Глава 8

Падь

Как ни противна была замусоренная, провонявшая крысами хибара, за её стенами оказалось намного хуже. Гнилостные испарения, поднимающиеся от перегретой болотистой хляби впереди, источали нестерпимые миазмы, пробираясь даже под маску. Однако сигналка молчала – и это было единственно важным. Можно стерпеть вонь, жару и даже тучи крохотного гнуса, но хорошую дозу метана в лёгких стерпеть ещё никому не удавалось. Кроме мутов, естественно.

Приминая подошвами сухие травяные стебли, я с трудом заставляла себя не смотреть поминутно на небо. Близился закат, но палило, будто в полдень. Выйди мы на час, на полчаса позже – было бы легче. Но я не могла ждать. За целый день в хибаре я и так извелась, ожидая, что в любую секунду откроется дверь, и на пороге появится банда Немого. Чушь, конечно. Даже эти толстокожие болваны не пережили бы дневной поход. До вечера я могла быть в безопасности… могла, и всё же этого не ощущала.

Одежда на мне весила тонну, но я лишь плотнее куталась в куртку, следя, чтобы все кнопки и «молнии» были застёгнуты. Подставить чудовищному солнцу обнажённый участок тела – всё равно что добровольно срезать с него кожу. Адские лучи норовили прожечь дыру в одежде, поднимаемая сухим ветром пыль немилосердно резала глаза. Я притормозила и взглянула на Теслу – он шёл рядом, всё так же держа дистанцию в два шага.

По его лицу ничего нельзя было прочесть – зеркальные линзы сияли горячим золотом в отражённых лучах, а рот и нос закрывал кусок чёрной ткани, повязанный поверх изолирующей маски. Правая ладонь расслабленно лежала на кобуре, но мне был прекрасно знаком этот обманный приёмчик. Ничего хорошего возможному преследователю он не сулил.

Хибара превратилась в точку у горизонта, и нас окончательно окружила бесконечная степь. Я сверилась с картой, но так и не смогла определить, в каком именно месте обширного оранжевого пятна мы находимся. Стрелка компаса застыла на «севере», и мы, продвигаясь вслед за её подрагивающим кончиком, казалось, тоже застыли, завязнув в расплавленном жёлтом киселе.

К исходу девятого десятичного часа солнце, наконец, коснулось горизонта. Воздух вокруг сгустился, небо сочилось гнойным жёлтым сумраком. Близилась ночь, и вместе с ней нас обступали степные призраки. В зыбком полумраке появлялись и исчезали кружащие в отдалении тени. Двигаясь по странным траекториям, они будто танцевали вокруг нас, исполняя неведомый и сложный ритуал. Но не приближались. Мы пересекли несколько цепочек следов разной формы и размера, от крохотных ямочек, словно кто-то тыкал палкой в песок, до крупных и отчётливых отпечатков лап. Мой радар, однако, молчал – существа, если и были материальны, находились слишком далеко, чтобы представлять угрозу.

Я обернулась, но темнеющая степь позади нас была пустынна. Она походила на стёганое одеяло, испещрённое чёрточками следов.

Отпечатки стали попадаться чаще. Они бежали в разных направлениях, петляли, возникали из ниоткуда и обрывались на ровном месте, словно оставившие их звери ныряли в невидимые норы. Постепенно земля вокруг стала казаться изрытой этими норами. А, провалившись пару раз каблуком в углубление, я убедилась, что это не просто воображение. Сняв защитную ленту, я сосредоточилась на ландшафте. Гнилостные миазмы стали душными, почти осязаемыми – мы приближались к гиблой пади.

Постепенно я приноровилась, ступая увереннее. Казалось, тело движется само, ноги идут привычным маршрутом, и мне нет нужды сверяться с компасом. Местность вокруг, проступающая в сумерках, стала выглядеть знакомой.

– Я знаю эти места, – вслух подумала я.

– Вы же не бывали здесь раньше? – Тесла внимательно взглянул на меня.

Вопрос поставил в тупик. Пока ноги уверенно огибали камни и ямы, голова будто плутала в потёмках. Была ли я здесь? Разум твердил «нет», но память шептала обратное. Тело помнило эту дорогу, но стоило обратиться к рассудку, как я сбилась с шага и попала ботинком в очередную нору. 

Не отвечая, я снова постаралась отключиться от происходящего. Ноги тут же обрели лёгкость. Впереди замаячил туманный мираж – что-то светлое, тускло блестящее, дрожащее розовым в последних лучах заката. Казалось, будто там расстилается гигантское водное поле, совершенно немыслимое в этом царстве удушающей жары – и оттого ещё более манящее. Я прибавила шагу. 

Конечно, это была никакая не вода. Меня обступили сотни цветов, каждый величиной с мою ладонь. Крупные капли росы дрожали в белоснежных чашечках, катились по лепесткам, блестя розовым, оранжевым, алым. Одуряюще сладкий аромат сочился сквозь фильтры респиратора, пощипывая ноздри. Я вдохнула полной грудью, чувствуя, как проникает в лёгкие приятное тепло. Казалось, вместе с запахом цветы источают жар, но не ту мучительную духоту, что окружала нас в пустоши, а согревающую негу, кутающую усталое тело. 

Я с отвращением размотала грязные тряпки на руках и взяла в ладони цветочную чашечку. Четыре лепестка безупречно правильной формы действительно оказались тёплыми. Нежные прожилки сплетались в причудливо гармоничный узор, настолько непостижимо совершенный, что мне захотелось встать на колени. Я, всю жизнь презиравшая любое поклонение, благоговела перед мудростью природы и ненавидела человека, настолько же мерзкого и убогого, насколько прекрасны были эти цветы. 

Роса катилась по моим ладоням, оставляя алые дорожки, согревая и очищая, и ноги сами собой подогнулись. Горячая земля приласкала колени, цветочные стебли обняли за плечи, и я отдалась их нежным касаниям, растворяясь в аромате, радостно жертвуя свою бесполезную сущность природе и желая лишь одного – чтобы это никогда не кончалось…

Но лепестки вдруг опали, сметённые жалящим лезвием, и вместо нежных белых чашечек небосвод заслонило лицо Теслы. Он грубо подхватил меня под мышки и потащил через заросли, безжалостно сшибая цветы. Я вяло отбивалась, лихорадочно хватая ртом крупицы аромата. Куда, зачем?.. Не надо, оставь меня здесь, тут так хорошо, спокойно и тихо… Здесь нет ничего, ни шума, ни бессмысленной возни, ни жары и ни вони, здесь нет крови и слёз, здесь только покой…

Тесла бросил меня на колючий песок, и ободравшие щёку песчинки привели в чувство. Разом накатили ощущения – пересохшее горло першило, нос, наоборот, отчаянно хлюпал, а лицо оказалось мокрым. Царапины на щеке, залитые солёной влагой, щипало и жгло. 

Тесла склонился надо мной, помогая сесть. Его плащ сухо поскрипывал – казалось, я даже слышу, как трутся друг о друга микроскопические пылинки на коже. Меня мутило, по всему телу разлилась вялость. В нос вдруг ударил отвратительный смрад – гнилого мяса, тухлятины, какой-то застоявшейся горечи. Я судорожно прижала к лицу респиратор и закашлялась.

– Где… Что это за дерьмо?

Амбре проникало сквозь фильтр. Рот наполнился вязкой сладковатой слюной.

– Надо уходить.

Я опёрлась на подставленную руку. Ладони горели огнём. Кожу покрывали неровные красно-белые пятна, из-под которых проступали капилляры.

Кое-как мне удалось подняться. Давя тошнотный ком, я обернулась. Позади расстилалась падь – ржаво-серая масса протухшего ила, источающая рвотные миазмы. Густая вонь просачивалась сквозь одежду, и я тупо изумилась, как не замечала её ещё минуту назад. Останки проржавевшего моста вросли в берег, покрывшись соляной коростой. Листы настила скрипели и охали, качаясь на кусках болтов.

Над падью тускло мерцали огоньки. Голубоватые размытые язычки слабо вспыхивали поодаль – там, где эта непересыхающая клякса раздавалась в стороны. 

У самого берега на зеленоватом песке отпечатались рельефные следы ботинок. Ровная свежая цепочка уходила в хлябь. Горло наполнила липкая горечь – следы вели к торчащему из воды истукану, в котором я с ужасом опознала обросший солевыми наростами скелет какого-то мелкого зверя. Рядом с ним вырастали из ила другие серые изваяния, блестя острыми краями недавних изломов. А в гнилом песке под ними темнела широкая смазанная полоса и сиротливо белели две полувтоптанные в грязь тканевые ленты.

Я едва успела сдёрнуть респиратор. Желудок рванулся наружу. Спазмы сотрясали тело, из глаз текли слёзы.

– Идём, – горячая рука настойчиво потянула меня за плечи, – этим нельзя дышать. В воздухе яд.

Я помотала головой. Перед глазами прыгали пятна. Комья сгнившей грязи на куртке. На коленях. На руках…

– Ника!

Звук моего имени отрезвил. Я сплюнула в песок. Дрожащими руками надвинула респиратор на место, судорожно утёрла лицо.

– По… шли…

Мы отдалились от пади настолько, чтобы под ногами перестало хлюпать. Вонь по-прежнему висела в воздухе, пропитывая нас. Болотные огни дрожали и покачивались вдали, в застойной духоте, едва разбавляемой жарким ветром, плыли скрипучие стоны ржавого моста.

– Погоди-ка, – остановившись, Тесла повернулся ко мне. Расстегнул кобуру, достал пистолет – во мраке смутно очертились знакомые обводы «Глока» – и отщёлкнул подствольный фонарик. – Покажи.

Я молча протянула ему руки ладонями вверх. Красные пятна в темноте выглядели бурыми – казалось, на коже засохли кровавые потёки.

В тоненьком луче фонаря бурое обратилось алым. Держа фонарик в одной руке, другой рукой Тесла взял мою ладонь. Легко надавил – кожа отозвалась болью. Красное пятно на миг побелело и снова налилось цветом. 

– Щелочной ожог, – мой спутник вынул из рюкзака бутылку. – Вода в этой пади едкая и очень солёная. Смертельно солёная, судя по трупам животных.

– Так и есть.

На обожжённые ладони полилось прохладное. Я смотрела на «Глок». В полурасстегнутой кобуре виднелся стальной затвор со сложным узором гравировки.

– И всё же ты пошла туда, – Тесла завернул крышку и спрятал бутылку в рюкзак. – Прямо в падь. 

Краем сознания я запоздало удивилась, как легко и незаметно он перешёл на «ты» – словно только и ждал, что я сунусь в гиблое болото, чтобы это сделать. А ведь я сунулась. Прекрасно зная, чем грозит эта вонючая лужа, вода в которой едва не закипает днём и продолжает источать ядовитые испарения ночью, я пошла прямо в горячую смертельную падь, приняв её за поле белых цветов.

– Испарения галлюциногенны? – в руках Теслы появился тканевый лоскут.

– Никогда не слышала об этом, – медленно проговорила я, – они отравляют, но вряд ли способны вызвать глюки. 

– И всё же ты что-то видела, – полувопросительно сказал Тесла, – там, на месте пади. Ты шла напрямик, так уверенно и быстро. Я не сразу понял, что так не должно быть.

Я так же медленно кивнула, глядя, как он разрывает лоскут пополам. Ткань лениво расходилась, сухо треща. Мысли ворочались тяжело, как мешки с отсыревшим песком. Почему он говорит о пади так, будто раньше никогда их не видел? А, может, и правда не видел – он же не проводник и тем более не разведчик… 

– Цветы, – наконец неохотно сказала я, – я видела цветы. 

– Цветы на месте окаменевших трупов, – Тесла прищурился. Зажал в зубах фонарик – белый луч запрыгал по моим ладоням.

– Да, и запах… Такой приятный, дурманящий, – я поморщилась, – без понятия, откуда это всё. Падь не даёт таких эффектов, не может давать. Тут что-то другое. Какая-то ещё дрянь в воздухе или я не знаю…

Я осеклась, сообразив, что сигналка за всё это время не пискнула. 

– А ты… – я запнулась – встречная фамильярность далась неожиданно сложно, – ты ничего похожего не видел?

Всё ещё держа фонарь в зубах, Тесла покачал головой. Половинкой разорванного лоскута осторожно обернул мою ладонь, прилаживая кусок ткани взамен потерянных в пади обмоток. Сквозь гловы и слои изоленты я чувствовала жар его рук.

– Только то, что было на самом деле, – закончив со вторым лоскутом, Тесла выключил фонарь и вернул на место, – я не знал, чего ожидать от пади, и пропустил тебя вперёд. Полагая, что ты знаешь.

– Я-то знаю, – прошипела я, – знаю, что в этих дьяволовых краях можно ожидать чего угодно. Знаю, что нельзя доверять ни картам, ни легендам, потому что эта земля меняется. Меняется ежедневно и ежечасно, и никто тебе не скажет, какой сюрприз она преподнесёт сегодня.

Я сжала кулаки – обернувшая ладони ткань натянулась. Ишь, благодетель! Клиент обязан защищать своего проводника… а, чёрт с ним. Если он с этой задачей не справляется, я разберусь сама.

– Ты как? – Тесла внимательно посмотрел на меня, – идти сможешь?

– Пошли, – я поправила обмотки, – и так тут засветились.

Мельком взглянув на почерневшее небо, я отметила самую яркую звезду и двинулась западнее, в обход пади. Местность больше не казалась знакомой. Хилый месяц выполз из-за горизонта, и его жидкого света едва хватало, чтобы не спотыкаться о камни. Я в очередной раз пожалела, что не накопила на «ночник», и покосилась на Теслу. Его поступь тоже не выглядела уверенной. Похоже, я ошиблась.

Он не проводник и не разведчик… но кто?

***

Мы миновали падь к утру. Справа разгоралась жаркая заря, воспалённый глаз солнца показался из-за горизонта, и наши силуэты отбросили длинные тени.

Тени ползли и перекатывались, опережая нас, и в какой-то момент я, измученная ноющей болью в голове и ладонях, перестала различать, где кончается тень и начинается реальность. Наверное, потому и упустила тот момент, когда на горизонте показался город. Его чернеющая в знойном мареве полоска походила на обугленное, недогоревшее полено в сердцевине костра. 

Я остановилась. Опустилась на жёсткие порыжевшие колючки, заменяющие траву в этом гиблом месте, вытащила из кармана брюк видавший виды крохотный бинокль. Прибавила резкости, привычно глядя только в правый окуляр – оптика в левом давно пришла в негодность.

«Бревно» на горизонте оказалось каким-то мелким поселением – десятка два домов, не больше. Их силуэты застыли в наступающей жаре. Ни шевеления, ни звука – мёртвый воздух замер плотной массой. Я слышала, как шуршит по куртке упавшая прядь волос. Как поскрипывает кожа рукавов. Неизбежная, вездесущая пыль проникала сквозь фильтры, набивалась под одежду, царапала и сушила внутри. 

– Это что-то небольшое, – я убрала бинокль в карман и сделала быструю пометку на карте, – возможно, бывший посёлок. 

Тесла, прищурившись, разглядывал дома. В зыбкой рассветной пыльце его глаза и линзы сдвинутой на лоб маски блестели червонным золотом.

– Такие места часто опасны, – продолжала я, – но там же можно и переждать день. 

– Что там может быть, Ника?

– Откуда мне знать? – я огляделась. Степь вокруг дышала горячо и жадно – как хищник, замерший перед броском. – Ты мне скажи.

Золотые глаза превратились в две узкие щёлочки. Я поёжилась. Небось его оптика даст сто очков вперёд любым биноклям.

Не успела я додумать эту мысль, как Тесла опустился на колено, сбросил рюкзак и достал свой бинокль. Большой, старомодный, с медными винтами и тускло-потёртым кантом окуляров. Обрывок плетёного ремешка уцепился за впаянное в корпус кольцо.

– Нет, не знаю, – пробормотал он.

– Что?

– Там пусто, – Тесла опустил бинокль, – на первый взгляд. Но неизвестно, попадётся ли нам другое укрытие.

Он забросил прибор обратно и встал.

– Пройдём напрямик. 

Я кивнула. Если поселение чисто от мутов и прочей враждебной фауны, в нём можно будет отсидеться, пока не спадёт жара.

С каждым шагом дышать становилось всё труднее. Тени укорачивались, жались к нашим ногам. Воздух вокруг полнился скрежетом невидимых цикад. Драконьи земли, поля смертников, демонова сковородка – я припоминала названия этой жуткой местности, механически переступая через камни.

Где-то вдалеке, слева от нас, глухо взвыло. Я заметила, как дрогнули и сжались пальцы Теслы на рукояти «Глока».

– Это плакальщик, – сказала я машинально, – они не опасны.

Поля шляпы чуть качнулись – Тесла кивнул, не поворачиваясь. Но хватку не ослабил.

Поселение встретило тишиной. Даже неумолчные цикады остались где-то позади. Нас окружило ватное покрывало безмолвия. Мы шли по широкой улице – наверняка в лучшие времена это был центральный проезд, здесь ещё сохранился асфальт. Но всё остальное стало бесповоротно мёртвым. На тротуарах громоздились выжженные соты домов, скаля почерневшие оконные провалы. Насквозь ржавые, изъеденные коррозией останки вывесок в изобилии украшали первые этажи. Фонарные столбы, подточенные кислотными осадками, угрожающе кренились, нависая над дорогой. Мы продвигались не спеша, всматриваясь в тёмные проёмы. Радар молчал, но ни я, ни Тесла не выпускали из рук пистолеты.

Тут и там – у выщербленных стен, вокруг железных скелетов машин, просто посреди улицы – чернели какие-то кучи. Приблизившись к одной, я увидела, что на меня уставился глаз. Обычный человеческий глаз.

Рука с «Вальтером» взметнулась, но глаз вдруг дёрнулся. На его месте брызнула серая пыль, окутав меня пепельным облаком, а до ушей донёсся сухой щелчок выстрела. Я повернулась – «Глок» в ладони Теслы выбросил пустую гильзу.

– Мертвецы, – спокойно прокомментировал мой спутник, подходя ближе, – точнее, мумии.

Я внимательнее присмотрелась к куче. Действительно, когда-то это были люди, сидевшие, тесно прижавшись друг к дружке. Они окружали столбы, пятачки со сваленной металлической трухой, остатки мебели. А потом что-то случилось – и люди вмиг превратились в спёкшуюся высушенную массу, из которой торчали скрюченные пальцы и голые черепа. 

Я сглотнула. Кучи давным-давно перестали разлагаться, законсервировавшись сами собой, но, казалось, я всё ещё чую вонь гниющего мяса. Меня мутило, рот наполнился хинной слюной. Вокруг потемнело – солнце скрылось за набежавшей откуда-то тучей.

– Идём, Ника, – Тесла подставил мне плечо, и я тяжело навалилась на него, часто дыша. Мало-помалу тухлое амбре мертвечины сменилось более привычными ароматами – запахами солёного пота, пластика и нагретой кожи, горячего металла и резины. Это были запахи жизни, наши запахи – город вокруг был мёртв настолько, что даже ничем не пах. Ничем, кроме опасности.

Столько лет прошло, а они всё лежат, думала я, пока мы двигались по бесконечному проезду. И ещё столько же пройдёт, а они так и будут лежать здесь – а потом очередной ненормальный гений перевернёт этот бедный мир с ног на голову снова, и тогда, может быть, они рассыплются в пыль, из которой и вышли… В землю, не стóящую того, чтобы за неё бороться. Ненужная земля, ничья… Терра нуллиус…

– Что? – переспросил Тесла, и до меня дошло, что я бормочу вслух. К счастью, невнятно.

– Что с ними случилось? – я задала вопрос совсем не потому, что действительно хотела знать.

– С жителями? – Тесла неопределённо пожал плечами, – не знаю. Возможно, слишком жаркий и сухой воздух не дал телам разложиться. Они просто высохли.

Я тоже скоро высохну, подумалось мне. Солнце выкатилось наполовину, мелькая в разрывах бегущих туч, жаркие лучи простреливали пустоты между зданий. Волнистый асфальт покрылся сеткой рыжих линий.

Мёртвые громады домов зажимали улицу своими уродливыми тушами. Знойная тишина давила на уши, голову будто распирало изнутри. Я поправила бандану – мокрая от пота, пожелтевшая ткань соскользнула, бессильно повиснув в моих пальцах. По бандане полз какой-то крохотный жучок – совершенно невозможная вещь в этом мире смерти, блестящая, яркая, безупречно прекрасная…

Ватное покрывало тишины неожиданно вспорол режущий стон. Казалось, он доносится отовсюду – будто в руинах вокруг притаились тысячи плакальщиков. 

– Ы-ы-ы!.. – надрывались голоса, звучали шаманским призывом. – О-а-ы-ы-ы!..

Я остановилась. Ритуальная песнь звучала всё громче, окатывая меня тяжёлыми волнами. Радар вдруг взорвался пронзительным писком. 

– А-ы-ы-ы! – пели и стенали невидимые «шаманы», – о-о-ы!..

Фигура Теслы расплылась в зыбком мареве, смазалась, размылась, как песочный домик. Голоса наступали, опутывая жуткими сетями. Я повернула голову – и увидела, как от ближайшей кучи, слепленной из высушенных тел, потянулось ко мне длинное чёрное щупальце. 

«Вальтер» сам прыгнул в руку, но щупальце метнулось проворнее, ухватило ствол – я вдавила спуск, но пуля ушла в пустоту, щупальце дёрнулось, выдирая из пальцев рукоятку. «Вальтер» звякнул об асфальт, покатился, подпрыгивая, по ямам. Шаманы стенали, рыдали, приманивали. Щупальце хлестнуло меня по щеке, вплелось в волосы, потянуло. В глаза ткнулись два пальца, увенчанных длинными кривыми ногтями. Почти человеческих пальца.

– Какого чёрта! – заорала я, выдирая из волос извивающуюся дрянь. 

Под рукой шевелилось, сплеталось когтистое нечто. Я рванула ворот куртки, сдёргивая с шеи заточку на шнурке. Глаза застлало желтизной. Лезвие полоснуло наугад – чёрные сморщенные пальцы посыпались вниз, я давила их, как червей, и они обращались пеплом под моими ботинками. 

Вокруг стоял гнойный туман, сгустившийся из упавшего на городок облака. Кислая вонь забивала ноздри сквозь маску. Ритуальная песнь звучала всё выше, полнилась обертонами, вопила – шаманы сжимали кольцо. Радар не умолкал.

Сжимающая заточку рука онемела, ныли мышцы плеча – я кромсала и била изо всех сил, но пальцев лишь становилось всё больше, под ногами хрустели обломки костей. Новая волна ритуального плача обрушила меня на колени, в голове что-то со звоном лопнуло, сверху навалилась чёрная груда сажи, придавила к земле, распластала, впечатала лицом в пепельный асфальт. Я рванулась, но руки прижало липко-мокрым, горячим, тяжёлым. В ушах звенело. 

Бог-из-машины, неужели всё?..

Глаза забило пеплом, в уши вползала горячая мокрота – и она же хватала за плечи, выворачивала запястья, выкручивала суставы. Я попыталась закричать, но не смогла и вздохнуть. Омерзительные пальцы ухватили за шею – и вдруг вздёрнули в воздух, я повисла, корчась и хрипя, а туман впереди расступился, выпуская сотни глаз, налитых гнойным ядом. Сквозь слёзы и мусор проступили мутные контуры с чудовищными бледными зрачками – асимметричными, смещёнными к краям. 

Зрачки приближались, расширяясь и крутясь. Шаманская песнь замерла где-то на грани ультразвука, растянулась в одну бесконечную ноту. Я шевельнулась, но вывернутые суставы обвисли плетьми. Воздух кончался, лёгкие рвало, а сотни рук сжимали мою шею, подтягивая к плачущим ихором бельмам, которые вдруг со щелчком брызнули, лопнув, обливая меня кисло воняющим гноем. Пальцы ослабили хватку, впуская мне в горло пропитанный миазмами воздух. Я закашлялась, втягивая его пополам с пеплом, а вокруг продолжало щёлкать. Чудовищные глаза лопались, разливая жёлтый ихор. Плач оборвался на мгновенье – и вновь возобновился, нисходя по нотной гамме к басам. Хлопки и щелчки вторили ему, сливаясь в безумную музыку. Где-то звякало, в воздухе носилась сажа, в чёрной гуще которой мелькали слабые синие вспышки. Пальцы рассыпались, разваливались, отпуская меня из своих смертоносных объятий. Я повалилась на асфальт, взметнув тучу праха, а воздух над моей головой прошила бледная ветвистая молния. 

И всё закончилось. Шаманский клич истончился, теряя один голос за другим, и замолк, затерявшись в нижних пределах доступных слуху частот. Вокруг оседала труха. Жуткие глаза исчезли, обернувшись лужами кровавого ихора. 

И где-то в глубине моего мозга тонко, пронзительно, почти жалобно, пел, затихая, радарный сигнал.

Жёлтый туман клубился, заставляя слезиться глаза. Я сморгнула – со слезами потекли частички мусора и пыль. Откуда-то из дымных облаков вдруг появился Тесла, взглянул на меня, упал рядом, обменявшись со мной безмолвным кивком. Я пошевелила плечами – нет, к счастью, не вывихнуты. Тесла молча ждал, пока осядет пепел, уронив голову на скрещённые руки. 

– Что это было? – спросила я, как только смогла прочистить горло от пыли. 

– Плакальщики, надо полагать, – мой спутник глухо рассмеялся, – те самые, не опасные.

– Я встречала плакальщиков, – возразила я, – они никогда не нападают.

– Значит, изменили своим привычкам, – пожал плечами Тесла.

– А пальцы? А глаза? У плакальщиков нет и не может быть таких жутких глаз!

– Я не видел никаких глаз, – Тесла вынул «Глок», выщелкнул магазин и достал из рюкзака обойму, – только извивающуюся гадость, – патроны со щелчком встали на место. Мой спутник швырнул пустую обойму в туман и сунул пистолет в кобуру, – на редкость многочисленная дрянь. Но они убрались. Кажется, их напугали молнии.

В воздухе, наравне с запахом гнили и оседающего пепла, ощущалось предгрозовое дыхание озона. Солнце окончательно скрылось в тучах.

– Сюда движется циклон, – Тесла кивком указал на посмурневшее небо в просветах тумана, – надо спешить. Найдём подходящее место, чтобы переждать. 

– Если дождь обложной, наш поход затянется.

– Увидим, – в тон мне ответил он, – солнце всё равно задержит нас до вечера. Тебе нужен отдых. И мне не помешает.

Тут только я разглядела, что левый рукав его плаща разорван, и вокруг разрыва блестят тёмные потёки.

– Это…

– Потом, – оборвал меня Тесла, – дождь может начаться в любой момент.

Он встал и двинулся вдоль улицы. Не дожидаясь меня, не вынуждая с ним поравняться. Повернулся спиной.

Не может быть, чтобы он уже настолько доверял мне – мы ещё не прошли бок о бок сотен миль, а знакомы всего ничего. Тогда что это – небрежность? Усталость, преступная расхлябанность? Что может заставить человека забыть о базовых правилах, от которых нередко зависит жизнь?..

Моё потрёпанное тело кое-как поднялось и побрело следом, топча пыль вперемешку с лужицами липкой слизи. В одной из них валялся перемазанный «Вальтер» – я подняла его, стараясь не смотреть на кучи спёкшихся останков. Они были совершенно целыми, и это не укладывалось в голове. Я совершенно точно видела, как эти «кучи» оживали, тянулись ко мне и… Я помотала головой и тихонько завыла сквозь зубы – в черепе запульсировала толстая струна боли.

– Плакальщики не мимикрируют, – догнав Теслу, сказала я, – но пальцы определённо тянулись из этих… человеческих куч…

– И глаза, – кивнул Тесла. По рукаву плаща медленно сползала струйка крови, – кажется, я знаю, в чём дело.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: