Глава 20

Ублюдки человечества

«Дом» был огромен. Мы обошли помещение по кругу – я с одной стороны, Тесла с другой. Идя вдоль стены, я едва различала напротив свет его фонаря. Рука то и дело натыкалась на выпирающие из штукатурки металлические полосы – раньше исполинский зал был разделён на мелкие отсеки. Несколько таких отсеков ещё сохранилось в дальнем углу. Железные планки расчертили эту часть зала на одинаковые кубы, остатки матового стекла поблёскивали в зажимах. В одном из кубов сиротливо гнил маленький квадратный столик с жестяной коробочкой на нём. Я поддела потемневшую крышку – внутри слиплись в бесформенную массу мелкие леденцы. На склеившихся от влаги конфетках разрослась серая плесень.

Вдоль дальней стены тянулся ряд окон – огромные прямоугольники помутневшего триплекса, прикрытые снаружи частой металлической решёткой. За прутьями шумел дождь.

Ньют терпеливо ждала нас в середине зала, присев на истёртый диван. Кожаная обивка расползлась и потрескалась, из прорех торчали клочья рыжего поролона.

– Сейчас здесь не очень уютно, – сказала Ньют, похлопывая ладонью по широкому сиденью, – раньше было лучше.

– Раньше везде было лучше, – заметил Тесла, садясь рядом с Ньют на положенном расстоянии.

Та неожиданно расхохоталась. Откинулась на спинку дивана, задрала голову и залилась смехом, словно мой спутник только что отпустил шутку века. Под вздернувшейся верхней губой заблестели крупные зубы, перехваченные странно изогнутой проволокой. Тонкая кручёная железка тянулась вдоль всего зубного ряда, то поднимаясь до самых бледных дёсен, то опадая вниз, к сточенным кромкам резцов, безо всякой связи с формой зубов.

Тесла, видимо, тоже это заметил. На его лице снова промелькнуло то смешанное и оттого странное выражение, уже не раз виденное мной. Сожаление и сочувствие. И что-то ещё – не то отвращение, не то грусть. И, хотя эта грусть не имела отношения к Ньют – по лицу Теслы я понимала, что сожалеет он не о нашей случайной знакомой, эта жалость куда шире и больше, – мне вдруг стало противно. Я опустилась на древний офисный стул напротив дивана. Проеденная ржавчиной ножка протестующе скрипнула.

Смех резко оборвался – Ньют, будто спохватившись, прикрыла рот рукой.

– И всё-таки тут ещё можно жить, – сказала она, – многое осталось, кое-что даже работает. Вернее, работало бы, если бы удалось подвести электричество. Я слежу за приборами, навожу порядок. Одной, конечно, это делать труднее…

– Другие к тебе не заходят? – Тесла, как ни в чём не бывало, поддержал разговор.

Ньют помотала головой:

– Они теперь сами по себе.

Я водила «Вальтером» из стороны в сторону, и луч света послушно выхватывал следы «наведения порядка» – мебель, сдвинутую хаотичными кучами, разводы грязи на полу. Пришлось напрячься, чтобы подавить скептический смешок. Даже в последнем притоне, где прибираются раз в год, бывает чище.

– Почему ты не ушла? – спросил Тесла.

– Это же мой дом, – Ньют пожала плечами, как будто сам вопрос не имел смысла.

– Но ведь и другим это место служило домом.

Странный это был разговор – посреди огромного, залитого битумным мраком, пространства, в рассеянных лучах двух подствольников. Говорил Тесла – сначала спрашивал, и Ньют послушно отвечала, потом начала рассказывать сама, не дожидаясь наводящих вопросов. Я сидела поодаль, покачивалась на хлипком стуле и разглядывала девчонку.

Она не носила оружия – вернее, я так и не смогла определить, есть ли под её балахоном что-то, используемое для самозащиты. От этого или от неуместной непринуждённости беседы раздражение, поначалу слабое, всё росло. Я качалась на скрипучим сиденье, упираясь одной ногой в пол, и смотрела, как Тесла болтает с этим ходячим недоразумением.

Ньют, должно быть, чувствовала мой пристальный взгляд. Она не осмеливалась смотреть на меня в ответ, но паутинные ресницы над бледными щеками то и дело вздрагивали. 

– Когда-то здесь было много людей… Много людей, много оборудования и много денег. Тут располагался крупный исследовательский центр – биология, генетика, кибернетика… Новые технологии, новые идеи. И я надеюсь, мы были не самой худшей из этих идей.

Голос Ньют был лишён модуляций – она не повышала тона, а отсутствием выразительности эта речь могла соперничать с бормотанием киборгов-зомби. Рассказывая, девчонка вертела в руках металлический прямоугольник, подобранный с придвинутой к дивану тумбе. 

Едва железка оказалась в руках Ньют, я замерла, непроизвольно сместившись вперёд. Круг света от моего подствольника застыл на её животе. Но Ньют, казалось, ничего не заметила. Она продолжала монотонно говорить, и кусочек металла медленно вращался в её пальцах. Грани кусочка оказались тупыми, чуть стёртыми. И в свете фонаря я различила выбитые на металле буквы – А. Ставски.

– Мы были экспериментом, – рассказывала Ньют, – желанным, но нелюбимым дитя. Нас никогда не учили, как жить, не читали нам сказок, не заботились… Нас выращивали, как выращивают скот на фермах.

Ньют говорила монотонно, но правильно. Её речь была даже чересчур ровной, почти безупречной. Нарочито красивой и выхолощенной – и именно эта гладкость напрочь убивала всё человеческое в её словах. 

В детстве я часто читала книги – наставница принуждала нас ежедневно хотя бы по полчаса проводить за напечатанным текстом. Странно, но такой подход имел успех – через декаду-другую даже самые непоседливые девчонки привыкали и уже сами тянулись к бумажным изданиям. Читали мы всё подряд, от журналов по воспитанию детей до любовных романов. Библиотека наставницы разнообразием не баловала. Большинство текстов были откровенно скучны, но мало-помалу мы приучались различать хорошие и плохие книги. В хороших речь героев была живой, она звучала так же (или почти так же), как наша, даже опуская все непонятные слова вроде «вирта» или «брегетов». Плохие же книги потому и были плохи, что персонажи в них изъяснялись напыщенно, нарочито-картинно. Живые люди так не говорят. В текстах, чаще всего скрывавшихся под выцветшими обложками с изображением полуголых мужчин и прелестных девушек, персонажи говорили так, словно хотели обмануть. Неестественно. И монолог Ньют был таким же. Её речь звучала речью лжеца.

– Представляете, они якобы нашли различия на генетическом уровне – между ними и обычными людьми, – усмехнулась Ньют, – и пытались эти различия смоделировать – в нас.

– Кто?

– Наши создатели, – Ньют выщипнула из разлезшейся обивки кусок поролона, – не знаю, кем они были в действительности, но считали себя гениями. И думали, что эту гениальность можно изначально заложить. Они экспериментировали… Хотели вывести новую расу. Умных, одарённых, эмпа-тичных.

Она запнулась на редком слове. За окнами монотонным фоном шуршал дождь. Тот, что распугивает хищников и заставляет их забиваться в норы – голодных и злых, вынужденных бросить добычу и спасать свои шкуры.

Я вынула магазин пистолета. В прорезях тускло поблёскивали гильзы патронов.

Когда мы двинемся дальше, хищники и падальщики тоже выйдут из нор. Но на этот раз у них не будет останков мясопада, чтобы утолить непреходящий голод – огромная туша, напитавшись кислой водой, расползётся отравленной серо-розовой кучей. И шакалы обратят своё внимание на нас…

– Ньют! – окликнул девчонку Тесла.

Та не шелохнулась. И только когда он повторил – ещё и ещё раз, всё настойчивей – подняла голову, нерешительно, словно не уверенная, что обращаются именно к ней.

– Почему ты не откликалась? Ведь я назвал тебя по имени.

– Нет.

– Нет? Ты сказала, что тебя зовут Ньют.

– Меня зовут Ньют, – она согласно наклонила голову, – но это не моё имя.

– А какое имя ты бы хотела себе взять?

Я с силой вогнала магазин обратно в «Вальтер». Не всё ли ему равно, как обращаться к этому чучелу? Какое имя… Ещё б мясопада предложил как-нибудь назвать.

Ньют, казалось, озадачилась. Брови нахмурились, на лбу появилась неровная складка, сделав асимметричное лицо ещё уродливее. Я остервенело пинала стул.

– Мне нравится Луна, – наконец пробормотала девчонка – так тихо, что голос почти слился с жалобным скрипом половиц. – Но ведь это имя уже занято.

– Все хорошие имена заняты, – улыбка, как маленькое солнце, осветила лицо Теслы, – но это не значит, что их нельзя позаимствовать.

***

– Я нашла архивные записи, – продолжала Ньют бесцветным тоном, – и поняла, как жестоко нас обманули. В тот день я долго не могла сообразить – не то мир вдруг обрёл краски, не то потерял их. Всё виделось в серых тонах… И я не знала, спа́ла ли с моих глаз пелена или напротив – упала. Или снова какая-то часть меня дала сбой.

Её речь, чересчур аккуратная, со множеством неуместных красивостей, утомляла. Я раздражённо качалась на стуле, вслушиваясь в шуршание дождя.

– В архивах было сказано, что наши создатели… – Ньют помолчала, будто сглатывая ненависть, переполнившую последнее слово, – наши создатели знали, кого им предстоит вырастить. Геном человека был расшифрован ещё за век до катастрофы. И люди давно научились определять, будет ли младенец рождён полноценным или же… уродом. Это всё равно что знать – твой сын появится на свет без рук и ног…

Я увидела, как вздрогнул Тесла. Как изменилось выражение его лица – на секунду, как промелькнуло во взгляде что-то жёсткое и злое.

– Знать – и принимать решение, позволить ли ему увидеть свет вообще, – горько продолжала Ньют. – Так вот, они знали. И всегда позволяли… 

Тесла осторожно погладил девчонку по голове. Я поморщилась. Ньют же со странной доверчивостью прижалась к нему – я видела слабый неровный пульс артерии на её шее. Разноцветные глаза уставились на моего спутника – всего на миг, но этого хватило мне, чтобы перехватить её полный обожания взгляд.

Она быстро отстранилась – слишком быстро, будто спохватившись. Выпрямилась, держась неестественно ровно. Я скрипнула зубами.

– Они наблюдали за тем, как рождались мы, – продолжила Ньют, глядя в пол, – как мы взрослели и мучились. Мы были их ошибками, и они знали об этом – но оставляли нас в живых… Живые свидетельства собственной глупости.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Ньют, умолкнув, накручивала на палец прядь волос. Белёсый волосяной жгут старательно оборачивался вокруг ногтя, пряча его.

Я нахмурилась. Тесла, кажется, этого не замечал, но он и не пялился на девчонку так пристально – а она, между тем, явно что-то скрывала. Подбирала под себя ноги, укутывала руки в рукава. Теперь вот ногти. Ей явно не хотелось, чтобы мы увидели… что? Оружие? Не зря она не носит при себе пистолет или нож – я слышала о мутах, способных выбрасывать из ладоней костяные лезвия, которые вспарывают плоть покруче стального клинка.

Пальцы крепче стиснули «Вальтер». Под моим взглядом Ньют снова поёжилась. Ей явно было не по себе.

– Говорят, давным-давно жили люди, которые ставили эксперименты на себе подобных, – тихо проговорила она наконец, – и их за это судили. Но наших создателей уже было некому осудить… кроме нас.

– В старых книгах есть такое выражение, – сказал Тесла, – «ложь всегда выплывает». И ещё одно – «история рассудит». Твоих создателей рассудит и осудит Жизнь, Ньют. Их имена занесёт в чёрный список История.

– Если найдутся те, кто сохранит её.

– Найдутся, – кивнул Тесла, – только выживание не может быть целью. Важны знания. Владение информацией. Без этого нас сейчас бы здесь не было.

Меня передёрнуло. Я знала, о чём он говорит. 

Адепты Слова, безумная секта любителей книг – ещё более безумная, чем шаманы с их бензиновым демоном. Огнепоклонники, при всей их странности, смотрят вперёд. Они устремлены в будущее. Адепты же пекутся о прошлом. Они считают, будто можно избежать новых ошибок, всего лишь помня об ошибках прежних. Будто одной памятью о некогда свершившемся возможно жить.

Они ищут знания и сохраняют их. Все вперемешку, не разбирая, что именно пытаются сберечь для потомков. Мне приходилось видеть их хранилища – сотни книг, объёмных и тоненьких, с иллюстрациями и без, написанных словами, странными символами или просто точками. Часть Адептов даже не умеет читать, но все они повёрнуты на знаниях, в какой бы форме те ни передавались. Знаниях, которые даже не могут быть применены…

Говорят, Адепты обнаружили Исходник – дневник одного из выживших, описавшего момент Гнева Господня. Возможно и так. Но это тоже прошлое, которое ничем не может помочь.

– Здесь нет таких людей, – Ньют покачала аккуратно причёсанной головой.

– Нет, – согласился Тесла, – я говорю о других городах. Там, откуда мы пришли…

– Вы пришли с другого конца мегаполиса, – уверенно перебила Ньют.

– Нет же, – Тесла придвинул к себе пыльную тумбу и пальцем начал чертить на ней схему, – смотри – мы тут. Это твой мегаполис…

На столешнице появилось круглое пятно с точкой посередине.

– А это – река, – из окружности вырос длинный неровный отросток, извиваясь, уполз куда-то к краю, – а здесь были…

– Нет! – вопль Ньют эхом отразился от облупленных стен, – там ничего нет!

– Ньют, послушай…

С неожиданной силой девчонка отшвырнула тумбу – комнату наполнил металлический грохот.

– За пределами города ничего нет!

Тумба замерла, откатившись к стене. В наступившем молчании громко, отчётливо стучал дождь.

– Там ничего нет, – повторила Ньют – не то для Теслы, не то для себя самой. – Ничего. И река эта делает круг. Замыкает город в кольцо.

– Но мы, я и Ника, пришли…

– Из катакомб, – перебила Ньют, – катакомбы возле реки. Они огромные, простираются под всем мегаполисом. Поэтому я вас никогда не видела. Я не люблю воду и боюсь катакомб…

– Ньют, мы пришли извне, – повторил Тесла, но она его уже не слушала.

– Никогда в них не спускаюсь, – Ньют вдруг порывисто наклонилась, её лицо оказалось совсем близко к лицу Теслы. Острый край железки блеснул в каком-то дюйме от рубашки. 

Я дёрнулась. Ствол «Вальтера» уставился девчонке в лоб. Лживая тварь! Никакой она не человек – она чёртов мут, а мутам нет веры.

«Глок» в расстёгнутой кобуре сверкнул стальным боком. Рука моего спутника – на спинке дивана, успеет ли?.. 

Висок щекотнула холодная капля, палец дрогнул на спусковом крючке. Девчонка нам ни к чему. Тесла…

Тесла протянул руку и приобнял Ньют за плечо. Его правая, свободная, ладонь медленно опустилась, застыв на боку кобуры.

Железка звонко щёлкнула о пол.

– Говорят… – пробормотала девчонка так тихо, что я едва расслышала, – что жизнь – величайшее благо. Но, даря жизнь, нас одновременно приговаривают и к самому страшному, с чем сталкивается человек. От чего никто не сможет уйти.

– К смерти… – негромко произнёс Тесла.

– Так благо они дарили нам или же проклятье, замешанное на их эгоизме? – с горечью спросила Ньют.

– У каждого свой ответ на этот вопрос, – Тесла пожал плечами и поморщился, – и обычно вариант «благо» выбирают те, кому повезло больше.

Оба помолчали. Стоячий удушливый воздух комнаты так и просил проветривания – но даже отсутствие стёкол в некоторых окнах не спасало. Из-за низких туч в здании царил полумрак.

Ньют поднялась и пошла куда-то в центр комнаты. Блеснула короткая вспышка, запахло жжёной бумагой. Один за другим заплясали сине-жёлтые огоньки.

Тесла молча смотрел туда, где скрылась девчонка. В его зрачках бликовало золотистое пламя.

– Слушай, – я коснулась его руки, привлекая внимание, – уверена, она врёт.

– Почему ты так решила? – спокойно поинтересовался мой спутник.

– Ты её слышал, – я говорила негромко, но быстро, краем глаза следя за блёклой фигурой Ньют на периферии зрения, – манера речи. Слишком правильная, неестественная. Заученная. 

Светлые глаза внимательно смотрели на меня. Тесла не возражал, выражение его лица оставалось нейтральным. Но почему-то, чем дальше я говорила, тем сильнее смущалась. Тем больше мне начинало казаться, что лгу я. Лгу или более того – умышленно наговариваю. И от этого злость на Ньют вспыхнула с новой силой.

– Следи за ней внимательно, – резко бросила я, поднимаясь, – она заговорит тебе мозги.

– Зубы, – донеслось в спину.

– Что?

– Заговаривать зубы, а не мозги.

Горячая рука легла мне на плечо. Сквозь тонкую ткань блузки и потрёпанный материал гловелетт жар влился мгновенно, окатив меня раскалённой волной.

– Это не её вина, – произнёс Тесла, – она не умеет иначе. Смотри, – лёгкий нажим ладони не заставил – попросил повернуться, – здесь только мебель и книги. Они – её единственные собеседники.

Всё это было так похоже на мою собственную мысль, что я даже не нашлась с ответом. Фигура девчонки на периферии обрела чёткость, вырастая в размерах. Тесла убрал руку.

– Но я буду начеку, – добавил он негромко, – не переживай.

– Это, конечно, говорят в Тибете, – сказала Ньют, приближаясь, – что человек, проявляющий такую благодетель, как терпение, в следующей жизни родится в красивом теле.

Фраза прозвучала ещё более заученно, чем остальные её слова. Ньют повернулась, словно невзначай – движение вышло корявым и наигранным. Но царапнуло не это и даже не странное слово «Тибете». Девчонка где-то в перерывах между зажиганием огней успела сменить причёску. Два длинных хвоста исчезли, уступив место одному, завёрнутому внутрь себя. Такому же, какой носила я.

Жалкая пародия топорщились многочисленными «петухами». Непослушные пряди частично выбились из причёски и, заправленные за уши, свисали тощими макаронинами. Моя рука до скрипа стиснула «Вальтер».

Ньют снова присела на диван, умостив задницу вплотную к спинке. Наклонив голову, посмотрела на Теслу – и я уловила в его глазах весёлые искры. Он улыбнулся ей, перевёл взгляд на меня – улыбка продолжала тепло сиять, но в ней что-то изменилось. Добавилось что-то, чего не хватало той улыбке, которая предназначалась Ньют. Или, наоборот, нечто ушло.

– Скажите мне… вы тоже считаете, что я… неправильная?

– Тоже? – переспросил Тесла.

– Как наши создатели.

Девчонка, вжавшись в подлокотник дивана, ещё больше съёжилась. Она походила на шелудивого кота, прячущегося в тени под стеной, на незваного и нежеланного гостя. В ней ничего не было от хозяйки этого дома. Словно до сих пор всем заправляли неведомые создатели, а Ньют оставалась покорной игрушкой. Такой же, какими были её далёкие предки.

– Так да или нет?

Карий глаз вдруг уставился на меня – неожиданно яркий, внимательный. Бледноватая радужка наливалась цветом, словно в тусклую воду кто-то капнул краски.

Я пожала плечами – отвратительно-нарочито, как в дрянном спектакле. «Вальтер» оттягивал ладонь. Я опустила глаза, свободной рукой сосредоточенно расправляя блузку. 

Тихий вздох прошелестел шёпотом ветра.

– Возможно, мне было бы проще узнать наверняка…

– Вам всего лишь хотели помочь, – голос Теслы звучал успокаивающе.

– Нет, не в этом дело, – перебила Ньют, – я смотрю и не могу понять – то ли я лучше вас, то ли хуже. То ли действительно непоправимое отклонение, то ли просто вариант нормы. Вот что ужасней всего… Я уже согласна на непоправимое, – её голос прервался, надламываясь, – только бы знать…

– Если приговор не подписан, остаётся надежда.

– Те, кто мог бы его подписать, давно умерли. Они исправляли нас как небезнадёжных – но так и не исправили ни одного до конца… 

Она запнулась, однако всё же продолжила.

– По сути, мы ничем не отличаемся от большинства мутантов. С той лишь разницей, что нас создали люди, а не природа. Но ведь и люди когда-то были её частью. Мы называем себя ньютами, и это тешит наше самолюбие… Да… – Ньют посмотрела на Теслу, и он на этот раз отвёл взгляд. – Как будто мы – действительно шаг вперёд, нечто новое, нечто… большее.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: