Глава 48

Крылья ангела

Ночь обступала нас со всех сторон. Ветер утих, и в кристальном воздухе зыбко поблёскивали редкие снежинки. Холодало. Несмотря на то, что холод уже стал привычен почти до незаметности, такой мороз всё же пробрался под одежду, выстудил тело и возвратил омерзительную изматывающую дрожь.

Мы тащились вдоль реки, постепенно удаляясь от её русла – Маккензи забирала на запад. Тучи рассеялись, и над нами повисло безумно высокое небо – огромное, бескрайнее, расшитое алмазами звёзд. 

Час прошёл, но я молчала. Размеренное шагание по снегу не спасало от холода, но этот ритм помогал сосредоточиться на действиях и отодвинуть ощущения на задний план. Шаг, ещё шаг, ещё. 

На триста двадцать втором шаге после того, как хрономер отсчитал первый час, Тесла остановился. Обернулся ко мне – мы по привычке шли друг за другом, просто потому, что так было проще. А ещё потому, что так он не видел моего лица.

Я ожидала вопросов, упрёков или предположений. Но Тесла молча приблизился ко мне. Его дыхание вырывалось облачками пара. Он стянул с левой руки перчатку. На коже темнели ржавые потёки – следы карабкания по древним палубам.

– Вынь, пожалуйста, свой акум, – Тесла начал разматывать изоленту на пальцах, – или, если хочешь, я помогу.

Я вздрогнула. Так вот что он собирается сделать. 

– Ты же сказал…

– Я знаю, что я сказал, – снова холодная сталь в голосе, но лишь на миг, – и знаю, что попытка – это хоть какой-то шанс. Вынь акум, Ника. Пожалуйста. 

Я расстегнула штормовку, дёрнула молнию куртки. Полы блузки, лишившейся всяких застёжек, разлетелись сами. Обжигающий холод куснул оголённое плечо – там, где ещё сохранялась чувствительность. Странно было видеть обнажённую кожу, не покрывающуюся пупырышками под сверкающим реденьким снегом.

Акум улёгся в карман. Я молча стояла, ожидая.

Тесла коснулся моего левого плеча. Сверкнул металл на оголённых пальцах – наверняка тёплых даже в этот мороз. И сверкнула где-то в глубине руки серебристая боль-вспышка.

Мои пальцы сжались в кулак – неловкий, чужой, словно оторванный от тела. Ещё и ещё раз, действуя будто отдельно от меня. Но рука слушалась. Я покрутила запястьем, в котором кололи тысячи мелких иголочек. Согнула локоть.

– Ещё немного, – голос донёсся непривычно глухо. 

Я машинально шевельнула рукой – и перевела взгляд на Теслу. Его лицо, искажённое болью, с кривой морщиной поперёк лба, казалось белее снега, но пальцы – действительно тёплые – продолжали мягко обнимать моё плечо.

– Хватит! 

Я выдернула руку, и она тут же обмякла. Колючие иголки исчезли, исчезло тепло, разливавшееся от ключицы до кончиков пальцев. До ногтей, которые у меня-то были на месте.

Тесла выдохнул – белое облачко пара на миг заслонило его лицо, повиснув между нами. Он упёрся ладонями в колени, тяжело и часто дыша.

– Ты не потеряешь руку по моей вине.

– Ты тоже, – огрызнулась я, застёгивая куртку.

***

Прошёл ещё час, и всё повторилось сначала. А потом снова и снова. Но на пятый раз я не выдержала.

– Довольно, – я оттолкнула руку, исполосованную алыми рубцами-узорами, – если ты вытащил меня на себе, это ещё не значит, что я сделаю то же самое.

Вышло грубо. И слова, и жест – правой, оттого такой неловкий. Но то ли эта грубость подействовала, то ли усталость наконец взяла своё, и начавшийся ещё в госпитале надлом стал глубже, но Тесла не возразил. Молча сунул ладони в карманы плаща и двинулся дальше – намного медленнее, чем до этого.

А через несколько минут на горизонте вырос город.

Нет, не город – скорее, городок или даже большая деревня. Иные убежища были крупнее его – мы шли и шли, а он, приближаясь, почти не увеличивался в размерах. Но сам факт наличия домов в этих краях, настолько безжизненных, что даже никто не пытался ежеминутно сожрать зазевавшегося путника, изумлял.

Изумление вспыхнуло и вяло угасло, оставив лишь констатацию факта: город. На его границе стоял наполовину занесённый снегом указатель – простая прямоугольная табличка из толстого металла, укреплённая на двух столбиках. Столбы-ножки обросли ледяными колючками, словно кожа недавно встреченного мута, снег густо залепил и сам погнутый металл.

Тесла прислонился плечом к указателю. Поднял руку и ладонью отёр с таблички снежные наносы. Из остатков краски сложилось слово «Инувик».

– Мы почти на месте, – тихо сказал мой спутник.

– Башня здесь?

– За городом, – Тесла с трудом выпрямился, – идём.

Инувик действительно оказался небольшим. Извилистая улица петляла между невысокими домами, кое-где ещё сохранившими некогда красочную расцветку. Покрытые инеем, занесённые снегом, дома стояли будто законсервированные. Резные флюгеры застыли во внезапном безветрии, как застывает убежище на ночь в ожидании утра. Но я не могла отделаться от ощущения, что вот-вот в одном из тёмных окон мелькнёт свечной огонёк – а следом за ним ещё и ещё один, и город пробудится к жизни.

Но мы миновали пустынные улицы, а Инувик так и остался тих и тёмен. Перед нами снова распахнулась снежная пустошь, перечёркнутая вдали неровным, будто бы смявшимся, горизонтом.

Волнообразный горизонт приближался, вспучивался, разбухал – и вскоре его корявые формы заслонили собой обзор. На нашем пути снова встали горы.

– Это здесь, – Тесла, прищурясь, вглядывался вдаль. В сумрачном полумраке, рассеиваемом лишь светом луны, его лицо казалось вылепленным из того же снега, что и крутые склоны впереди.

«Здесь» глухо упало в холодную пустоту. Мы добрались. Осталось буквально несколько шагов, и башня будет перед нами. 

Я много раз представляла этот момент, пока мы шли сюда – на бесконечной дороге к невидимой цели. Выдумывала и воображала, чтобы хоть как-то занять ум, рисовала в фантазиях башни всех форм и размеров – прямоугольные и квадратные, круглые и рублено-угловатые, с крышами и без… Но больше всего я представляла себе те эмоции, которые почувствую, когда мы придём. 

Облегчение.

Радость.

Тревога.

И вот мы пришли. Я не почувствовала ничего.

Мы поднялись по склону, и снег тихо скрипел под нашими ногами, разнося свою жалобную песнь на много миль вокруг. Под горой расстилалась долина, серебристая в свете луны, сверкающая и блестящая. И в этой долине, аккурат в её центре, возвышалась башня.

Она не была похожа ни на один из созданных мною образов. На изящной, сужающейся кверху ножке блестела огромная металлическая полусфера, отражая лунные лучи. Сполохи света переливались на её верхушке, и башня словно тянулась к небу – будто в сердце долины расцвёл диковинный снежный цветок. Пробился, вопреки всему, сквозь лёд и выпустил бутон – бутон, дающий жизнь нам обоим. И, возможно, зародыш новой эры для всей этой Господом проклятой планеты.

В небе сверкнуло – сначала слабо, затем всё ярче и ярче. Зеленоватая полоса прочертила небосклон, наливаясь огнём, распустилась широким полотном. Оно дрожало и переливалось, беспрестанно меняя свою форму – словно кто-то держал на ветру блестящую изумрудную ленту.

– Тесла, что это?..

Он сжал мою руку.

– Не бойся, Ника. Просто смотри.

Лента вспыхнула, раскрываясь – в её середине засияло жёлтым, алым, лиловым. Переливчатое полотно заняло весь небосвод, заслоняя огрызенный кусочек луны, развернулось гигантскими крыльями. Распростершись над долиной, они дрожали и плавились, вспыхивали золотом, словно сотканные из солнечного света, и клонились книзу, будто обнимая башню, чтобы согреть её в своих сияющих ладонях. Над снежным цветком распахнул свои крылья сам ангел.

И здесь, в этот момент, внутри меня всё сжалось – и задрожало, вспыхнуло в ответ. Глаза обожгло внезапной резью, солёные струйки потекли по щекам. Я всхлипнула, и с этим всхлипом, с этими слезами, наружу рванулось всё, что, оказывается, не исчезло – а всё это время было во мне: вся боль и вся радость, вся тоска и всё облегчение, каждый мучительный шаг – и каждая секунда счастья. 

Мы здесь.

Мы дошли.

Мы…

– Это северное сияние, – тихо произнёс Тесла.

Его рука осторожно сдвинула маску с моего лица, и тёплые губы мягко коснулись моих. 

Мы стояли на вершине горы, и ангел над нами трепетал изумрудными крыльями. И как знать – может быть, это был даже не ангел, а сам Бог? Бог, вернувшийся в эту давно покинутую и проклятую им юдоль, в великой мудрости и доброте своей решивший дать нам ещё один шанс. Впервые в жизни я видела Бога, и от его красоты замирало сердце – и впервые в жизни я поверила, что этот мир ещё не обречён.

И больше, чем небесные крылья, меня в этом убеждала тёплая рука в моей ладони.

– Спасибо тебе, Ника.

*** 

Вблизи башня оказалась куда больше, нежели выглядела с вершины горы. Чем ближе мы подходили, тем громаднее становилась постройка, пока окончательно не заслонила собой долину. 

Основание Уорденклиффа-2 оказалось сложено из толстых отёсанных брёвен – наверняка редкого железного дерева, иначе я не могла объяснить, почему конструкция до сих пор не сгнила и не завалилась. Все брёвна, впрочем, несли на себе следы безжалостных снежных буранов – глубокие зазубрины, будто шрамы, иссекали плотную поверхность. Я протянула руку, но пальцы замерли в дюйме от стены. Дерево не проводит ток, но почему-то я не могла заставить себя коснуться величавой постройки.

В основании башни темнела дверь, сколоченная из той же толстой древесины. Ни ручки, ни замка на ней не нашлось, а сама створка оказалась наглухо забитой по периметру железными костылями толщиной со ствол «Вальтера».

Металлический купол, венчавший башню, нависал над нами будто гигантский зонт. Снизу он был тускло-серым, и казалось, что это само небо опустилось низко-низко и сжалось до полусферы диаметром в несколько ярдов.

Пятачок перед башней был выметен ветром, сквозь снег проступала земля. Тесла шагнул к постройке и тяжело опустился на колени. Опёрся ладонью о почву. Пальцы мягко скользнули по земле, словно поглаживая мёрзлый грунт.

– Здесь… Всё здесь, – проговорил он так тихо, что я едва расслышала, – эта сила течёт здесь…

– Что… какая сила?

Ответить он не успел. Воздух вдруг загудел – низко, угрожающе, словно где-то рядом включили огромный генератор – но этот звук шёл не от башни. Он доносился со стороны гор, приближаясь и нарастая. На гребне ближайшей горы вспыхнула цепочка огней. Один за другим они зажигались и начинали стремительно опускаться по склону. Первый, второй, третий… Огни сливались и расслаивались. Десять? Двадцать? К нам кто-то двигался, и судя по скорости и яркому свету, это точно были не муты.

Мы отступили к башне, словно она могла дать какую-то защиту. Прижались к заколоченной двери, плечом к плечу. Бежать было некуда, прятаться – негде. Мы не пройдём и десятка шагов, как нас нагонят.

В правой руке Теслы сверкнул гравированный «Глок», бликуя в лучах обступающих нас огней. Я потянулась к своему пистолету, но рука замерла на полпути. Там всего одна пуля. Последняя. Для меня. Или, быть может – для него. 

Ладонь нащупала шершавые гловы, гладко-бугристую изоленту на месте ногтей. Я сжала левую руку Теслы, оставив «Вальтер» в кармане. И его тёплые пальцы сомкнулись в ответ.

Мы стояли вдвоём под прицелом бьющих в глаза лучей, будто уже у расстрельной стены. Колючий ветер бросал в лицо снег, а внутри распускалась обида. Столько дней, столько всего – и пёс, и муты, и трижды клятые язычники, и смерть Ньют, и мальчишка-нафтер… Мы дошли, и для чего? Чтобы здесь встретить свою гибель?

От холода лицо немело, словно тоже лишившись акума. Кто мог знать, что башня охраняется? И кем? Дизельщиками? Или это бражка Немого всё-таки догнала нас?..

Снег перед нами сверкал в лучах фар, слившихся в одно сплошное пятно. Я отчётливо видела каждую снежинку, каждую вмятину, оставленную нашими ногами, каждый крохотный осколок льда – и смотрела, смотрела, ежесекундно ожидая, что из-за пелены слепящего света прозвучит короткий выстрел, и тело вздрагивало, будто уже пронзённое насквозь.

Но ничего не случилось.

Рыча и воя, машины полукругом затормозили перед башней. Их было не меньше десятка – открытые двухместные агрегаты, напоминающие мотоциклы на полозьях. Почти на каждом сидели двое, но в паре машин ещё оставались свободные пассажирские места.

Всего два.

Водитель передней машины поднял руку, и остальные заглушили моторы. Фыркнув, двигатели умолкли, в наступившей тишине отчётливо скрипнул снег.

Главный шагнул к нам. В длинной куртке с обшитым мехом воротником, в меховых же рукавицах и сапогах-унтах, он казался здесь совсем своим – таким же естественным, какими были, наверное, древние племена, населявшие этот суровый край. Его лицо до самых скул закрывал кусок шкуры с коротко остриженной шерстью, а глаза прятались за большой маской в пластиковой оправе, схваченной эластичным шнуром. Несколько машин не выключили фары, и лучи били в приближающуюся фигуру с обеих сторон.

Тесла сдвинулся влево, закрывая меня. «Глок» в его руке угрожающе сверкнул – по узорам на затворе разлился серебристый огонь.

– Опусти оружие, – главный поднял руки, – я знаю, что ты можешь пристрелить меня, даже если мои ребятки выключат свет. И, возможно, действительно хочешь это сделать. Но ещё больше ты хочешь поговорить. Ведь так?

Шкура искажала голос, искажали его и насмешливо-примирительные интонации. Но всё же он казался знакомым. Невозможно, невероятно знакомым…

Я ощутила, как вздрогнул Тесла. Увидела, как задрожала его рука, как сместился вниз прицел «Глока».

– У тебя наверняка много вопросов, – продолжал незнакомец, – и у твоей подруги тоже. Правда, детка?

Быстрым движением он смахнул на лоб маску – таким знакомым стремительным жестом… Сердце пропустило удар. А незнакомец сдёрнул шкуру, закрывавшую низ лица – и мои ноги сами шагнули к нему. Я подалась вперёд, веря и не веря своим глазам, глядя на такие близкие, чуть насмешливые губы, на приподнятые острые скулы и прямой нос… И в знакомые – любимые – озёра янтаря, не отчёркнутые косой полосой шрама.

Ещё шаг – словно под водой. Будто там, в колодце первого Уорденклиффа, я так и не вынырнула, оставшись в вязкой чёрной жиже, и время раздвоилось, раздвоилось пространство, наслоились фантазия и реальность, и я уже не знала, где одно, а где другое. Время застыло, завязло, сгустилось и разделилось. Я слышала позади себя хриплый вздох Теслы. Видела перед собой блестящие глаза его копии. Ещё шаг – на шаг отошла или на шаг приблизилась? Я не знала. И не знала, кто из них – двоих – реален.

Он смотрел прямо на меня, заложив руки за спину, и в его светлых глазах плясали золотистые искры.

– Тесла?.. – почему-то шёпотом спросила я.

Он вдруг улыбнулся – широко и открыто. Так, как Тесла не улыбался никогда.

– Нет, малышка. Можешь звать меня Алва.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: