Глава 6

Он достиг северных границ Империи спустя месяц. Уже прочно устоялись холода, и ноги охотника оставляли в снегу глубокие чёткие следы. Выйдя к Шлезвигу, он нанялся матросом на первую же бригантину, уходившую в плавание через западные моря в Неаполь. Недюжинная сила, которой наделил охотника проклятый дар Андриана, помогала ему играючи справляться с тяжёлым матросским трудом. А в трюмах бригантины было достаточно крыс, чтобы притуплять грызущий голод, и достаточно рома, чтобы приглушать мучительные мысли. 

Корабль уплывал всё дальше на юго-запад, треплемый неприветливыми водами омывающих Империю морей, и всё чаще охотника посещали смутные воспоминания о подобном бегстве, совершённом им давным-давно. Видения, вторгавшиеся в его разум ещё в бытность слугой Церкви, не исчезли, но сгладились, проявляя себя лишь в моменты сильнейших волнений. По счастью, плавание выдалось спокойным – хотя другие матросы и поглядывали с подозрением на странного сотоварища, чью белую кожу не трогал загар, и чьи метания и крики во сне в конце концов заставили его уходить спать в трюм. Он звал себя Джи – в память о той, чей медальон хранил у сердца. Не в первый раз он сменил имя, но этот раз должен был стать последним. Ради этого он плыл к ненавистным, но зовущим южным берегам Империи. У него осталось неоконченное дело. Те, кто переломил его жизнь, спали мирно и праведно, и это следовало прекратить.

Лишь к лету ему удалось добраться туда, куда манила и тянула его самая тяжёлая и страшная из жажд – неукротимое желание мести. Проклятый Дармштадт и проклятый замок рода фон Франкенштейн, ставший оплотом бесчестного Трибунала. И – будто насмешкой над слепотой церковников, не видевших дальше собственного носа – притаившаяся в подвалах замка странная лаборатория Харнхейма-чернокнижника.

Именно она дала приют опальному охотнику. Несмотря на весь ужас и боль, сопровождавшие его в тот день, когда он из камеры-склепа провалился в подземелье, каждый камень и каждая полка намертво врезались в память. Что-то было здесь – что-то, тянувшее его сильнее, чем желание мести. Сюда он пришёл, едва снова смог ходить после спасения из костра, и сюда же вернулся вновь.

Доски и ветки, набросанные им в прошлый раз поверх входа, никуда не делись. На обломанных сучьях бурно разросся мох. Когда Джи, оглядываясь, осторожно разобрал завал, из переплетения ветвей с криком сорвалась птица. 

Внутри всё так же царила сырость. Спёртый влажный воздух разил затхлостью. Узкие стенные проёмы с остатками зеркал забились листьями и глиной. Джи быстро обошёл лабораторию, уже привычно перешагивая через опрокинутые полки. Среди трухи и обрывков нашлась относительно целая дощечка – Джи прихватил её с собой.

Клетка была на месте. Из-под ног с писком шарахнулись вспугнутые крысы. Прутья клетки и пол под ней за прошедшее время покрылись тонкой белесоватой плесенью, на которой почти неразличимы были и горстки мелких крысиных костей, и загадочные знаки, процарапанные на каменной кладке.

Джи аккуратно счистил плесень ладонью. Используя вместо чернил факельную копоть, он тщательно перерисовал начертанные знаки, стараясь не упустить ни единой линии, бережно завернул дощечку в тряпицу и спрятал в суму, с которой никогда не расставался. Сума хранила его самые дорогие сокровища – загадки, ради которых он жил. Намёки на безумно далёкое будущее, которого ему ещё предстояло дождаться. Но это будущее не могло наступить, пока совсем рядом, за стеной, дышали, пили и выносили приговоры те, кто не имел на это права.

Следующим днём Джи выбрался в город. Надвинув пониже капюшон и надёжно скрыв ножны под запахнутым плащом, он принял вид одного из тех странников, которым несть числа в любом селении, дающем шанс получить пищу и временный кров.

Потолкавшись на рынке, побродив по улочкам и заглянув в пару харчевен, к вечеру Джи уже знал всё, что ему было нужно. Священный трибунал по-прежнему заседал в Дармштадтском замке, проведя за минувшее время несколько громких процессов. Пьянчужки в трактирах рады были поделиться с гостем смачными подробностями виденных аутодафе. И, слушая их, Джи до боли сжимал рукоять криса под плащом – так, что на ладони оставались глубокие алые полосы.

Геликона был здесь. После памятного процесса над «отступником, предавшим самое святую веру и Господа нашего», о котором, икая, поведали пьяницы, не подозревавшие, кому они это рассказывают, итальянский монашек быстро возвысился и в настоящее время занимал пост первого помощника и заместителя главного инквизитора Дармштадта, отца Йоахима Мекленбургского. Если в город гнали пленных еретиков, если в распахнутые ворота въезжали повозки с закованными в цепи ведьмами, если на центральной площади в очередной раз вырастал колючей грудой будущий очищающий костёр – плюгавенькая фигура итальянца в инквизиторской сутане неизменно оказывалась рядом. Геликона умудрялся быть всюду. Нередко его писклявый голосок можно было услышать у таверны на задворках или в мелкой лавке бедного скорняка. Неутомимый, как мул, инквизитор не брезговал лично наведываться в самые злачные местечки, а отсутствие мелкого монашка могло означать лишь одно: вскоре в город снова вкатится повозка с пленными, править которой будет лично он, Геликона.

Так и случилось. Два дня спустя, когда Джи под видом странника медленно прохаживался неподалёку от ворот, раздался стук, и меж распахнутыми створками, грохоча подковами по брусчатке, пронеслась четвёрка лошадей, влекущая за собой повозку-клеть. Прижавшись к стене, как и прочие горожане, Джи из-под низко надвинутого капюшона провожал глазами скорбную упряжку. От такого знакомого грохота копыт сжималось сердце, растревоженное воспоминаниями, и лицо Геликоны, восседавшего на козлах, обращало бушующий внутри жар в холодную ненависть. Торжествующее, холёное, чуть располневшее в щеках лицо, неприкрыто довольное чинимым насилием. Лицо одержимого.

Повозка, разбрасывая из-под колёс ошмётки грязи, скрылась за углом. Разошлись горожане, вернувшись к привычным занятиям, разбрелись зеваки, и только Джи, наконец-то поднявший голову, продолжал смотреть вслед исчезнувшей клети.

Луиджи-Франческо Геликона, оливет из Тосканы, инквизитор Дармштадтский – сегодня ты пожалеешь о том, что появился на свет.

В повозке, среди куч соломы и обрывков верёвок, сидели дети.

***

Когда холодное солнце тяжело осело за горизонт, Джи повернул обросший паутиной рычаг, и фрагмент каменной кладки встал на место, надёжно запечатывая люк. Приготовления закончились. Уцелевшие скамьи и куски полок были перенесены в камеру-склеп над лабораторией – сделанные из толстого дерева, они могли служить прочной опорой. Бесшумным ужом снуя по неширокому лазу между подземельем и камерой Дармштадтского замка, Джи перетащил наверх достаточно деревянного хлама, чтобы соорудить из него относительно удобное подобие лестницы. Теперь из склепа можно было легко выбраться в коридор, и наклонённая внутрь стена перестала быть непреодолимым препятствием. 

Проверив механизм люка ещё раз, Джи прошёл в дальнюю часть лаборатории и укрепил на скобах тяжёлый железный засов, запирая комнату с клеткой. На уцелевшем столе в одной из промозглых комнатушек уже лежали купленные в городе пучки зелени и связки вяленого мяса. Свёрнутый плащ пристроился рядом. Вездесущая сырость пробиралась под рубаху, выстужая разгорячённое тело. Джи поправил перекинутый через плечо ремень сумы. 

Пора.

Он погасил факел, вставив его в стенное кольцо, и наощупь забрался на стол, подставленный к зеву открытого люка. В темноте пробираться по лазу оказалось намного сложнее – склизкие стены, испещрённые отвратительными язвами плесени, были плохим подспорьем. Джи не торопился, упираясь руками и ногами в скользкую кладку и бесшумно продвигаясь вперёд. Вскоре наклонная поверхность лаза сменилась ровным полом камеры-склепа, и он смог выпрямиться. До остатков мебели, сложенных в устойчивую горку-лестницу – три шага. Ладони в перчатках легли на первую из досок, нащупывая опору. Дерево едва слышно хрустнуло, но выдержало. Цепляясь за доски, Джи вскарабкался по самодельной лестнице почти до потолка камеры, где выходил в коридор узкий проём, оставленный в толстенной кладке нижнего яруса замка. В лицо дохнуло прохладой.

Втиснувшись в проём, Джи оттолкнулся локтями, сдирая их о плохо отёсанные камни, и замер в тесной темноте, прислушиваясь. Из коридора не доносилось ни звука. Оттолкнувшись ещё раз, он продвинулся вперёд и выглянул.

Темнота. Тишина – только едва слышный шорох сквозняка в пустотах многочисленных проёмов.

Джи выбрался в коридор и двинулся направо. Рука скользила по стене, отмеряя расстояние, пока ровная кладка вдруг не оборвалась. Здесь стена заворачивала – коридор переходил в зал, который Джи помнил по своему прошлому визиту сюда. Из зала разбегались пять коридоров, и по крайней мере три из них оканчивались тупиками – включая тот, откуда он только что вышел. 

Джи остановился, слушая всхлипывание сквозняка и мысленно выстраивая в голове схему. В памятный прошлый раз он исследовал коридоры, проходя их против движения часовой стрелки, и этот коридор был последним. Оставалось два возможных выхода, и Джи, продолжая вести рукой по стене, прошёл погружённый во мрак зал до следующего поворота.

Стоило завернуть за угол, как впереди замерцал свет. Желтоватый бледный ореол маячил вдали, и рука сама скользнула на рукоять криса. 

Он не ошибся. Этот проход вместо тупика оканчивался крутой винтовой лестницей, у подножья которой едва теплился гаснущий факел. Джи усмехнулся. Стоило ему в прошлый раз повернуть не направо, а налево – и не было бы Моты, и её криков, и стражников, и лаборатории Харнхейма… Всего один поворот. Так просто. Или нет?

Нижний ярус патрулировали стражники. Он мог столкнуться с ними где угодно, в любом коридоре, и дальнейший путь был бы тем же самым – камера-склеп, лаз и подземелье. Ведь в лаборатории люки расположены по кругу, и попасть в неё можно из любой камеры замка. Так достаточно ли было повернуть не в ту сторону, чтобы с этим поворотом изменила своё направление сама судьба?..

Джи тряхнул головой, отгоняя никчёмные мысли, и прислушался. Ухо, казалось, различило отдалённые детские голоса – похожие на писк возящихся мышей. Сжимая в руке крис, Джи поднялся по лестнице.

Она вывела в огромное квадратное помещение, посреди которого в низкой каменной чаше пылали жаром разожжённые уголья. Не способные согреть такой большой зал, уголья явно служили иной цели – на горячих камнях, составлявших бортик чаши, были в изобилии разложены многочисленные инструменты истязаний, так хорошо знакомые Джи.

Вдоль стен этой исполинской комнаты тянулись многочисленные каморки-отсеки, отделённые от неё и друг от друга частоколом железных прутьев. Каморки не были пусты. В полутьме, едва рассеиваемой редкими напольными канделябрами, ворочались, метались и возились смутные тени. И где-то среди них были дети. Сквозь скрежеты и шорох пробивались тоненькие голоса. Одни монотонно повторяли неразборчивую фразу, другие шёпотом переговаривались. Кто-то хныкал.

Джи замер в темноте на верхней ступени лестницы. Сердце глухо ухало в груди, взгляд метался вдоль рядов каморок. Освободить? Пока он будет спасать детишек, остальные узники всполошатся. Всех не выпустишь, да и есть ли смысл? 

Глаза до рези всматривались в движущиеся за частоколом тени, в массивные запоры на дверцах каморок, в разложенные у круглого очага крючья. Решение не находилось.

Раздавшиеся шаги заставили Джи вжаться в стену. Шаги приближались – спереди и чуть справа. Два, а то и три человека. Идут молча – не похоже на обычную стражу, те любят поболтать. 

Меж каморками замерцал свет, и из освещённого прохода, который, видимо, вёл вглубь замка, показались трое. Впереди шёл рослый солдат с факелом в одной руке и корзиной – в другой. За ним следовал второй стражник, пониже и поуже в плечах. Замыкал процессию невысокий монах в глубоко надвинутом куколе. Вместо чёток монах перебирал в пальцах тощую связку ключей.

Тени за частоколом прутьев оживились, заметались, когда процессия приблизилась к одной из каморок. Оба стражника встали по сторонам дверцы, а монах, повозившись с ключами, отпер замок и сделал приглашающий жест.

Из каморки, подталкивая друг друга, несмело потянулись малыши. Пять крохотных оборванцев. Последнего, едва держащегося на ещё неокрепших кривеньких ножках, вела за руку светловолосая девочка.

Джи стиснул крис. Вот оно! Как только процессия развернётся, чтобы идти обратно в коридор, появится удобный момент. Два стража и хилый монах – ерунда. Он подберётся к ним со спины и…

Процессия развернулась. И вместо спин Джи увидел лица. Малыши, понукаемые идущими позади стражами, двинулись в его сторону.

Бывший охотник заскрипел зубами. Проклятье! Почему сюда?..

Бесшумно Джи скользнул спиной по стене, смещаясь вниз на ступень. Если они пойдут к склепам, есть шанс притаиться в одном из тёмных коридоров и напасть на стражей сзади – так они не смогут прикрыться детьми. 

Процессия остановилась у очага. Повинуясь знакам монаха, один из стражников выдернул из группки детей малышку – ту самую светловолосую девочку, а второй поставил перед ней корзинку. Между ивовых прутьев заблестели покатыми боками спелые яблоки. Малышка приоткрыла рот.

Монах достал яблоко и наклонился к девочке. Та потянулась к сочному плоду, но стоящий позади стражник дёрнул её за плечи.

– Ты наверняка голодна, – монах надкусил яблоко, – и я обязательно дам тебе поесть. Но только после того, как ты очистишься от скверны.

Не переставая жевать, монах свободной рукой ухватил лежащее на краю очага тавро. Железное клеймо, раскалённое до мутно-алого цвета, качнулось перед личиком крохи. Девочка замерла, не мигая, глядя на страшный инструмент.

Огромные глаза, полные застывшего ужаса. Вздёрнутый носик, приоткрытый рот, с мягких губ которого ещё не сошла удивлённая улыбка…

Рослый стражник упал мешком, вряд ли успев осознать, что случилось – разжал ладони и повалился на пол, со всхлипом пытаясь втянуть в себя воздух. Завизжала девочка, с чьих плеч соскользнули грубые ладони солдата. Дёрнулось тавро в руке монаха, покатилось надкушенное яблоко. 

Два прыжка – и Джи рядом с монахом. Второго стражника – оттолкнуть плечом, ударить под колени. Перехватить раскалённое клеймо – нет, уже не успеть сжать пальцы, но хотя бы подставить ладонь…

Куколь упал.

Геликона отдёрнул руку, сжимавшую тавро.

Он нанёс удар так быстро, что Джи едва успел увернуться. Дохнуло жаром от нагретого железа, горячий воздух обжёг щёку. Крики детей и вопли узников в каморках слились в один нескончаемый звон.

Держа тавро как палицу, Геликона размахнулся снова. Он стал лучше, много лучше как воин – но в глазах его был страх. Неизбывный страх нечистого душою.

Джи схватил тавро и дёрнул на себя. Железный прут неожиданно легко подался, отпущенный монахом, Джи шагнул назад, пытаясь сохранить равновесие, но нога запнулась о бортик каменной чаши. Он упал, успев подставить руку, неловко вывернул запястье. Оттолкнулся – ладонь обожгло диким жаром. Сбоку налетел пришедший в себя второй стражник. Джи пригнулся, пропуская над головой клинок короткого меча, и не жалея сил ударил стражника в грудь. Отчётливо хрустнули рёбра. Солдат осел на пол рядом со своим мёртвым товарищем. Джи выхватил крис из тела рослого, развернулся, готовясь отразить удар.

Удара не последовало.

Мелькнул за углом подол монашеской сутаны – Геликона улепётывал, бежав с поля боя как жалкий трусливый пёс.

Узники в каморках бесновались, дёргая прутья и крича. Перепуганные дети, разбежавшиеся по залу, жались к стенам и размазывали по чумазым личикам сопли. Спрятав крис в ножны, Джи подбежал к светловолосой девочке. Та была цела – сидела на полу, тараща глазищи на мёртвых стражников.

– Злой человек, который хотел обидеть тебя, вернётся, – сказал Джи, наклонившись к самому уху малышки, – и приведёт с собой ещё много злых людей.

Глазищи уставились на бывшего охотника. Девочка, покачав головой, что-то проговорила, но Джи не расслышал.

– Мы не будем ждать, когда они придут, – Джи осторожно взял кроху за руку, поднимая.

На удивление, малышка не стала сопротивляться и послушно пошла за ним.

Едва научившийся ходить грудничок ревел, упав на каменный пол. Подхватив его на руки, бывший охотник передал ребёнка девочке и велел идти к спуску на нижний ярус замка. Та поплелась, сжимая в объятиях ревущее дитё. 

Поглядывая на вход и каждый миг ожидая появления Геликоны с оравой подручных, Джи заметался по залу, вытаскивая из углов хнычущих детей и чуть ли не пинками отправляя их вслед за светловолосой. Из-за воплей узников он был всё равно что глух – к залу, грохоча и топая, могла приближаться целая толпа, и он бы не услышал.

На то, чтобы всех собрать, казалось, ушла вечность. Как только последний ребёнок оказался у винтовой лестницы, Джи, на ходу подхватив корзинку, быстро раздал каждому по яблоку и выдернул свечу из канделябра.

– Жуйте и спускайтесь, – он поднял огонь повыше, – и чтоб ни звука!

Дети потянулись вниз. Хныканье разом прекратилось – замолчал даже младший, посасывая кусок спелой мякоти. Джи обернулся. Нос щекотал запах крови, разлившейся вокруг тела рослого стражника. Ещё свежей, не успевшей подёрнуться плёнкой и пропитаться смрадом мертвечины. Ещё тёплой, живительной, восхитительно пахнущей… Так и просящейся, чтобы язык коснулся её – блестящей и густой, перед которой не жалко встать на колени и, как собака, слизывать, впитывать и лакать…

К чёрту. Я не зверь.

Сжимая в руке свечу, Джи последовал за малышами.

Сквозь активное чавканье детей слух напряжённо ловил доносящиеся сверху звуки. Заточённые в каморках несчастные не унимались, устроив настоящую какофонию. Это потом они будут наперебой рассказывать небылицы, выслуживая поблажку или, чем случай не шутит, даже прощение и лёгкую епитимью взамен мучительных допросов. Это будет потом – а сейчас они кричат изо всех сил, стараясь превзойти друг друга и ускоряя приближение отряда стражи…

– Быстрее, – шёпотом командовал Джи, подгоняя жующих крох. Винтовая лестница, круто забиравшая вниз, оказалась непростым испытанием для детских ножек. Кое-как, натыкаясь друг на друга в неверном пляшущем свете огарка, малыши спустились в коридор. Встали, пугливо озираясь. И, подталкивая их, Джи услышал то, что так боялся услышать.

Топот ног и резкие отрывистые крики.

Дети замешкались, перестав жевать и поднимая кривящиеся личики.

– Бегите! – прикрикнул на них Джи, – вперёд, быстро!

На верху лестницы уже плясали отблески факелов.

Не успеем.

Стоит стражникам спуститься – всё пропало. До нужной камеры никто не добежит.

В мгновение нагнав последнего из малышей, Джи схватил его за худенькие плечи и молча швырнул в скользкий зев ближайшего склепа. До него донёсся всхлип и отчаянный рёв. Остальные застыли, услышав плач. 

Второй и третий малыши отправились следом за первым – Джи затолкнул их в узкий лаз, не щадя обдираемых локтей и коленок. Охваченная ужасом светловолосая девочка мёртвой хваткой вцепилась в грудничка. Джи разжал её пальцы, выдёргивая ребёнка, и всунул в ладонь чадящий огарок.

– Лезь, быстро!

Малышка неловко втиснулась в проём. Держа на вытянутых руках младенца, Джи вперёд ногами нырнул следом, слыша, как грохочут по ступеням сапоги стражников.

Он приземлился на колени, удерживая вопящего ребёнка и чудом не задев перепуганных, плачущих от страха детей.

– Посвети мне! – шёпотом крикнул Джи девочке, ощупывая наклонную стену под лазом. Дрожащий язычок пламени на кончике догорающего фитиля озарил ровные ряды каменных блоков. Где же он? Где выступ, открывающий люк?!

Пальцы шарили по гладким камням. Острый угол ткнулся в ладонь, Джи ударил по нему кулаком – но ничего не произошло. Люк не сдвинулся.

– Встаньте за мной, – Джи зажал младенцу рот рукой в перчатке. Другая рука сдавила фитиль. Огонёк свечи погас.

Дети сгрудились под наклонной стеной, тихо дыша ему в спину.

Сверху грохотали и перекрикивались стражники. Младенец на руках часто сопел и елозил ножками. Его сердечко стучало быстро-быстро. Джи крепче обнял ребёнка и вытянул свободную руку, упираясь ладонью в заевший люк. Неужели всё зря?..

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: