Глава 31

Миллионы лун

Едва подошвы ботинок коснулись высохшей почвы, сквозь позвоночник словно продёрнули несгибаемый прут – всё тело натянулось, как струна. Казалось, ещё немного, и я услышу звон собственных нервов. Опасность была всюду, в каждом дюйме земли, в каждом фунте безжизненного воздуха. Они могли появиться из ниоткуда в любой момент, и любой момент мог стать для нас последним.

Первые несколько минут я еле дышала, будто боясь за звуком вдохов упустить далёкий шум рубчатых протекторов. Но пустошь была тиха, в стынущем воздухе разносились лишь наши шаги, и постепенно я успокоилась. Стук ботинок по истрескавшейся земле и хруст редких обломков перестали казаться оглушительными, и я наконец-то вдохнула полной грудью.

Холодало. Я не знала, как далеко на север мы продвинулось, но в этих широтах ночи обещали быть зябкими.

Высоко над нами повисло бездонное небо. Колючие звёзды казались осколками стекла, пришпиленными к натянутой чёрной материи. 

Говорят, раньше люди верили, что небо – это купол, а звёзды – огоньки, которые зажигает бог. И даже когда первые корабли, отправившись в космос, не разбились о небесную твердь, и первые астронавты не обнаружили за пределами земной атмосферы никакого высшего существа, оставались те, кто продолжал в это верить. Десятки и сотни лет спустя жили те, кто продолжал считать, что человечество не способно само отыскивать свой путь, что ему, будто слепцу, необходим поводырь. Те, кто не ставил на самодостаточность и силу людей; кто считал, что тысячелетняя привычка вверять свою судьбу в руки некоего величайшего разума – единственно правильное решение. Кто полагал человечество некоим аналогом калеки, и даже когда мнимый калека обуздал энергию атома и выстроил за пределами планеты искусственный рай, они всё равно продолжали бить лбом в эту стену. И в конце концов всё-таки достигли своего. Они создали бога…

Я вздрогнула и поёжилась от внезапно пробравшего озноба. Изо рта вырвалось облачко пара, едва различимое в бледном свете луны. Влажная от пота спина заледенела, блузка неприятно липла к коже.

Тесла рядом со мной плотнее запахнул плащ. Мы уже не держали дистанцию – привычные два шага казались чем-то далёким и ненужным. Эти два шага – для проводника и путника, для людей, связанных только тем, что можно продать за акумы. Для тех, кто чужд друг другу.

То, что связывало нас, больше не было исключительно материальным. Но оказалось куда более прочным, чем любой металл – словно энергия, удерживающая атомы вместе. 

Чем дальше мы шли, тем чаще на пути попадались деревья. Мёртвые, как и везде – большинство стволов были сломаны, в бесформенных пнях застыла вода. Капельки воды собирались и на слоящейся древесине – а когда я занесла ногу, чтобы перешагнуть упавшую ветку, мысок ботинка блеснул такими же каплями. 

– Роса, – Тесла провёл пальцами по стволу, собирая влагу, – кислая, но не слишком.

При упоминании о воде во рту вдруг стало сухо. Я облизнула наждачным языком шершавые губы. Усталость накатила волной, словно только и ждала, когда мы остановимся. Каменно-тяжёлая сумка давила на плечо, болели сбитые ступни, противно ныли колени.

– Нам надо где-то заночевать.

Слова упали в сырую тишину давно погибшего леса. Мёртвые деревья вокруг покачивали голыми ветвями.

– До ближайшего города далеко? – я поправила сумку, – что говорит твоя карта?

– Что ты была права – и она порой бесполезна, – Тесла устало потёр глаза тыльной стороной ладони, – а твоя?

– Моя говорит, что известные ей территории закончились позавчера.

– Тогда ночуем прямо здесь, – он сбросил рюкзак на землю.

Мы устроились возле упавшего дерева. Покрытая росой земля тянула холодом, но костёр разводить не хотелось. В редком лесу он будет как маяк для всех, кто захочет нами поужинать.

Глаза уже привыкли к темноте, слабо разбавленной прозрачными лучами. Деревья чернели щербатым частоколом на фоне неба, подсвеченного луной. Поднимался ветер – пока ещё слабый, но заметно холодный. С севера.

Я подтянула колени к груди. Спина упёрлась в скрипучий рассохшийся ствол, но от сквозняка это не спасло. Редкие деревья вокруг совершенно не защищали от ветра.

Тесла откинул клапан рюкзака и достал узкий продолговатый свёрток. Глянцевая поверхность рулона блеснула в свете луны.

– Что это?

– Плёнка, – мой спутник поддел ногтем поверхность и вытянул длинное гладкое полотно. Оно было абсолютно прозрачным и тонким, как бумага.

– Нашёл среди вещей нафтера, – пояснил Тесла, закрепляя плёнку на ближайшем дереве.

Казавшееся таким ненадёжным, прозрачное полотно натянулось между стволами. Я тронула плёнку пальцем – та прогнулась и распрямилась вновь. Более сильное нажатие оставило вмятину, которая, впрочем, быстро исчезла.

Небольшой на вид рулон оказался вместительным. Плёнка, намотанная в несколько слоёв на стволы, сформировала подобие защитной стенки. Высоты этого укрытия хватало на то, чтобы спрятаться за ним от холодного ветра.

Мы сидели бок о бок внутри прозрачного кольца, словно мухи, пойманные в блестящую паутину. Капли росы поблёскивали на полиэтилене – в каждой из них отражалась крохотная луна. Миллионы лун светили нам – здесь, посреди давно погибшего леса. 

Рука Теслы, державшая мою, грела ладонь сквозь перчатку. Я чувствовала жар его тела – близкий, живой. Наше дыхание оседало стеклянистой россыпью, рождая новые луны – на узорной гравировке «Глока», на обшлагах рукавов, на чёрной потрёпанной изоленте. Тысячи лун и тысячи звёзд – неведомых солнц, горячих, раскалённых, как он сам, таких же бесконечно загадочных и далёких, и в то же время близких настолько, чтобы согревать. Я замерла в этих тёплых лучах, и всё вокруг – железные монстры, холод, голод, жажда, подонки Немого и все опасности непредсказуемой ночной пустоши – стало невероятно чуждым, словно подвешенным где-то в космической пустоте. Здесь, за прозрачной стеной толщиной в ноготь и высотой в половину моего роста, сжимая горячие пальцы своими, я точно знала: ничего не случится.

***

Должно быть, мы действительно забрались далеко на север, потому что рассвет занялся на удивление поздно. Стрелка хрономера переползла за три десятичных часа, когда на востоке разлился приглушённый алый цвет. Преломляясь на изгибах плёнки, он окрашивал её в тона разбавленной крови.

Я пошевелилась. Ступни закололо, словно в ботинки насыпали сотни крохотных иголочек. Продрогшее за ночь тело слушалось неохотно. Одежда отсырела и потяжелела, на мысках обуви блестели капли росы. От неудобной позы ломило шею.

– Надо двигаться, – голос Теслы прозвучал хрипло, – согреемся хоть немного.

Я молча кивнула, разминая шею окоченевшими пальцами. Холод сам по себе был неприятен, но в нём таилась куда большая опасность, чем осипшее горло. 

На холоде акумы разряжаются быстрее.

Никаких неприятных ощущений в плече, кроме ломоты затёкших мышц, пока не было. Я мысленно подсчитала количество полных акумов и вытряхнула из сумки полотно зарядника. День обещал быть солнечным, а энергия никогда не лишняя.

Собранная плёнка мокрым комком устроилась в боковом кармане рюкзака. Закрывая клапан, Тесла искоса взглянул на мой зарядник. Квадратики солнечных панелей, накрывшие сумку, чем-то напоминали кевлар. 

Мы двинулись дальше, сквозь мёртвый лес, подсвеченный разгорающейся справа зарёй. Вскоре знобливый холод внутри сменился жаром, и, хотя одежда по-прежнему оставалась сырой, теперь пропитывавшей её влагой был пот. Но жар никак не помогал справиться с голодом. Несколько глотков воды, напротив, ещё больше раздразнили аппетит. Желудок, в котором уже много часов не было ничего, кроме безвкусной жидкости, сводило спазмами. Не останавливаясь, мы разделили пополам последний сухарь из нафтерских припасов.

Лес редел, переходя в сырую равнину. Под ногами хлюпало. Солнце уже поднялось высоко, и многочисленные лужицы воды ослепительно блестели. Я поправила на лице защитную ленту.

Мы шли, не выпуская оружия из рук. Здесь могла быть еда о четырёх ногах, а кому-то мы сами могли показаться едой, хоть и двуногой. Я уже забыла, когда в последний раз убирала свой «Вальтер» в кобуру – даже во время рваного беспокойного сна пистолет оставался в моей ладони. Он не давал чувство защищённости, но напоминал о том, что нужно всегда быть настороже. О том, что все места, где можно просто закрыть глаза и расслабиться, теперь далеко позади, а с тех пор, как нам на хвост сел Немой, таких мест просто не осталось.

А ещё он не давал забыть о том, что в случае чего последняя пуля всегда может быть моей.

К середине дня лес окончательно сменился очередной пустошью. Солнце зависло в низком зените, но теплее не стало. Из рваных облаков то и дело сыпалась мелкая морось – к счастью, слишком редкая, чтобы представлять опасность.

Последняя вода жалко плескалась на дне бутылки. Несколько раз я порывалась свинтить крышку и глотнуть уже слегка затхлой, но такой восхитительно пресной жидкости – но заставляла себя сдержать порыв. Пока ещё можно терпеть. Пока ещё даже можно идти – а, значит, можно и нужно ещё подождать.

Но бесконечно так продолжаться не могло. Усталость и голод брали своё, и зрение начинало мутиться, а ноги всё чаще запинались о камни. Влажная коричневатая почва тянулась вдаль безграничным покрывалом. Ни малейшего следа растительности, если не считать оставшихся за спиной давно мёртвых деревьев. А где нет растительности – там нечего рассчитывать и на тех, кто ею питается. За весь день нам не попалось даже завалящего грызуна. Наверное, если бы на горизонте вдруг замаячили раздутые туши металлических монстров, я бы сочла их миражом – настолько неподвижным и застывшим было всё вокруг. 

Возможно, ближе к городам что-нибудь попадётся, думала я, механически переставляя ноги. Что-нибудь, кто-нибудь. Не исключено, конечно, что это окажутся пустынные волки или ещё какая дрянь, что водится в северных широтах. Но уж лучше быть растерзанным волками, чем медленно загнуться от голода…

Часы шли за часами, а вокруг по-прежнему расстилалась однообразная буро-серая плоскость. Ничего не менялось, словно мы шагали на месте, и о пройденных милях напоминали только гудящие мышцы. 

Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы наконец остановились. Я присела на камень. Перед глазами качалась коричневая пустыня. Ботинки с налипшей на них грязью казались бетонными. 

Стоило перестать двигаться, как под одежду тут же забрался холод. Я обхватила себя руками.

– Что дальше?

Вокруг не было даже деревьев, чтобы натянуть плёнку. Только голые камни и такая же голая мокрая пустошь. Налетавший порывами ветер продувал до костей.

– За ночь мы бы здесь околели, – Тесла сбросил рюкзак на соседний камень, – но я прихватил вот это.

В его руке появилась уже знакомая фляжка. Я пожала плечами. Абсент, насколько помнилось мне, давно закончился, но даже если бы и оставался, то лучшее, что он смог бы дать – это возможность околеть чуть менее заметно. Крепкий напиток с первого глотка ударил бы в голову, а со второго – погрузил бы нас обоих в сон, наложившись на усталость и голод. Так себе идея, потому что, вероятнее всего, утром бы мы не проснулись. Холод, промозглая сырость, хищники, монстры и ублюдки Немого, которые могли нас потерять, а могли и тащиться следом – слишком много было факторов «против». И ни одного – «за». 

– Абсент нас не спасёт, – у меня зуб на зуб не попадал.

– Конечно, – Тесла свинтил крышку и наклонил флягу над камнем в чёрных кляксах иссохшего лишайника, – к счастью, это не абсент. 

Прозрачная жидкость плеснула на камень, донёсся резкий запах бензина. Зажигалка, щёлкнув, выбила искру, взметнулось рыжее пламя.

– Бог-из-машины и все его дети… – я вытянула к огню окоченевшие руки, – может, у тебя ещё и консервы найдутся?

– Увы, – Тесла присел рядом, – только бензин.

Блаженное тепло разливалось от нагревшегося камня, окутывая и согревая. Над мокрой одеждой поднимался парок. Изредка Тесла плескал в опадающий огонь ещё бензина, и костёр вспыхивал, заставляя жмуриться и отодвигаться подальше.

Я нашла в сумке чистую ткань и быстро сменила насквозь промокшие обмотки на ногах сухими. На секунду прижала синие от холода стопы к тёплому камню и с сожалением сунула обратно в ботинки.

Если сейчас появятся хищники, они не станут ждать, пока я обуюсь.

Разговор не клеился. Всё тело охватила вялая истома. Мы сидели, молча глядя сквозь огонь на заливающий небо закат. Парадоксальным образом краски вечернего солнца казались холодными, будто не алые оттенки расплескалась вдоль горизонта, а свинцовая синева.

Прямо над нами повисла рваная туча. Что-то холодное упало мне на лоб, и я дёрнулась, по привычке тут же смахивая каплю рукавом. За ней упала ещё одна, неожиданно лёгкая.

– Что…

В потемневшем воздухе, кружась, оседали белые кристаллы. Крохотные, куда меньше моего ногтя, тоненькие и хрупкие. Заходящее солнце играло на их сложных гранях. Словно заворожённая, я смотрела, как кристаллы ложатся на плащ Теслы и, сверкнув, обращаются водными каплями.

– Снег.

Полузнакомое слово прозвучало и закружилось так же легко, как невесомые льдинки. 

– Снег… – повторила я.

Рука вдруг сама вытянулась вперёд, будто повинуясь какому-то давно забытому жесту, пришедшему из глубины веков. Льдинки оседали на ладони и таяли, но я успевала разглядеть их неповторимые узоры – свои, уникальные у каждой.

– Это… прекрасно, – выдохнула я. Облачко пара изо рта заклубилось в воздухе, на секунду скрыв от меня улыбку Теслы.

И я не сразу поняла, что кожу на ладони не жжёт.

– Он чистый, – сказал мой спутник.

Я поднесла руку ко рту и лизнула ладонь. На языке остался лёгкий привкус холода и пыли.

Он чистый.

В этих двух словах было всё, что я хотела, но не могла произнести вслух. Дыхание перехватило, словно отпустила невидимая петля, которая всё это время стягивала горло. Чистый снег – чистая вода. Столько чистой воды, сколько нам будет нужно, в любое время и в любом месте, ведь чем дальше мы будем идти, тем холоднее будет, и тем чаще станет падать снег. 

Север, суливший столько опасностей, просто так подарил нам то, за что мы всю жизнь были готовы убивать.

Изо рта вырвался не то всхлип, не то вздох. Тесла притянул меня к себе, и я сидела, прижавшись к нему, и смотрела, как тают, обращаясь прощальными солнцами, снежинки на его рукавах.

– Ночью наш костёр будет виден здесь за много миль, – наконец сказал он, – когда стемнеет, надо будет двигаться дальше. Ты как?

Я кивнула. Согревшееся тело уже не трясла изматывающая дрожь, и ноги, получившие отдых, почти прекратили ныть. По-прежнему хотелось есть, но теперь, когда у нас была вода, становилось одной проблемой меньше. 

– Хорошо, – не отпуская меня, Тесла левой рукой плеснул в огонь ещё бензина. Жест вышел резким, неловким, и, прежде чем зажмуриться от вспыхнувшего пламени, я успела заметить, как исказилось болью его лицо.

– Задерживаться не стоит, – будто предупреждая мои вопросы, спешно сказал Тесла, – наберём воды и пойдём.

Снегопад сгустился. Камни вокруг нас уже покрылись тоненьким белёсым слоем, переливающимся розовым в закатных лучах. Я сгребла рукой жгуче-ледяные кристаллы и сжала в кулаке. Сквозь пальцы в бутылку сочилась прозрачная жизнь.

В сумке нашёлся полупустой пакетик с солью, оставшейся от крупяной смеси. Я запустила мокрые пальцы в полиэтилен, облизала. Соль уходила с потом, и восполнять её как-то было нужно. Язык защипало, а рот тут же наполнился слюной. Я сглотнула и передала пакетик Тесле. В солёной кашице ещё попадались крохотные кусочки толчёных трав, и я долго растирала зубами эти жалкие остатки, прежде чем с сожалением проглотить. Во рту остался резкий привкус, но теперь у нас было достаточно воды, чтобы щепотка соли не делала жажду невыносимой. Ещё одна задача решена – на время. До тех пор, пока соль не закончится, как закончился несколько дней назад кусок нафтерского сахара, казавшийся таким большим.

Закат погас, на пустошь вместе со снегом осели прозрачные сумерки. Белая пелена, укрывшая землю, отражала сияние ещё не потемневшего неба. Справа, над горизонтом, плоским ржавым диском низко зависла восходящая луна.

– Ночь будет светлой, – Тесла убрал фляжку в рюкзак. Вынул и со щелчком вогнал обратно магазин «Глока».

Последний язычок огня, вспыхнув, исчез. Темнота обступила нас со всех сторон, и вместе с ней подкрался холод. В сыром воздухе нагретый камень остыл мгновенно. Я обернула кисти рук высохшими обмотками, застегнула блузку под горло. Помедлила и натянула майку поверх. Тесла не смотрел на меня, занятый своим рюкзаком, но я прекрасно знала о его способности замечать всё вокруг боковым зрением. И даже если бы я попросила его отвернуться, это ещё не гарантировало бы, что он и так не увидит – вопрос с наличием визокортикальной оптики ещё оставался открытым. Я не могла заставить себя снять блузку на глазах у него.

Кусок эластичной ткани заменил шарф. Я снова надела ветровку и куртку, запахнула и подпоясала штормовку, перекинула сумку через плечо. 

– Пора.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: