Глава 26

«… мы оказались. Это похоже на старушку-Землю, только за миллион веков до нашей эры. Ни одного человека, кругом сплошное зверьё и джунгли. Уныло, но отсюда всё равно не выбраться. На нашей юзаной консервной банке сгорело всё способное сгореть. И сомневаюсь, что среди местных обезьян имеются айтишники. Короче – сидеть нам тут до скончания веков. Будем зарождать человечество. Адам и Ева версия два ноль. 

М-да… Модуль нас жёстко протроллил. Остался работать источник питания, которого хватит лет так на триллион. А энергии – только на гребаный огонёк, звукозапись и отправку сигнала. На кой хрен ставить теллуровый аккум в спасмодуль?! Болваны! Они думают, что человек законсервируется и будет ждать, пока его сигнал о помощи станет вопить в пространство до самой смерти Вселенной? А говорили, безупречная машинная логика!.. Ну, оки. Будет у меня единственный в здешних джунглях уютный бложик.

А тут, в общем-то, ничего. По крайней мере, намного лучше, чем было в «Раю». Я даже рада, что Бог нас оттуда вышвырнул. Его искусственные мозги, наверное, ещё не совсем заглючили, если решили обвалить райские кущи с небес на землю. Вот только компания мне досталась гадская. Этот задрот опять хз где шляется. Адам, блин. Злая шутка прям какая-то. Знала бы, сменила бы имя с Евы на что-то более пафосное… например, Лилит.

Надеюсь, тут днём не сильно печёт солнце. Я его не жалую от слова «совсем». Гребаные гены. Маме стоило пятьсот раз подумать, прежде чем меня рожать. Ни на свет выйти, ни чеснока поесть. И на вид урод уродом. Одни эльфячьи уши чего стоят… Болезнь Гюнтера, блин. Болезнь мозга была у тех, кто меня жить оставил…»

Цилиндрик прекратил вращаться. Запись окончилась. Из раструба фонографа неслись равномерные щёлкающие звуки. В тесной комнатке, заставленной видавшей виды мебелью, вдруг стало душно.

– Что это такое? – прошептал Мастер. Его лицо побелело, на лбу выступили капли пота.

Джи аккуратно отвёл иглу и снял цилиндр с держателя, стараясь не повредить восковой слой.

– Это, Мастер, тайна, которая хранилась сотни лет, – сказал он, убирая цилиндрик в футляр, – слово истины. Та, чью речь вы слышали – Ева. Библейская и не библейская одновременно. Здесь лишь малая часть, которую мне удалось записать. Я понял не всё, да и вы, видимо, тоже. Но, уверен, мы оба уловили суть.

– Это же не современный язык, – словно не слыша, бубнил очкастый, – да, она говорит по-английски, но словарный запас… произношение… Какие-то дикие новшества…

– Мастер!

Тот вскинулся, будто только сейчас осознал, что в комнате помимо него кто-то есть.

– Полагаю, вы уже поняли, что Ева – не наша с вами современница. И то, о чём она говорит…

– Зарождение человечества… – тихо произнёс Мастер, – Адам и Ева… Но если это правда… Если не просто шутка какой-то актрисы… – его внимательные глаза уставились на Джи. 

– Вы думаете, я принёс бы это вам, не имея в загашнике доказательств? – спокойно уточнил Джи.

Мастер замахал руками:

– Но их нельзя обнародовать! Какой удар, какой скандал может разразиться! Церковь…

– Не Церковь, а люди, – перебил Джи, – вы готовы почитать как богов бестолковую парочку? А существо с искусственными мозгами? Ведь это же подножка всему христианскому человечеству. Каково это – вдруг узнать, что нет никакого великого всеобъемлющего разума, что всё, во что верилось годами, оказалось обманом? Представьте только реакцию людей, привыкших подниматься и ложиться спать с молитвой?

– Они бы объявили всё услышанное ложью… – пробормотал Мастер, – а когда не смогли бы отрицать – уничтожили бы носитель… Где вы сделали эту запись?

Перед глазами призрачным образом вспыхнула тёмная гробница Кама-Сотца. Яркий белый луч, женский голос. Бесстрастно крутящийся барабан фонографа. Джи истратил все восковые цилиндры, принесённые с собой, но всё равно сумел записать лишь малую часть откровений Евы. Лишь малую, крохотную часть обновлённой истории человечества… 

– Нет, Мастер, – Джи спрятал цилиндрик в карман, – ваш ход.

Маленький человечек вздохнул – глубоко, горько, как вздыхают люди, взвалившие на себя самый тяжкий из грузов. Груз принятия решения. Выбора, который никогда не бывает лёгким.

– Ну хорошо, – наконец ответил он, снимая очки и потирая пальцем переносицу, – идёмте.

– Она пойдёт с нами, – Джи кивнул на китаянку. 

Кван с момента запуска фонографа не проронила ни звука, следуя за обоими бесплотной тихой тенью. Она молчала, но сжатые губы, излом нахмуренных бровей и косая складка, прочертившая лоб, говорили лучше всяких слов.

Мастер повернулся к девушке, которую до этого не замечал. Поднёс к лицу очки. Прищуренные глазки с красными прожилками уставились на Кван сквозь мутноватые надтреснутые стёкла. Китаянка замерла.

– Раскосая-то? – переспросил Мастер у Джи, как будто Кван и не было рядом, – да пусть идёт.

Он махнул рукой и двинулся к двери.

Кван шумно выдохнула. С придушенным всхлипом втянула воздух сквозь сжатые зубы, коротко поклонилась в сторону Мастера и вдруг, порывисто шагнув, обняла Джи.

– Спасибо, – чуть слышно шепнула она.

Он молча отстранил девушку. Касания горячих полудетских рук жалили даже сквозь одежду. Кван, не удивившись, отступила. На её щеке осталась блестящая прозрачная дорожка.

***

Когда-то путешественники, прибывавшие в Лондон, сравнивали его с новым Вавилоном. Но, если наземный город был огромен и подобен жадному хищнику, поглощавшему всё и вся, то его скрытый антипод разрастался не только вширь, но и вглубь. Шагая с Мастером мимо зевов уходящих в недра шахт, мимо жерл сточных колодцев, ведущих один Дьявол знает в какие глубины, Джи почти физически ощущал давление земли над и под собой. Жёлтые пятна от фонарей ныряли в бесчисленные отводы, свет падал в шахты, не достигая их дна. Эти улицы, коридоры, тоннели и лазы, прорытые в толще глины, укреплённые поперечными балками, брусьями или честным словом, образовывали лабиринт, в котором заблудился бы сам Минотавр.

Мастер, однако, ориентировался уверенно, без заминки выбирая нужный путь. Наверняка он мог бы пройти здесь с закрытыми глазами, ни разу не зацепив рукой торчащий крюк и вовремя пригнувшись под низкими сводами. Минуя бесчисленные пещеры и трубы, Джи задавался вопросом, сумеет ли отыскать дорогу назад – если вдруг с провожатым что-нибудь случится.

– На поверхность много выходов, – сообщил Мастер, будто услышав его мысли, – не все они легко преодолимы. Но главная опасность – внизу. Мы не любим незваных гостей.

Ушей достиг отдалённый шум, похожий на звук падающей воды.

– Я ценю вашу откровенность, Мастер.

Он действительно ценил – и, в первую очередь, то, что этот маленький человек, держащий в руках большой город, согласился открыть свою тайну. То, как вспыхнули его глаза при звуках, складывавшихся в странные полузнакомые слова. Он хочет знать всё. Он, так же как и Джи, одержим поиском своей истины. И так же готов платить любую цену.

– Я покажу вам! – крикнул Мастер, перекрывая нарастающий шум, – покажу, чего не видел почти никто из наших!

Машина. Невероятное устройство, изменяющее ход времени. Спина под курткой вдруг стала влажной. Ли. Может быть… Да, машина создаёт лишь крохотный виток, но что если все-таки можно с её помощью вернуться на много лет назад?..

Джи смотрел в сутулую спину шагающего впереди Мастера. Конечно, он захочет своими глазами узреть «гробницу Кама-Сотца». Услышать всё, что говорит Ева. Правда за правду. Мастер неглуп и явно умеет держать язык за зубами – так что, возможно, нога этого хилого человечка и вправду ступит на белые плиты мёртвого города. И, может быть, Мастер – если доживёт – коснётся пожелтевшими пальцами глянцевого бока железного монстра. 

Кама-Сотц. Древний демон, оказавшийся спасательным модулем с вечно звучащим голосом давным-давно умершей девушки. Джи поёжился. Ева определённо была человеком, но из её речей он уловил неоспоримую схожесть с «детьми ночи». В одной из записей девушка подробно рассказывала о том, как Адам принёс ей детёныша обезьяны, и какова была на вкус кровь животного. Ева постоянно злилась, что не может выйти из пещеры месяцами – пока не начнётся дождливый сезон, и плотные тучи не затянут солнце. Должно быть, Милютич сопоставил услышанное с индейскими легендами о чудовищах, ходящих в ночи и жаждущих крови. Сама девушка звала это «болезнью Гюнтера». И ни разу не упомянула о бессмертии. Зато на последних записях отчётливо был слышен детский плач.

Мастер захочет услышать откровения Евы. Но это будет потом. А сейчас…

Овальная железная дверь, толстая и несокрушимая даже на вид, нехотя поползла в сторону, толкаемая Мастером. Джи упёрся в створку обеими руками, помогая. С визгом и скрипом дверь провернулась на несмазанных петлях, и тут же оглушительный грохот ударил по ушам.

Мастер жестом пригласил следовать за собой. Его губы шевелились, но слова тонули в какофонии и гуле.

За коротким коридором начиналась винтовая лестница. Её ступени шатались и ходили ходуном в узкой шахте, то и дело задевая стены и чиркая по кирпичам.

Лестница упиралась в сетчатую железную площадку, огороженную хлипкими на вид перильцами. Площадка – длинная, вытянутая – крепилась к низко нависающему потолку толстенными ржавыми тросами. А под ней рушилась, кипела, бурлила и пенилась вода.

Перегнувшись через перила, Мастер указал пальцем вниз.

Вода вращала турбины. Гигантские лопасти проворачивались, повинуясь чудовищной силе стихии, яростно сбрасывали с себя белёсую пену. В свете фонарей водяные валы казались расплавленным жидким металлом.

«Идёмте», махнул рукой Мастер.

Подвесная конструкция чуть покачивалась на тросах. От головокружительной высоты противно засосало под ложечкой.

Мастер нырнул в низенький проход, к которому другим концом примыкала площадка. Коридор юлил и петлял, изворачиваясь под самыми странными углами. То тут, то там из стен высовывались обшарпанные бока толстых труб.

Ход вёл вниз. Кое-где попадались вырубленные в спрессованной почве ступеньки, хотя уклон пола и без того ощущался отчётливо.

За очередным поворотом коридор влился в квадратную комнату, скупо освещённую чадящими лампами. Навстречу тут же поднялись два бугая, но при виде Мастера отступили, почтительно склонив головы.

– Это мои гости, – сообщил маленький человечек бугаям, отворяя скрытую за их спинами неприметную дверь.

Джи проследовал за Мастером в дверной проём. Охранники не шелохнулись, но спину сверлил взгляд двух пар внимательно-настороженных глаз.

– Вот, – Мастер захлопнул дверь и, отдуваясь, повернул тяжёлую задвижку, – это – сердце Подземного города.

Лампа разливала рассеянный свет по обширному залу, углы которого тонули в тенях. Посреди зала громоздились махины неправильной формы – громадные катушки, короба, железные ящики и клетки из частой тонкой проволоки. По полу змеились кабели в толстой резиновой оплётке. Из-за стены доносился приглушённый водный шум.

– Работа машины требует огромного количества энергии, – в голосе Мастера зазвучали нотки гордости, – те турбины, что вы видели, дают только часть необходимого запаса. Мы также используем насосную станцию в Кросснессе – четыре мощнейших паровых двигателя, и несколько источников поменьше. И, тем не менее, нам требуется от десяти месяцев до года, чтобы аккумулировать нужную для запуска энергию.

Он похлопал ладонью по одному из огромных ящиков, укрытых брезентом. Из-под брезента тянулся с десяток кабелей. Эти и другие кабели от точно таких же ящиков сходились к стоящему на подставке четырёхугольному коробу, исчезая под его чёрным непрозрачным кожухом.

– Аккумуляторы получают ток от генераторов, питаемых турбинами, – лицо Мастера осветила улыбка, – конструкционно это обычный свинцовый аккумулятор. Фор [1] от зависти не удавится. Нам приходится попотеть, чтобы доставить заряженные батареи вместе с машиной и установить их строго под тем местом, где будет находиться Перегрин во время выступления. Видите ли, у машины есть всего один недостаток, но очень и очень серьёзный… – Мастер потёр лоб, – её сфера воздействия ограничена. Не более пяти футов в пространстве и около десяти секунд по времени.

Два вздоха прозвучали одновременно – протяжные, усталые, наполненные болью. Не сразу Джи понял, что второй вздох издал он сам. Пальцы сжали виски. Вот так. Десятисекундная игрушка. Реквизит великого, ныне покойного, фокусника.

– Скажите, Мастер… А что если дать машине больше энергии?

– Мы пытались, – глаза Мастера за мутными очками смотрели сочувственно, – добились любопытного эффекта. Радиус воздействия – и пространственный, и временной – уменьшается в геометрической прогрессии по достижении определённого порога потребляемой мощности. Боюсь, – он закашлялся, – боюсь, это не та задача, которую я решу при своей жизни.

– Но…

– А давай-ка проверим, не лжёшь ли на этот раз ты!

Чёрный зев револьвера Кван смотрел в грудь Мастеру. Тот попятился.

– Ю, зачем…

– А зачем нам ты и твоя бесполезная машина? – припухшие губы китаянки дрожали, – но, может быть, она не такая уж и никчёмная? Я посчитаю до двадцати, – щёлкнул взводимый курок, – и посмотрим, оживёшь или нет!

– Кван, не надо, – Джи шагнул к девушке.

– Назад! – взвизгнула она, – стой где стоишь, или наш четырёхглазый друг отправится на тот свет без шансов на обратную поездку!

Джи отступил.

– Подними руки, чтобы я их видела! А ты, – кивок в сторону Мастера, – включай машину!

– Аккумуляторы не заряжены, – голос маленького человечка дрожал, фонарь плясал в руке, – они не потянут…

– Включай! Или сдохнешь прямо сейчас!

– Господи, боже… – Мастер опустился на колени и начал шарить под кожухом.

Внутри машины щёлкнуло, воздух загудел от напряжения. Уши заложило, внутри черепа будто натянули тугую струну.

– А теперь встань! – прикрикнула китаянка, – встань и смотри на меня!

Мастер, трясясь, ухватился за кожух. Фонарь выпал из его пальцев, с грохотом покатился, разбрызгивая горящие капли. Завоняло палёной резиной. Мастер поднялся и повернулся – медленно, неловко переступая крупными ногами, будто делал это первый раз в жизни. По щекам, изборождённым мелкими морщинами, катились горошины пота.

– Время работы машины – не более трети от расчётного, – очки сползли на самый кончик носа, но Мастер даже не пытался их поправить, часто моргая подслеповатыми глазками, – пожалуйста, Ю, это не зависит от меня…

– Да плевать.

Искажённое время растянулось. Медленно-медленно, как под водой, китаянка нажала на спуск. Серебристая смерть играючи выскочила из ствола и понеслась к Мастеру – к скорбной складке меж его широко распахнутых глаз.

Но Джи успел первым.

Что-то горячее и острое ударило в лоб. Голова взорвалась болью – всепоглощающей, бесконечной, сияющей. И где-то там, в самом центре этого мгновенного солнца, ярко и поразительно чётко вспыхнул абрис раскосых вишен-глаз.

---

[1] Камилл Фор – физик, разработавший в 1880 году дешёвый и достаточно энергоёмкий аккумулятор. Аккумуляторы подобного типа до сих пор применяются, в частности, в автомобилях.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: