Глава 3

Бернард Шевонн жил там же, где и тридцать лет назад. Маленькая квартирка на втором этаже доходного дома по Девоншир Плейс всё так же встречала аккуратно покрашенной дверью. «Обучение грамоте, чтению и письму» – гласила потёртая табличка у лутки. 

На стук блестящего медного кольца по филёнке отозвались приглушённые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник хозяин.

Годы не пощадили Бернарда. Учитель, растерявший почти все волосы, походил на бульдога. Сходство усиливали обвисшие дряблые щёки и круглые блестящие глазки, буравившие собеседника.

– Вы ко мне? – Бернард кашлянул и поправил «бабочку», – простите, я ожидаю ученицу с минуты на минуту.

– Я ищу Флоренс Раттбор.

Учитель прищурился.

– Зачем она вам? – кончик его носа дёрнулся, будто Бернард принюхивался к незваному гостю, – и кто вы такой?

– Я был знаком с её матерью, – Джи помедлил, – полагаю, что…

Он едва успел выставить ногу. Носок лакированной туфли упёрся в косяк, не дав двери захлопнуться.

– Подождите, – Джи мягко, но настойчиво придержал дверь, – Флоренс может грозить опасность. Вы знаете, где я могу её найти?

– Единственная опасность, которая может грозить моей дочери, это общество таких, как вы, – зло выплюнул Бернард, – уходите!

– Господин Шевонн…

– Бедняжка Стефани была не в себе, – горько продолжал учитель, – якшалась со всяким сбродом, всё что-то записывала. Давала деньги попрошайкам, заводила знакомства с шарлатанами. В последний год стала совсем плоха. Стефи казалось, что за ней следят… – Бернард отвёл взгляд, – её обнаружили в богом забытых трущобах Ист-энда. Должно быть, моя несчастная жена не сумела найти дорогу домой… Если вы и впрямь знали Стефани, то должны быть в курсе её болезни. 

– Мы не виделись очень давно, господин Шевонн. 

– Как бы там ни было, Стефи нет, – бульдожьи щёки Бернарда задрожали, – и я надеюсь, вы никогда не использовали несчастье моей жены ради собственных корыстных целей. А теперь уходите. И не впутывайте в это Фло – она и так натерпелась от матери.

Джи шагнул назад, едва не упёршись спиной в стену узкого коридора. От грохота захлопнувшейся двери на пол, кружась, полетела мелкая штукатурная пыль. 

Он постоял немного, слушая, как по соседству строгий женский голос кого-то распекает за нерадивость, и двинулся обратно. У выхода на лестницу Джи посторонился, пропуская девушку в тёмном платье, с плоским зонтом в руке. Зачем-то раскрытый, зонт был выполнен на китайский манер – с деревянными спицами и натянутой на них промасленной бумагой. Покрытую мелкими каплями бумагу обильно украшали нарисованные цветки лотоса. Из-под низко надвинутого купола зонта виднелся лишь узенький подбородок и тонкая шея с упавшими на неё двумя гладкими чёрными прядками.

Девушка просеменила мимо, так и не закрыв зонт и оставляя за собой блестящую цепочку капель. Джи бросил взгляд в крохотное круглое окошко над лестницей. По стеклу неторопливо сползали ручейки. 

Позади хлопнуло. Джи обернулся – коридор был пуст. Мокрая цепочка обрывалась перед дверью Бернарда.

Вот и ученица.

Рот раздирала зевота. Низко нависшее небо цеплялось за макушки башен Вестминстера, сеяло мелким дождём. На рукавах пальто оседали капли вперемешку с круглыми мёрзлыми крупинками. Стволы деревьев, блестя обледенелыми боками, отражали гостеприимный свет магазинных окон.

Игнорируя зазывные выкрики кэбменов, Джи прошёл пешком пару кварталов. Налетавший порывами ветер норовил сорвать шляпу, но никак не желал выдувать сонливость.

Телефонная будка нашлась только через два квартала. Опустив пенни в прикрытый козырьком механизм, Джи дождался щелчка и потянул дверь на себя.

Внутри узенькой будки обнаружился тощий справочник, но фамилии «Раттбор» в нём ожидаемо не нашлось. 

Ещё два пенни ушло в приёмник громоздкого аппарата на стенке. Из рожка-наушника полился мелодичный голосок телефонистки.

– Мисс, я хотел бы поговорить с Флоренс Раттбор, – Джи наклонился к микрофону.

– Номер, сэр? – бесстрастно вопросила телефонистка.

– Боюсь, я его не знаю. Только имя.

В наушнике воцарилась тишина, прерываемая сухими потрескиваниями.

– Сожалею, сэр, – наконец заговорили на том конце, – но в нашем справочнике нет имени Флоренс Раттбор.

– Возможно, номер зарегистрирован на мистера Раттбора? – предположил Джи, прижимая рожок к уху. По сбитым из досок стенам грохотал усилившийся дождь.

– К сожалению, подписчиков с такой фамилией у нас нет. 

– Я понял вас, мисс.

– Попробуйте обратиться в адресное бюро, – посоветовала телефонистка, – всего доброго, сэр.

Джи вернул рожок на рычаг, поднял воротник пальто и, придерживая шляпу, покинул переговорную будку. 

Ветер тут же швырнул в лицо пригоршню тяжёлого мокрого снега. Ненастье разогнало по домам всех – не ошивались под ногами мальчишки-метельщики, пропали разносчики газет, исчезли, будто их сдуло ветром, завсегдатаи лондонских улиц – чопорные старухи в мехах, чумазые мусорщики, чистильщики обуви со своим нехитрым скарбом, продавцы баллад и конвертов… Пустынные молчаливые улицы медленно покрывала ледяная глазурь.

Джи шёл по Паддингтон-стрит, низко нагнув голову и уткнув подбородок в поднятый воротник. Впереди, за мокрой завесой, маячили два жёлтых размытых пятна – вход в метро. Линия «Бишопс Роуд-Темпл» довезёт до Друри-Лейн. Если где и брать след Перегрина, так только в старейшем из лондонских театров… расположенном в двух шагах от особняка Часового Братства. 

Зацепкой мог бы послужить и таинственный Ирр, чьё имя Стефани частенько упоминала в письмах, неизменно – в связи с Подземным городом. Несмотря на преклонный возраст, Бродяга Ирр, видимо, ухитрялся вести очень активную жизнь. И успешно избегать каждого, кто попытается приблизиться к нему. 

А человек не прячется, если ему нечего скрывать.

Миссис Раттбор же, возможно, не стоило и искать. Кто бы ни охотился за посылкой, его интересовали дневники Стефи, а не её дочь. Без дневников Флоренс не представляла угрозы – в отличие от своей бедной матери. Джи скрипнул зубами, пальцы крепче сжались на фигурном набалдашнике трости. Бернард сказал, что Стефи погибла в трущобах. Заблудилась? Или же ей помогли? Судя по письмам, цветочница до последнего дня сохраняла острый ум, и версия с душевной болезнью просто трещала по швам.

– Сэр, купите пирог!

Джи резко остановился, чудом сохранив равновесие на куске льда, в который превратилась мостовая. Сдвинув шляпу со лба на затылок, он обнаружил перед собой щупленького старичка, с ног до головы закутанного в видавшую виды хламиду. Рядом со старичком, притиснутая к стене дома, стояла железная тележка с водружённым на неё железным же коробом. Внутри короба тихонько шумело. Нос уловил смешанные ароматы тёплого теста, сырой ткани и дыма.

– Пирог с почками, сэр, – старик щедро улыбнулся беззубым ртом, – всего три пенса за кусок.

– Что за хитрая машина у тебя, отец? – Джи шагнул ближе к железному коробу и постучал по стенке. Металл отозвался густым гулом. 

– Паровой нагреватель, – торговец гордо выпятил впалую грудь, – я сам его сделал! Теперь мои пироги всегда тёплые. Да вы попробуйте, сэр!

Джи приложил ладонь к коробу – тот и впрямь оказался горячим. Скрытая навесом-зонтиком жестяная труба выпустила белёсый клуб.

– Нигде больше во всём Лондоне таких не найдёте, – подмигнул старик, роясь во внутренностях агрегата.

– Ты сделал такую сложную машину только затем, чтобы продавать горячие пироги? – Джи отнял ладонь и оглядел старика.

– А как же, – тот, казалось, был удивлён вопросом, – это ж мой хлеб.

– Возьми, отец, – перехватив трость левой рукой, Джи вынул из кармана пригоршню мелких монет, – и ещё столько же получишь, если скажешь, где найти бродягу Ирра.

– Не знаю никаких Ирров, – старик откинул заслонку короба, вынул кус пирога и подал его покупателю.

Джи взвесил кус на ладони. Толстый. Слишком толстый слой ноздреватого теста со сплющенной тоненькой прослойкой начинки. Подмокшая от горячего пара верхушка липла к пальцам. Не таким должен быть настоящий пирог с почками. 

Ноздри шумно втянули воздух. Удивительно, но во всем Лондоне лишь немногие рестораны готовили это блюдо правильно. Джи помнил их наперечёт, прекрасно зная, где можно отведать тот самый пирог с почками – плотный, упругий конверт из теста, прикрытый ажурной хрусткой корочкой и поданный в глиняном горшочке, внутри которого истекают жиром, плавятся в горячем мясном соке нарезанные кубиками свиные почки, перемешанные с луком и ложкой вустерского соуса и заботливо уложенные горкой на внушительный пласт обжаренной говядины – так, чтобы тонко раскатанный блин сформировал поверх этой горки соблазнительную выпуклость, от одного вида которой рука потянется утереть слюнки…

Джи откусил от пирога.

– Ты ведь давно торгуешь здесь? – спросил он, как только щёки перестало сводить оскоминой после прожёванного.

– Да уж не первый год, – пробурчал продавец, исподлобья наблюдая за собеседником.

Джи заставил себя проглотить ещё кусочек. 

– Твой пирог очень хорош, – ему стоило большого труда не скривиться, – как и твоё хитроумное устройство. У тебя определённо талант механика.

– Уж это как пить дать, – старик хохотнул и потёр друг о друга красные ладони.

– Уверен, ты мог бы многого добиться.

Ещё один ком пресного теста отправился в рот. 

Краем глаза Джи уловил движение – поодаль, за эркерным выступом стены, мелькнула фигура. 

– Почему бы тебе не предложить свои знания «подземникам»? – нарочито громко поинтересовался он. – Поговаривают, те не скупятся на плату хорошим мастерам.

– Шшш! – зашипел старик, оглядываясь и прижимая палец к губам.

Джи наклонился ближе.

– Не заговаривайте о них, если вам жизнь дорога, – старый торговец заметно дрожал. Дыхание вырывалось из его рта мелкими рваными облачками. – Не заговаривайте и даже не думайте! Ирр тоже заговаривал, и что с ним стало? А сейчас уходите!

– Где найти Ирра?

– Не знаю! – старик толкнул тележку, и Джи едва успел увернуться от острого угла железного ящика, – уходите!

И неожиданно торговец сам засеменил прочь, с удивительным проворством и ловкостью катя своё сооружение по обледенелой мостовой.

Глядя ему вслед, Джи механически дожевал остывшее и окончательно потерявшее вкус подобие пирога. Мокрый снег прекратился, но небо по-прежнему укрывалось густым пуховым одеялом туч. Пронизывающий северный ветер забирался под пальто, выдувал тепло, колюче обжигал кожу. Медальон под рубашкой, превратившись в ледышку, казалось, примёрз к груди.

Джи поспешил в метро. В ещё не поздний, в общем-то, час станция «Бишопс Роуд» была почти пуста – если не считать прикорнувшего в уголке мальчишку с огромным лотком газет на шее. Поэтому гулкие шаги позади – неровные и торопливые, совершенно не похожие на эхо собственных чётких шагов – прозвучали резким диссонансом.

Джи обернулся.

Тусклые фонари с потемневшими от копоти плафонами бросали на полоску платформы бледно-жёлтые круги. В одном из таких кругов замер невысокий господин, похожий на кривоватую жердь. Джи не видел его лица – тень от примятого цилиндра скрывала профиль незнакомца. В руке тот держал истёртый портфель с латунной защёлкой.

Резкий гудок и свист выпускаемого пара прорезали тишину. Из тёмного жерла тоннеля выкатился кашляющий дымом паровоз, таща за собой короткий состав. Джи выбрал вагон первого класса – тот, что ближе всех к голове поезда. И, уже заходя внутрь, бросил взгляд влево. Незнакомец с портфелем, застыв в дверях соседнего вагона и по-птичьи склонив голову набок, в упор смотрел на него. В глаза бросился нос с горбинкой и кое-как выбритые щёки, не знавшие хорошей цирюльни.

– Поторопитесь, сэр!

Кондуктор настойчиво махал рукой и, дождавшись когда Джи войдёт, закрыл за ним двери.

В вагоне было свободно. Два из шести обитых плюшем диванов пустовали. Вежливый служитель спросил плату за проезд и, получив шиллинг, предложил солевую грелку.

Поезд, пыхтя, стучал по рельсам. Сквозь приоткрытые окошки под крышей залетал сквозняк с запахом дыма и масла. Грея озябшие ладони о мешочек с тёплой солью, Джи разглядывал салон, освещённый неяркими бра. Стенные панели из резного дуба потемнели и кое-где истёрлись. Истрепались и диванчики, повидавшие немало коварных женских кринолинов. Многое изменилось с тех пор, как он впервые сел в метро – на новый поезд, курсировавший по единственной тогда в Лондоне ветке между «Бишопс Роуд» и «Фаррингдон стрит». 

Теперь городская подземка разрослась, обзаведясь десятками станций. Она по-прежнему оставалась не самым дешёвым и уж наверняка не самым безопасным способом добраться до пункта назначения – особенно для тех, кто ездит в третьем классе. 

«Если волей случая мне доводится спуститься в метро одной, я всегда держу в зубах раскрытую булавку – так тот, кто захочет впиться губами в мой рот в темноте вагона, получит достойный отпор».

Строчки из писем Стефи всплыли в памяти – одни из немногих личных переживаний, которые позволяла себе цветочница, обращаясь к своему молчаливому адресату. 

Внутри разрасталась грызущая голодная пустота. А воздух в вагоне, напротив, густел – от дыхания пассажиров, от грязных дымных струй, врывавшихся в окна. На «Блэкфрайарз» Джи подошёл к открытым дверям, надеясь глотнуть хоть немного сквозняка с поверхности. Незнакомец с портфелем, высунувшись из соседнего вагона, поглядывал в его сторону. Но, стоило Джи встретиться с ним взглядом, как горбоносый тут же отвёл глаза.

На «Темпл» кипела жизнь. Одна из старейших станций Лондона была переполнена людьми. Продравшись сквозь толпу рабочих и мелких клерков, осаждавших вагоны второго и третьего класса, Джи выбрался наверх. От обледенелой афишной тумбы с размокшими плакатами отлично просматривался выход из метро. 

Горбоносый не замедлил появиться. Выскочил из бурлящего зева подземки, как пробка из бутылки с шампанским, прижимая к груди портфель, и заозирался по сторонам. Взгляд у него был потерянный, будто у выброшенного на улицу щенка. Красные озябшие руки без перчаток, не первой свежести пальто и мятый, явно раньше кем-то ношенный цилиндр прозрачно намекали на принадлежность к не самым богатым кругам. 

Наконец, видимо, приняв какое-то решение, горбоносый перестал озираться и медленно двинулся по тротуару. У первого же пересечения с боковой улочкой он притормозил и осторожно заглянул за угол.

Должно быть, толчок сзади напугал шпиона больше, чем ожидаемое нападение из переулка. Едва устояв на ногах, он судорожно вцепился в портфель, отчего чуть не встретил носом стену. От печального столкновения с кирпичной кладкой горбоносого спас рывок за шиворот. Ветхая ткань пальто угрожающе затрещала.

– Ты кто такой? – прошипел Джи, разворачивая соглядатая лицом к себе.

Тот побледнел, отчего щетина проступила ещё явственнее.

– Н-никто… Я просто ехал…

– И просто следил за мной, – трость с набалдашником в виде оскаленной кобры придавила неудачливого шпиона к стене. Тот пискнул.

– Я услышал… Случайно… – горбоносый заискивающе улыбнулся, открыв рядок мелких, как у хорька, зубов, – услышал, что вы ищете Бродягу Ирра.

– А тебе что с того? 

Соглядатай отвёл глаза и неопределённо хмыкнул.

– Знаешь, где его найти?

– Ну, я…

Джи слегка поднажал. Цыплячьи косточки шпиона хрустнули.

– Ладно-ладно! – зачастил он, – у меня есть с ним связь. Видите ли, – горбоносый тонко хихикнул, – эта развалина себе на уме – говорит только с теми, с кем сам пожелает.

– Уверен, со мной ему пообщаться захочется, – Джи ослабил нажим, и соглядатай поёжился, поводя плечами, – я готов щедро заплатить за информацию о Подземном городе.

– Отлично, – глазки горбоносого загорелись, – но Ирр корыстолюбив – он запросит сразу и много.

Глядя на нервно приплясывающего шпиона, Джи усмехнулся. 

– Я достойно вознагражу Ирра, будь уверен.

– Не сомневаюсь в щедрости господина, – соглядатай снова хихикнул, но тут же его узкое лицо обрело серьёзное выражение, – я передам Бродяге ваши слова. Нет-нет! – горбоносый предостерегающе замахал руками, – никаких имён и адресов! Я найду вас сам, если Ирр согласится. Ожидайте меня в… – шпион пожевал губами, – в «Магнолии», это на Хай-стрит. Ежедневно в полдень каждые три дня, начиная с завтрашнего.

– Хорошо, – Джи отпустил соглядатая, и тот, по-собачьи встряхнувшись и оскалившись напоследок, юркнул прочь. Преследовать его было бессмысленно – вряд ли даже этот незадачливый посредник так глуп, чтобы побежать прямиком к Ирру. Как бы ни хотелось ему поскорее нажиться на очередной сделке, получив свой процент, выдавать «постоянного клиента» шпион не станет. 

Стоя на углу Суррей-стрит, Джи наблюдал, как горбоносый удаляется по траектории, явно оканчивающейся у дверей ближайшего паба. 

Как только жадный соглядатай исчез внутри питейного заведения, Джи не спеша двинулся к театру. Улицы Сити в этот промозглый день были на редкость пустынны, и обнаружить возможную слежку не составило бы труда. Однако до самого Друри-лейн Джи добрался, никем не сопровождаемый.

Стена театра у главного входа была увешана свежими афишами. И на фоне листов, ещё не поплывших от мокрого снега, цвёл яркими красками огромный плакат.

«Возрождённый Перегрин. Только два представления в Лондоне: великий мистик демонстрирует чудеса вечной жизни! 

10 и 13 ноября. Вход: 3 ш. 10 п.

Малолетние дети и слабонервные лица не допускаются».

Перегрин демонстрировал свои чудеса почтенной лондонской публике вчерашним вечером. Аккурат в то время, когда Джи покидал обитель Часового Братства – промокший, окоченевший и полный надежд на получение последнего, седьмого фрагмента тайны, за которой охотился последние три века.

Оказывается, Перегрин был совсем рядом.

«Ваша вера поддерживает в Возрождённом жизнь».

Что ж, увидим.

Грызущий голод, будто растревоженный проглоченным куском пирога, усилился, как только Джи оказался в тёплом фойе. Внутри здания знаменитого театра царила суета – сновали девушки с охапками нарядов, то и дело мелькали мускулистые парни в неприметных серых одеждах.

– Я могу вам помочь, сэр? – пробегавший мимо мужчина остановился и с любопытством взглянул на постороннего. На мужчине красовалось неприлично облегающее красное трико и красный же кафтан с чудовищными буфами. 

– Господин Перегрин будет выступать здесь завтра вечером?

– Да, сэр, – обладатель буфов доброжелательно улыбнулся, собрав вокруг глаз лучики морщинок, – советую прийти пораньше, чтобы успеть занять хорошее место. 

– Благодарю, – Джи заставил себя смотреть собеседнику в лицо, но взгляд всё равно ловил краешек пышных красных складок, прорезанных белыми полосами. В груди заныло. – Могу я увидеть господина Перегрина сейчас?

– Сожалею, сэр, – актёр развёл руками, и его немолодое безусое лицо выразило крайнюю степень огорчения, – господин Перегрин, кажется, предпочитает проводить время между выступлениями вне театра. Скажу вам больше – он даже не готовится у нас к своим представлениям. 

– Где я мог бы найти его?

– Увы, сэр, – актёр пожал плечами, его буфы всколыхнулись и опали, – господин Перегрин весьма скрытен. Если хотите увидеть его – приходите на представление.

– Благодарю, – Джи снял шляпу и слегка поклонился. В голове зашумело.

– Рад был помочь, – актёр нерешительно потоптался на месте, – сэр, с вами всё хорошо?

– Всё в порядке, – Джи тяжело опёрся на трость и выжал улыбку, – мне просто нужно немного отдохнуть.

– Найти вам извозчика, сэр?

– Пожалуй, не стоит.

– Что ж, тогда позвольте откланяться. И будьте осторожны – на улице сегодня творится сущий кошмар. Всего вам доброго, сэр.

Актёр наконец-то исчез, смешавшись с суетящейся толпой. Мелькнули в последний раз алые буфы – совсем как у Фольгера – и пропали среди многоцветья одежд. А перед глазами сквозь красную пелену всплыло лицо весёлого капитана ландскнехтов, чей наряд – вольно, невольно ли – скопировал костюмер.

Лицо с застывшей навсегда недоумевающей улыбкой.

Джи побрёл прочь из театра.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: