал корсаж, мысленно кляня свои неловкие окоченевшие пальцы. Половинки жёсткой ткани разошлись, приоткрывая бледную, в тоненьких синих прожилках грудь. Охотник, помедлив, резко дёрнул половинки лифа в стороны.

Он ожидал увидеть что угодно – чудовищно обезображенную разложением плоть, рыбью чешую на месте нежных сосков, отметины дьявола – но только не то, что предстало перед ним.

От залитой кровью груди, где вошёл между рёбер клинок охотника, и ниже, через весь живот, теряясь в складках юбки, шёл грубо выполненный объёмный рисунок. Ингер провёл пальцем по ледяной коже убитой. Рисунок был нанесён самым простым, примитивнейшим способом, который практиковали в ритуальных целях шаманы. Надрезы, выполненные чем-то очень острым, были залиты красящим пигментом иссиня-чёрного оттенка. Некоторые из них ещё не успели затянуться, и вокруг чёрных линий проступили бурые капельки. Со всё возрастающим изумлением охотник узнал в рисунке схематичную карту города. Схема была перевёрнута, стороны света поменялись местами так, что север оказался снизу – Ли явно рисовала карту сама. Дворец Сфорца обозначился перевёрнутым крестом. Ещё один крест, поменьше, пришёлся аккурат на нежную ямочку над пупком.

В самом центре, в квартале от рыночной площади… Что-то было там – что-то, достойное изуродования кожи варварским рисунком. Ингер снова взглянул на карту, намертво вплавляя её в память. Ли готовилась проиграть ему. Готовилась к любому из возможных исходов, в том числе и к собственной смерти. И оставила на своём теле подсказку для него – ту подсказку, которую так и не решилась озвучить, распознав в нём чужого, угадав свою ошибку. Подсказку, которая оказалась для неё важнее жизни.

Стоя на коленях возле её тела, Ингер смахивал капли дождя с рисунка и задавал себе всего один вопрос: сказала бы Ли ему что-нибудь, если бы их встреча завершилась иначе, если бы он отпустил её – её, уже признавшую в нём чужака?..

Он задавал себе этот вопрос, собирая прибитые ливнем листы книги и пряча их в суму. Этот вопрос вертелся в его голове, пока он нёс девушку вниз по ступеням башни, заткнув её крис за шнуровку дублета, и укладывал невесомое, податливое тело на растрескавшийся пол.

Здесь, в мёртвой части замка, было тихо, так тихо, что даже звуки дождя, долетая сквозь бреши в стенах, будто сглаживались, приглушаясь. Здесь, среди покинутых пустых залов, завершалась история Ли.

Он не мог оставить её просто так – оставить здесь гнить день за днём. Тщетно пытался он вернуться мыслями к своей жене, что осталась так далеко, в совершенно иной жизни. В памяти раз за разом воскресала улыбка Ли.

Дощечки, служившие его книге обложкой, легли под голову девушки. Сухие листья, когда-то наметённые ветром в углы зала, превратились в подобие ложа. Истоптанные, изорванные лепестки дикой розы усеяли мёртвое тело. Кремень выбил сноп искр, и погребальный костёр лениво занялся, заставив охотника прищуриться и отступить.

Он стоял, глядя, как пламя с неохотой пожирает тело. Рыжие горячие язычки обгладывали влажную кожу на обнажённой руке, медленно подбираясь к пальцам. Едкий запах наполнил залу – вонь горелой плоти, к которой примешалось что-то ещё.

На своём веку Ингер видел достаточно сжигаемых тел, чтобы распознать странность происходящего. Кожа на руках девушки, мгновенно потемнев, пошла пузырями и мелкими складками, из-под которых тянулся зловонный чёрный дымок. Тонкие пальцы, до которых пока не добрался огонь, скрючились, будто их что-то тянуло.

Повинуясь порыву, Ингер коснулся ладони девушки – и вздрогнул, когда на его собственных пальцах осталась липкая субстанция, паутинками потянувшаяся от мёртвой кисти. Охотник дёрнул рукой, и нити разорвались, а на ладони Ли, будто прорвавшись сквозь тончайшую пелену, вспыхнул огонёк.

Субстанция мгновенно застыла на подушечках пальцев, но, стоило тряхнуть рукой, как твёрдые гладкие капли, похожие на тёплые льдинки, посыпались на пол.

Ингер стоял у костра, стараясь не смотреть в искажённое жаром лицо Ли. Один за другим в огонь летели смятые листы его некогда бережно хранимой книги, подпитывая жадное пламя.

Он очнулся, лишь когда от костра остались одни едва тёплые угли, а от тела – почерневший скелет, присыпанный жирным пеплом. Кости плотно облепила всё та же субстанция. Загадочное вещество, плавясь от жара, на холодном воздухе мгновенно застывало, обращаясь прозрачными гладкими каплями.

Такими же гладкими, как амулет на груди Ли, который она называла часами.

Ингер наклонился, чтобы поднять одну из таких капель, упавших со скрюченных пальцев и застывших слезой на полу. Среди обугленных костей что-то матово блеснуло. Аккурат между ощерившихся рёбер, там, где билось – наверняка ведь билось! – сердце, пока его не остановил клинок охотника.

Коробочка. Квадратная коробочка с оплавленными углами, покрытая всё той же застывающей на холоде прозрачной «слизью». Под слоем пепла и липкой субстанции звякнул тускло блестящий металл.

Ингер вздрогнул, сжимая в руке коробочку. Кто бы ни сотворил такое, он не мог быть современником охотника. То, что видел перед собой бывший инквизитор, просто не могло существовать сейчас. Ни один бес, ни сам Дьявол не создаст существо с огнём и металлом в груди и странным веществом вместо кожи, ни один алхимик не заставит такое двигаться и жить.

Ли не лгала, говоря, что прибыла сюда из далёких времён.

И только ценой своей жизни заставила охотника поверить в это.

***

Стража у ворот уже успела смениться, и два упитанных солдата с удивлением таращили на приближающегося Ингера заспанные глаза. Дивиться было чему. Как ни старался охотник полностью стянуть на груди дублет, в прорехах шнуровки виднелась разорванная блуза. На самом дублете красовались тёмные пятна, а уцелевшая перчатка, переодетая на левую руку, из белой превратилась в буро-коричневую. От второй перчатки остался лишь латунный браслет, пристроившийся на левом запястье рядом со своим соседом.

Пересекая двор, охотник бросил взгляд на отражение в мутной лужице – на своего двойника, окровавленного и грязного, так мало похожего на элегантного господина, что перешагнул порог дворца этим вечером.

– Кто вы? – один из стражей заступил ему дорогу, – и что…

– Приказ господина де Борри, – спокойно перебил его охотник, – пропустить. Господа, я тороплюсь.

– Но мы не… – начал второй солдат.

– Назови своё имя, – потребовал Ингер, – господину де Борри будет интересно знать, кто препятствует исполнению его приказов. Я и так задержался, выполняя поручение мастера Леонардо, и…

Охотник слегка отогнул полу дублета. В свете факела, укреплённого на опорном столбе ворот, блеснули кованые гарды кинжалов.

– Кажется, теперь у меня будет целых две возможности оправдать свою задержку перед господином де Борри, – холодные глаза охотника обвели стражников, – не так ли?

Один из солдат вперился в рукоять оружия, второй же, недоверчиво поглядывая на Ингера, приоткрыл створку.

Охотник проскользнул в образовавшийся проём и едва не бегом бросился к коновязи, где его ждала послушная Ромке. Кобылка недовольно заржала, но Ингеру было не до её возмущений. Пришпорив лошадь, он с силой сжал в ладонях сыромятные поводья, пытаясь унять дрожь. Подкованные копыта кобылы отбивали дробь по пустынным, тёмным улицам ещё спящего города. Скорее, скорее… Слишком много всего произошло в последний день, привычный мир обратился собственной изнанкой – и охотник уже не различал, от чего противный озноб сотрясает его тело. Перед глазами стояла карта города, вычерченная на животе убитой девушки.

Нужный дом нашёлся легко. Обозначенный грубо отлитой статуей крылатого всадника, тесно прилепившийся между двух таких же домов – в два этажа, с покосившейся деревянной галереей и ступенями, выходящими прямо на улицу.

Изъеденные червями и временем ступеньки захрустели под ногами охотника. Единственная дверь оказалась заложена засовом и заперта на солидный висячий замок. Ингер выдернул из-за шнуровки дублета крис, но острый кончик лезвия оказался слишком узким для замочной скважины.

А вот навершие пяты клинка, блеснув шипом с одной стороны, другой стороной чётко вошло в скважину.

Замок щёлкнул отскочившей дужкой. Сняв засов, охотник вошёл в дом.

Под ногами пискнуло, в лицо дохнуло крысиной вонью. Внутри царила тьма. Ингер сделал шаг в сторону, настороженно прислушиваясь. Слабый отсвет из распахнутой двери вычертил тёмные абрисы.

Дав глазам немного привыкнуть и не выпуская из руки криса, Ингер приблизился к чему-то громоздкому. Пошарил по шершавой поверхности – на ней тут же зазвенело, покатилось, ударилось, громыхнув. Рука наткнулась на что-то округлое, пальцы прошлись по гладкому – и вспыхнул ослепительный свет.

По глазам ударило ярко-белым, охотник зажмурился, выбрасывая перед собой руку с кинжалом… но ничего не произошло. Под плотно сжатыми веками горело оранжевым.

Осторожно приоткрыв глаза, Ингер осмотрелся – небольшая комната была залита белоснежным свечением. В один прыжок он метнулся к двери, захлопнув её и отметив, что окна забиты досками.

Свечение исходило от небольшой круглой шкатулки, лежащей на грубо сколоченном столе, край которого усеяли зелёные плесневые пятна. Неестественно чистый, ровный свет, совершенно не походящий на пляшущее пламя факелов или горение жира в плошке. Приблизившись, охотник вытянул руку и коснулся выпуклой крышки шкатулки – на удивление свободной от резьбы и инкрустаций. Свет погас. Повторное касание снова осветило комнату. Отложив крис, Ингер взял шкатулку за гладкие, будто полированные бока – ничего не случилось. Странная вещица реагировала только на прикосновения к крышке – которая, несмотря на все усилия открутить или приподнять её, не поддавалась. Белый луч лился из двух крохотных отверстий в боку шкатулки, но что внутри могло производить поток света такой яркости, охотник не мог и предположить.

Лёжа на заплесневелых досках, шкатулка заливала светом другие предметы на столе. Назначение почти всех из них было незнакомо охотнику, но среди непонятных приспособлений он увидел стопку белых листов. Бумага поскрипывала под пальцами – на нежной поверхности остались грязные следы, едва охотник тронул листок. Нанизанные на тонкую, скрученную полоску металла, листки не рассыпались, когда Ингер поднял всю стопку. Без сомнения – записка, оставленная Ли, была написана на одном из них. Но поразительнее всего оказалось увиденное на нижнем листке стопки. Более толстый и грубый на ощупь, этот прямоугольный кусок бумаги оказался украшенным цветным изображением четверорукой женщины. Танцующая обнажённой, женщина выглядела как живая – неизвестный художник мог бы заткнуть за пояс величайших мастеров, чьи работы украшали дворцы и храмы Священной Римской Империи.

Рядом со стопкой листков лежала деревянная палочка с заострённым концом. Чёрный кончик уколол палец Ингера, оставив на нём крохотную точку. Уже начиная догадываться, охотник ухватил палочку и провёл острым краем по листу бумаги – на белом поле осталась бледная линия. Точно такая же, как начертание букв в полученной им записке.

Чуть поодаль стояла странной формы сума – с широким ремнём, перевитым зачем-то цепью, с многочисленными накладками на боках. Накладки матово поблёскивали металлическими пряжками. Внутри нашлось лишь несколько смятых тряпиц.

Стол вокруг сумы оказался обильно усеян осколками чего-то чёрного. Было заметно, что осколки пытались собрать в единое целое, но безуспешно. Несколько крупных фрагментов стояли отдельно – их плавные изгибы отдалённо напоминали череп. Там, где должен был бы находиться висок, из «черепа» торчало несколько крохотных выпуклостей разного цвета. Ингер поочерёдно коснулся их, но никакого эффекта не добился.

Тут же нашёлся и кусок материала, похожего на слюду. Очень прозрачную, идеально ровную, будто полированную, слюду.

И на этом куске, аккурат в углублении посередине, лежал медальон – овальный, длиной в фалангу пальца, на тоненькой цепочке, свернувшейся в кольца подобно змее. Ингер поднял медальон, поддел ногтем крышечку – и на него глянули его собственные глаза.

Внутри медальона, вплавленный в застывший слой того же прозрачного вещества, что покрывало кожу Ли, сиял сочными красками его портрет. Несмотря на глаза, изменившие цвет с голубых на чёрные, несмотря на укороченные волосы, и странного вида серьгу в левой ушной раковине – это был он. Тонкий прямой нос, хмурый взгляд из-под бровей, слегка асимметричная нижняя челюсть. Выступающие скулы – без единого шрама. Охотник непроизвольно коснулся глубокого пореза, оставленного крисом, – кожу обожгло, под пальцами тут же стало горячо и липко.

В висках стучала кровь, разгоняемая бешено бьющимся сердцем. Что это? Что может означать всё найденное им… кроме правды, сказанной убитой?..

Ингер тяжело опёрся о стол, сжав кулаки до побелевших костяшек. Перед глазами прыгали чёрные обломки, сливаясь с зелёными пятнами плесени. Усилием воли он заставил себя отвернуться.

В слепящем свете на полу у стены лежала скомканная человеческая кожа.

Сердце пропустило удар и едва не выпрыгнуло из груди, когда бывший инквизитор приблизился к жуткой находке.

Он ошибся. То, что валялось на подгнивших досках, оказалось костюмом. Тончайшей материи блуза, зачем-то сшитая с кальсонами, настолько узкими, что не верилось в существование ног, могущих влезть в такую одежду. Костюм, в точности повторяющий цвет человеческой кожи, растягивался – так, как ни один известный Ингеру материал. Девушка в таком наряде наверняка издали казалась бы обнажённой… Совсем как та, которую углядела старуха Фрольда.

В голове что-то щёлкнуло – будто разом сложилась целая картина, получив, наконец, тот недостающий штрих, из-за которого написанное никак не угадывалось. Тот штрих, который подобно острейшей игле будет свербеть в сердце долгие годы.

Ли. Кем бы она ни была – только не лгуньей. Только не его современницей. Всё, что Ингер нашёл здесь, принадлежало ей – «невидимой ведьме» с двуцветными волосами, ночному отродью, Дьяволовой твари, беспокойной покойнице… Девушке, которую ему ещё предстоит встретить в будущем столь отдалённом, что ни один человек не способен и вообразить себе жизнь такой длины. Она погибла, чтобы он поверил. Поверил в её происхождение… Так не могла ли она говорить правду и о нём?

…Мы с тобой оказались в разном времени…

…Пробыл здесь намного дольше меня…

…Как легко ты всё забываешь…

Держа в руках медальон со своим собственным портретом, Ингер не мог больше сомневаться. Он близок к раскрытию собственной тайны. Но кто мог знать, что свет правды окажется настолько ослепляющим?..

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: