Глава 15

Вход на станцию Кинг Уильям располагался в массивном угловом здании, этаком колоссе о четырёх этажах. Здание выглядело давно покинутым, высокие узкие окна с облупленной краской на рамах щурились мутными стёклами.

Вход, как и следовало ожидать, был перекрыт. Поверх узорчатых решёток, загораживающих три широких арочных проёма, красовались набитые крест-накрест толстенные брусья. Из чёрных провалов тянуло сырым холодом.

Джи скользнул по брусьям взглядом и остановился у ближайшего столба. Фонарь не горел, разбитое стекло в нём жалобно позвякивало на ветру. Запястья мгновенно озябли, пришлось натянуть перчатки повыше. Перед глазами в кружении мелкого снега всплыла прозрачная схема – призрак той карты, что лежала в кармане пальто. Неторопливо оправляя рукава, Джи отыскал взглядом витрину под вывеской «Ханни и Ханни» – одного из магазинчиков в длинном, словно приплюснутом здании по левую сторону от входа на станцию.

Витрина оказалась пыльной, дверь под вывеской – изрядно побитой, а сам магазинчик – пустым и разгромленным. Всё, что можно было здесь прикарманить или на худой конец сломать, уже употребили по назначению, и отсутствие замка на полуразвалившейся филёнке не удивляло. Магазинчик явно послужил ночлежкой не одному бездомному. Да и не только ночлежкой.

Сквозь пыльное стекло витрин худо-бедно проникал скупой свет фонарей, помноженный на мягкое сияние снега. Стараясь не дышать, Джи пересёк загаженное пространство и толкнул дверцу, ведущую в подсобку.

Несмазанные петли с кошачьим визгом провернулись. В подсобке царила кромешная тьма. Джи сощурился, стоя чуть сбоку и крепко сжимая трость. Тихо. Никого. Либо люди Ирра честны (что сомнительно), либо знают, что их визитёр способен различить затаившегося во тьме человека по звуку дыхания.

Внутри подсобки тоже воняло, но на этот раз крысами. Глаза привыкли к мраку и сумели разглядеть у дальней стены рыхлые кули, набитые то ли сгнившей крупой, то ли мятыми тряпками. Джи поворошил кули тростью – те оказались неожиданно тяжёлыми. А под ними обнаружился железный лист, прикрывающий ржавый круглый люк. К стенке люка прилипла хлипкая лестница.

Спуск оказался коротким, но его хватило, чтобы угробить пальто. Вся плесень и слизь со стенок редко используемого колодца осела на рукавах и лацканах. Перчатки побурели от ржавчины, облепившей перекладины. Джи брезгливо отряхнулся. Вспомнилась кривая ухмылочка шпиона, предупреждающего о «грязноватом» пути. Его б языком да по этой вот лестнице…

Внизу было немного теплее, где-то рядом шумела вода. Джи сбросил изгаженное пальто и стянул с левой руки безнадёжно грязную перчатку. Крутанул запястьем, высвобождая узкое лезвие. Пальцы сжались в кулак. Посмотрим, чем вы меня встретите.

Низкий каменный коридор утягивался вдаль. В непроглядной для человека тьме Джи видел всё словно на экране бесцветного синематографа. По стенам ползли медленные капли, срывались с потолка, падая гадливыми червяками за шиворот. Снизу дуло, струйки холодного воздуха забирались под брюки. Ботинки на первом же шагу зачерпнули воды из невидимой в сумраке лужи, и ноги мгновенно заледенели.

Коридор привёл к грубо сработанному подобию двери – набор разномастных, кое-как скрепленных досок был просто прислонён к стене, скрывая собой пролом в каменной кладке. Скользкая кишка коридора длилась дальше во тьму, но карта шпиона утверждала, что следует влезть именно сюда.

Доски полетели на пол. Джи втиснулся в колючий от торчащих кирпичей зев – и оказался на станции.

Кинг Уильям, изначально плохо спроектированная и в конце концов закрытая из-за своего неудобного расположения, была пустынна. Ленты рельсового полотна, утопленные с боков подгнивающей деревянной платформы, блестели лужицами воды. Из закруглённых стен каменной «трубы» сиротливо торчали остовы газовых фонарей.

Джи замер, прислушиваясь к тишине – и сквозь перестук капель уловил неровный лёгкий шум.  Заброшенная станция приняла и других пассажиров.

Чужое дыхание звучало сипло и придушенно, как бывает у людей, пытающихся дышать тише. Некто затаился где-то слева – должно быть, там, где во тьме уходила наверх широкая винтовая лестница.

Джи прошёл на середину платформы, не подавая виду, что слышит присутствующего. Очень хотелось повернуть голову, хоть немного, чтобы поймать краем глаза малейшее движение – но он сдерживался.

Второй «пассажир» сам себя обнаружил. Он завозился в своём укрытии так шумно, что даже человек без труда расслышал бы это копошение. Джи обернулся на звук – нарочито медленно, гораздо медленнее, чем мог бы. И это стало ошибкой.

Первый удар он пропустил. В плече, над левой лопаткой, разлилась горячая боль, брызнув острыми стрелами. Рубашка мгновенно намокла. Перед глазами потемнело, платформа качнулась, серо-чёрные рельсы раздвоились на миг. В колени ударил пол, резкий толчок отдался в груди. Рука дёрнулась, надломившись в запястье, упёрлась в могильно-холодную твёрдость, трость скользнула по отполированным доскам.

Над ухом прозвучали дробные шажки. Скрипнули подошвы, хруст нездоровых суставов резанул слух.

– Стик! Эй, Стик! Кажется, он…

Ладонь, закованная в латунь, перехватила горло оратора, оборвав его речь. Джи швырнул нападавшего на пол, с глухим мокрым стуком припечатав его голову к платформе. Тёплое под рукой содрогнулось и опало. Сквозь дрожащий монохром перед глазами проявилось распластанное хилое тело с острым штырём в руке.

Вопль Стика, донёсшийся справа, слился с низким утробным рычанием. Штырь, окрашенный кровью, свистнул в затхлом воздухе, Стик споткнулся о ступеньку и загрохотал вниз. Недолгий бесславный полёт окончился у подножия винтовой лестницы – тело, зацепившись за выступ перил, повисло с нелепо задранной ногой. Торчащий из груди штырь превратил Стика в вялый кусок сыроватого жаркого на вертеле.

Даже очень сырого.

Подтянув ноги, Джи сел подле тела первого из нападавших. Тот был грязен – невероятно грязен, так, как может быть грязно только существо, откровенно и сознательно брезгующее любой жидкостью, не имеющей градуса. Гадкая корка густо покрывала лицо с мышиными чертами, шею, грудь в расхристанном подобии тужурки и даже волосы. В уголках вытаращенных глаз собрался вязкий жёлтый гной.

Каблуком Джи оттолкнул омерзительное тело и повалился на спину. В голове шумело. Виски стучали молоточками – бум-бум-бум… В такт пульсировало над лопаткой. Кровь пропитала рубашку, жилет и разорванный пиджак. Кровь утекала с каждой секундой, но Джи не мог заставить себя даже прикоснуться к вонючему трупу. Где-то на задворках сознания билась удивлённая мысль – не так уж и сильно я хочу жить, если брезгую этим тухлым мясом…

Сквозь биение молоточков уши напряжённо ловили каждый звук – влажное шлёпанье капель, скрип ржавой решётки на вентиляционном люке, возню крыс. Джи со стоном перевернулся на бок, кляня дырявые доски. Кое-как поднялся, согнувшись, тяжело опёрся о жалобно застонавшую трость. На полусгнившей платформе расползалось вишнёвое пятно.

Не хватало только, чтобы кровь «дитя ночи» стала лакомством для местных крыс. Пусть жрут этого грязного хиляка – он как раз им под стать.

Шаг за шагом, волоча ноги, Джи доплёлся до винтовой лестницы. Тело Стика щедро орошало платформу и нижнюю ажурную ступеньку благословенной алой жидкостью. Джи рухнул рядом с ним и подтянул к себе руку незадачливого нападавшего.

Был ли Стик убеждённым приверженцем купания или просто свалился накануне в Темзу, но он оказался намного чище, чем его крысообразный собрат. И всё же кровь отдавала лёгкой горечью и едва уловимой кислотой – верный признак смерти в страхе. Во рту моментально появился гадкий вяжущий привкус, перед глазами замелькали картинки – скользкие полукруглые стены, какие-то люди в лохмотьях, разожжённые в старых бочках костры. Обнажённая морщинистая плоть, жёсткие курчавые волосы. Сальный топчан на полу…

Джи закашлялся и выпустил руку убитого. В груди застрял плотный комок, горло сводило спазмами. Он сплюнул мерзкую субстанцию и скорчился от боли, пронзившей плечо.

Вокруг по-прежнему царила сырая тишина, разбиваемая только монотонным стуком капель. Джи сидел на полу, глубоко дыша и ожидая, пока выпитое возымеет своё действие.

Подобный исход он и предполагал. Но в одном всё-таки ошибся – из шавок Ирра обед вышел прескверный.

Итак, Бродяга и его подручные сплоховали. Они прислали двух вшивых головорезов в расчёте на успокоение не в меру любопытного сибарита. Пара человек и одна заточенная железка – Ирр явно не в курсе, с кем имеет дело. Что ж, это только на руку.

Джи отложил трость и аккуратно охлопал тело Стика – никакого оружия. В карманах не нашлось ничего, кроме дыр, на шее болтался мешочек с двумя куриными костями. Этот Ирров прихлебатель, скорее всего, в своей недолгой жизни видел только одни карты – те, что о четырёх мастях. И уж точно не отличил бы карту, выданную Джи шпионом, от случайного листка бумаги с закорючками.

А, значит, нелюдимый Ирр изначально побрезговал личной встречей. Он и не собирался вести Джи к себе – вместо этого безумный бродяга подослал исполнителей грязных дел, которые должны были избавить его от нежеланного назойливого гостя. Ирр даже не польстился на награду. Его горе-киллеры и не подумали проверить, принёс ли гость с собой обещанное золото. Не задали вопросов, увидев человека в одном костюме, безо всяких саквояжей в руках – впрочем, способность задавать вопросы у этих мясников, очевидно, априори отсутствовала. 

Они пришли сюда с одной целью – убить. Джи вспомнились внимательные взгляды нищих, пристальные глаза газетчиков, нарочитое безразличие развозчиков льда. Сколько времени пройдёт, прежде чем Ирр забеспокоится и пошлёт кого-нибудь проверить, куда подевались его прихвостни? Наверняка не так уж и много.

От влажного пола поднимались дурные испарения – судя по запаху и наличию крыс, где-то рядом пролегали коллекторы. Морщась, Джи встал и двинулся вдоль по платформе, туда, где две пары рельсов ныряли в жерла круглых тоннелей, едва различимые в темноте. Плечо покалывало – кровотечение прекратилось, но малейшее движение отдавалось резью. Мокрая одежда, пропитавшаяся кровью, заледенела, сквозь оставленный штырём разрез в пиджаке и рубашке вкрадывался ветер, что свистел сквозь ржавые потолочные решётки.

Платформа обрывалась сломанными досками. В двух футах ниже Джи различил россыпь мелких камней поверх старой бетонной заливки.

Рельсовые колеи справа и слева уходили в тоннели, раззявившие круглые чёрные рты. Правый тоннель был проложен заметно выше, у его зева на торцевой стене станционной «трубы» висел семафор с разбитым стеклянным глазом.

Вот он – ещё один выход со станции. Скорее всего, рельсы ведут на новую обводную ветку, построенную в обход Кинг Уильям по западной стороне Лондонского моста. Не самый простой путь…

Лёгкий ветерок из тоннелей донёс запах гари и масла. Джи вгляделся в непроницаемую мглу двух чёрных нор.

Крысы предпочитают тьму. И вход в логово Ирра – если увиденное в протухшей крови Стика верно – находится где-то между станциями.

А на крысиную территорию нужно идти готовым к возможным укусам.

Нежный шелест раздался слева за спиной – едва ли человеческое ухо уловило бы его. Джи крутанулся на каблуке, выбрасывая вперёд руку с зажатой в ней тростью – и успел заметить, как в стенном проломе мелькнуло белое.

– Стой! – окрик звонко отразился от каменных стен, перебросился эхом под округлыми сводами. Джи бросился к пролому. В груди трепыхалось и бухало, весь воздух вдруг куда-то делся, плечо горело огнём. Он втиснулся в кирпичную дыру, хрипло дыша, сжимая шафт трости как дубинку.

Коридор был пуст. В обе стороны Джи не видел ничего, кроме однообразной заплесневевшей кладки.

***

Портье отеля «Квинс Парк» заслуживал медали за доверчивость и Креста Виктории – за любопытство. Шевеля усами, он бесконечно долго сетовал на то, как, оказывается, легко нарваться на вора даже в таком респектабельном театре, каким, без сомнения, являлся Друри-лейн. Неужели лисьим воротником соблазнились? А что гардеробщик… ах, отлучился? Непорядок, непорядок, конечно…

Поохав, портье согласился, что не перевелись ещё добрые люди, готовые одолжить свою пусть плохонькую, но хоть какую-то одёжку, и вызвал горничную. Молоденькая девица бесстыдно вытаращилась на гостя, но под суровым оком портье кое-как придала своему пухлощёкому деревенскому личику подобие вежливого безразличия.

Захлопнув за девицей дверь номера и клацнув задвижкой, Джи расхохотался. Стенное зеркало отразило в полный рост мужчину в дорогом, пусть и помятом, костюме-тройке и наброшенном поверх пиджака блейзере невнятного бурого цвета. Из блейзера торчали нитки, а карикатурно большие медные пуговицы болтались на фланелевых бортах, грозя отвалиться при малейшей попытке застёгивания.

Джи содрал с себя эту ужасающую пародию на одежду и отправил в угол, сопроводив, однако, безмолвной благодарностью – за возможность скрыть под замусоленной фланелью разорванный пиджак и спрятать в кармане левую руку. Пальто и перчатки остались в каменной кишке рядом со станцией Кинг Уильям, а пропахший потом и дымом блейзер Джи позаимствовал у одного из своих неудачливых визави. Вряд ли тот станет жаловаться на холод.

Трость пристроилась у кресла, аккуратно снятый пиджак и жилетка повисли на спинке. Плечо нудно ныло. Джи бросил на тумбу запонки и кожаный брючный ремень и двинулся в ванную.

Прохладная вода сделала своё дело. Лёжа в полной до краёв чугунной ванне, Джи чувствовал, как притупляется боль, размякают сведённые напряжением мышцы,  наконец-то рассеивается давящий гул, засевший в голове. Сброшенный с левой ладони каркас горсткой ремней и латуни лежал на мраморном полу. Худые бледные пальцы, освобождённые от оков, медленно шевелились, полуприкрытые водой. Джи осторожно сжимал и разжимал кулак, наблюдая, как выступают на запястье синие жилки. Полученная рана, пусть и неопасная, не пойдёт на пользу и без того слабой руке. Крови мелкой Ирровой сошки всё-таки мало, чтобы плечо быстро зажило. 

Ничего – завтра найдётся новая пища. Завтра, завтра, всё завтра… А сейчас – отдыхать.

Безразмерный гостиничный халат мягко укрыл тело, не тревожа тонкую плёнку, затянувшую рану на плече. Джи пнул ногой осточертевший каркас и вернулся в комнату – к остаткам соломенно-жёлтого «рислинга», теплу радиатора и прозрачному свету аграндовых ламп. 

На кровати в компании вчерашней «Таймс» было почти что уютно. Полупустой бокал бросал медовые блики на пластинку дагерротипа на тумбе – портрет Стефи, казалось, переливается подобно золотому самородку на солнце.

Стук в дверь нарушил идиллию, безжалостно разбивая хрупкую вечернюю тишину.

– Кто? – вышло настороженно. 

Хорошие вести не приходят к полуночи. И, если в дверь стучат в то время, когда пора смотреть третий сон, – это не к добру.

– Прошу прощения, сэр, – голос портье с той стороны звучал смущённо, – но вас срочно хотят видеть…

– Гоните его в шею, кто бы он ни был, – перебил Джи.

Служитель кашлянул.

– Извините, но это леди.

– Леди? В такое время?

Флоренс, дочь Стефи? Неужели…

– Мне очень неловко, сэр, – продолжал портье, – но она настаивает на немедленной встрече с вами.

– Передайте ей, что я уже спускаюсь, – Джи потянулся к шкафу, но следующие слова заставили притормозить.

– Леди просит о личной аудиенции и желает подняться в ваш номер, – служитель нервно хихикнул и тут же прочистил горло, – мне, право, так и просили передать. Я бы не стал и думать о том, чтобы побеспокоить вас настолько неприличной просьбой, но она, простите, настоящая мегера, эта азиатка…

– Азиатка?!

Джи в два шага пересёк комнату и распахнул дверь прямо перед носом изумлённого портье.

– Ведите её сюда, живо!

***

Женщина, вошедшая в комнату, совершенно не походила на субтильную ассистентку Перегрина. Не походила она и на стремительного, сильного ночного вора, уверенно обращавшегося с карманным «бульдогом». Только глаза остались теми же – две крупные тёмные вишни, колко и цепко глядящие сквозь узкие щели слегка припухлых век в окаёмке недлинных пушистых ресниц.

Джи посторонился, пропуская азиатку. Кивнул поджавшему губы портье и захлопнул дверь, щёлкнув задвижкой.

– Чем обязан?

Гостья повернулась, останавливаясь посреди комнаты. Она не спешила с ответом. Джи проследил за её взглядом, упёршимся в небрежно брошенную на кресло чёрную рубашку.

Портье, должно быть, растерял свой разум где-то среди конторских книг, если мог принять эту женщину за одну из тех, кто давно не печётся о собственной чести. Она была хороша особенно-мягкой, спокойной красотой, за которой чувствовалась внутренняя сила. Не пустышка и не размалёванная кукла – хотя глаза азиатки были очернены летящими тонкими линиями. Крупные серьги из бурого каменного угля тяжело покачивались в мочках совсем детских розовых ушек, такой же бурый медальон аккуратно улёгся на почти плоской груди, поверх кружевной манишки под горло. В тугом узле волос торчала лакированная палочка. Платье из набивного бархата, с ниспадающим складками подолом и небольшим сборчатым турнюром сзади, сделало бы честь любой моднице – если, конечно, модницы любят тёмно-коричневые тона. В руке азиатка держала почти игрушечный бумажный зонтик.

– Позвольте мне для начала представиться, – наконец заговорила гостья, – моё имя Ли.

Мир вспыхнул пламенем. Каждая досочка, каждый виток резьбы на дверной филёнке вдруг впечатались в спину, а тело мгновенно обмякло, будто из него разом выкачали всю кровь. 

Тяжело опершись о дверь, Джи не мигая смотрел на азиатку.

– Ли Кван, – продолжала она, – я пришла, потому что мне нужна ваша помощь. А вам – моя.

Свет газовых ламп обливал тонкую фигурку гостьи, отчёркивая её золотым ореолом. Джи выпрямился. Молча шагнул мимо, сдёрнул со спинки кресла одежду, жестом приглашая азиатку сесть.

– Госпожа Кван, – начал он, когда та, коротко кивнув, подобрала платье и устроилась на сиденье, – давайте начнём с того, что наше с вами знакомство состоялось несколькими днями ранее.

– Пожалуйста, зовите меня Ли.

– Госпожа Кван, – повторил Джи, останавливаясь перед гостьей и заглядывая в её вишнёвые глаза, – зачем вы пытались украсть дневники Стефи?

Маленькие губки Кван сжались в линию.

– Я ищу способ проникнуть в Подземный город, – наконец произнесла она.

– Для чего?

– Я полагаю, что у «подземников» есть… – Кван замялась, – есть то, что мне нужно.

– Это не ответ.

Джи наклонился, опираясь ладонями на подлокотники кресла. Кван вскинула голову, её лицо – изжелта-белое, с бусинками пота у висков – оказалось в каком-то дюйме от лица Джи.

– Вы убили Стефани, – размеренно проговорил бывший инквизитор, – убили её мужа, преследовали и наверняка тоже прикончили их дочь. Вы пытались убить меня. Говорите, Кван. Вам лучше ответить мне и сделать это немедленно.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: