Глава 34

Продолжим путь к Изумрудному городу

Чем дальше мы шли, тем чаще попадались снежные наносы. Ощутимо холодало. Несмолкающий ветер дул в спину, завывал в причудливых перекрестьях опор, путался в тросах. Поначалу небольшие, островки глубокого снега превращались в острова, и вскоре мы уже не могли пройти и ста шагов, чтобы не увязнуть в леденистых россыпях. Почва между ними, прикрытая тонким слоем свежего льда, была жидкой, как будто болотистой – набухшая влагой земля с вкраплениями мелких камней. Какое-то время я старалась избегать грязных участков, но вскоре махнула рукой. Облепленные глиной мыски были далеко не самой значительной проблемой.

В ботинках хлюпало. Потрёпанный тряпичный верх промок мгновенно, и с каждым шагом внутрь просачивалась вода. Мы брели в снежной жиже, схваченной серебристой ледяной коркой. Замёрзшие кристаллы размером с ноготь шуршали под обувью, наст с хрустом лопался, и нога по щиколотку уходила в сугроб. Колючие ледышки сыпались за отвороты. Я вспомнила о том, как мечтала увидеть снег, и мысленно обозвала себя идиоткой. 

Через несколько минут мне стало казаться, что я иду босиком.

Редкие валуны и кочки стали настоящим спасением. Солнце, хоть и тусклое, едва пробивающееся сквозь плотный заслон облаков, пригревало окоченевшие ноги. Пальцы окончательно замёрзли и потеряли чувствительность, я не могла ими пошевелить. Каждый новый переход через снежное поле превращался в пытку.

На очередном камне я остановилась. Тесла молча стал рядом, выжидающе глядя на меня. Его лицо ничего не выражало – зеркальные линзы маски блестели крохотными копиями солнц.

Я села прямо на плоскую шершавую поверхность, кое-как распутала шнурки и стянула многотонные ботинки. Вытряхнула клятый снег, перетёртый ногами в полустаявшую пыль. С обмоток текла грязная вода. Я швырнула две намокшие тряпки на камень и принялась остервенело растирать ступни. Ногти на пальцах посинели, а сами пальцы приобрели оттенок всё того же замороженного снега. 

Руки мгновенно закоченели на ветру, но стопы едва ощущали мои касания. Относительную чувствительность сохранили только пятки, отзывавшиеся глухой болью.

Тень склонилась надо мной. Тесла мягко отвёл мою руку и взял окоченевшую ступню в свои ладони. Пальцы у него были как угли – даже сквозь гловы я ощущала их жар. По мертвеющим ногам пробежал горячий ток – сначала нехотя, потом всё быстрее и быстрее, разливаясь пронзительным болезненным теплом. Я стиснула зубы. Ступни словно погрузили в раскалённую лаву, и краем сознания я удивилась, почему эти два куска мокрого льда не шипят и не извергают клубы пара.

Он молча держал мои ноги – сначала одну, потом другую, потом обе вместе – и я даже не могла понять, смотрит он на меня или на одну из этих жутких старых опор. Его глаза по-прежнему скрывала зеркальная маска. А ткань делала лицо совершенно непроницаемым, спрятав под собой нижнюю часть. 

Я уставилась на этот квадрат сухого материала. Наверняка тёплого. Легко рвущегося пополам.

Тесла аккуратно растёр потеплевшие ступни. Кивнул, отпуская – голую кожу тут же обдало холодом – и наклонился, чтобы подать мне ботинки.

И всё началось заново. Хруст наста, однообразная какофония трущихся льдинок, вой и стоны ветра в мёртвых стальных жилах. Через каждые двести-триста шагов я останавливалась, не говоря ни слова, будто заразившись молчаливостью своего спутника. Тесла так же молча помогал мне стянуть ботинки и обхватывал мои ступни на одну-две минуты. И мы шли дальше – к вершине, по снежному склону. Я хотела распустить шнурки совсем и идти так, но едва не потеряла левый ботинок, когда нога глубоко провалилась в снег.

Подъём превратился в бесконечный цикл итераций, повторяющих друг друга. Шорох нейлоновых шнурков, ветер на голой коже, угольный жар ладоней, прохладная волна, снова скрипучий шёпот нейлона, треск сломанной ледяной корки…

Мы миновали почти два десятка опор, когда раздался новый звук.

Протяжный стон вырос из зябкого воздуха, вытянулся надрывной нотой, набирающей силу. Я вздрогнула, сбиваясь с шага. Нога соскользнула на рыхлом снегу, я подставила руку, готовясь смягчить падение – но вместо колючего наста кисть встретила твёрдую тёплую ладонь Теслы. В другой его руке уже поблёскивал «Глок», палец в обмотке изоленты едва не касался спуска. 

– Что?.. – одними губами шепнула я.

Он качнул головой. Сместился на полшага, закрывая меня. Настороженно поднятый «Глок» обнюхивал неприветливый воздух.

Я замерла. Взгляд метался по чёрно-белому склону, тщетно пытаясь уловить малейшее движение. Стон длился и длился – бесконечная тягучая песня, отвратительно похожая на вопли плакальщиков.

– Здесь, – негромко произнёс Тесла. Ствол пистолета указывал вверх – туда, где повисли в серой хмари стальные тросы.

Тросы двигались. Медленно-медленно проворачивались исполинские катки на вершинах опор, натягивая сплетённый из десятков жил канат. 

Я обернулась. Направо, налево, назад – глаза до боли всматривались в слепящую белизну. Это наверняка обманный манёвр. Нас хотят отвлечь, а, пока мы пялимся на опоры, застигнуть врасплох.

Катки продолжали вращаться, роняя вниз клочья прогнившей резины. Тросы глухо ныли, будто недовольно ворча на тех, кто разбудил их после многолетней спячки. Но, кто бы это ни был, он не спешил выходить.

– Оно… работает? – от угрюмого стона сводило зубы. 

– Шкив можно раскрутить вручную, – Тесла, сдвинув зеркальную маску, смотрел на вершину горы, снова укрытую тучами, – вопрос только, зачем…

Колёса-катки замедлялись. Неспешно, неохотно, они приостанавливали своё вращение. Я смотрела то вверх, то вниз, ожидая, что вот сейчас из подступающего сумрака появится тот самый вагончик, о котором говорил мой спутник.

Но ничего не появилось.

Когда мы достигли вершины, тросы ещё потихоньку двигались, сползая на несколько дюймов за десятичную минуту. Это движение, медленное, но никак не желающее утихать, заставляло кожу на спине покрываться испариной, несмотря на холод. Оглядываясь через каждый шаг, я чувствовала себя как никогда беззащитной – такой, какой не была даже в самой открытой пустоши. Посреди распростёртых равнин в привычных широтах все угрозы были знакомы.

А здесь нас могло поджидать что угодно.

Туча превратила всё вокруг в белёсый туман. Но и в этом тумане были видны развалины прямоугольного строения, венчающего голую, как плешь, площадку. От двух стен остались лишь несколько рядов кирпичей – целые секции кладки валялись рядом, видимо, рухнув несколько лет назад. Но ещё две стены сохранились, удерживая на себе выпуклую крышу. И под этой крышей медленно крутилось, останавливаясь, железное колесо в два моих роста диаметром, укреплённое горизонтально на толстой наклонной опоре как на оси. Многожильный стальной трос замыкался на колесе, образуя полупетлю.

– Верхняя станция, – негромко сказал Тесла.

Я молча смотрела, как трос проходит по ободу, выплывая из тумана и в него же ныряя обратно. Там, на склоне, этот трос проползёт по каткам опор, уронит вниз куски рассыпающейся старой резины, и снова вернётся – чтобы повторить свой путь опять.

Вокруг никого не было. За полуразрушенной станцией оказалось пусто. И никаких отпечатков на снегу. Даже наши следы уже замело – открытая всем ветрам вершина продувалась насквозь. Дуло с севера, холодно и колюче, гнало мокрые тучевые клочья, но плотное облако упрямо зацепилось за камни. Склон, по которому нам предстояло спускаться, тонул в тумане.

– Надо переждать, – Тесла шагнул ко мне, – скоро стемнеет, да и видимость паршивая. Возможно, к утру тучи разгонит.

Я кивнула. Противоположный склон мог быть пологим, а мог и крутым. Сползать по скалам в темноте или непроглядной белой мути было очевидно плохой идеей.

Впрочем, ночевать там, где есть кто-то ещё, кроме нас, тоже казалось так себе планом. Ведь этот кто-то мог оказаться враждебным – и захотеть в следующий раз свернуть не колесо, а наши шеи.

– Нужно укрытие, – я вгляделась в туман, – хоть какое-нибудь.

Вышло чересчур жалобно. Последние слова были лишними, но сдержать их не удалось. Слишком много всего приходилось выносить, день за днём, час за часом. Слишком много холода, промозглой сырости, ветра, постоянной жажды, вкуса осточертевшего мороженого мяса; слишком много чувства направленных в спину стволов. Я забыла, когда мы в последний раз спали не под открытым небом. И отдала бы последние акумы ради возможности получить крышу над головой, четыре стены и надёжную дверь.

– Такое подойдёт?

В голосе Теслы проскользнули заговорщицкие нотки. Я перехватила его взгляд и повернулась.

За моей спиной, посреди прорехи в тумане, темнела каменная постройка. Налетевший порыв снова скрыл её во влажной завесе, но я успела разглядеть чёрные, будто от копоти, стены и такую же крышу.

Закрытое помещение. Идеальное место для засады.

– Нас могут там ждать, – я крепче стиснула «Вальтер», – те, кто раскручивал колесо.

– Если это муты, не слишком ли хитрый план для них?

– Я понятия не имею, на что способны местные муты. Если знаешь – поделись.

Левую руку вдруг пронзило холодом. Запястье дёрнулось, пальцы резко разжались, и я едва успела перехватить пистолет. Сердце бешено билось. Только не сейчас…

Разлившийся внутри костей лёд уходил, словно плавясь. Я покрутила кистью – запястье слушалось, но неохотно, будто вместо суставов стояли изношенные сервоприводы, реагирующие с задержкой. Мне ещё повезло, что судорожное движение мышц не заставило непроизвольно выжать спуск.

Тесла вопросительно посмотрел на меня. Я глубоко вздохнула:

– Идём.

Вблизи строение оказалось намного больше, чем разрушенная станция. Странной формы, оно выглядело так, словно к нему год за годом добавляли всё новые части, особо не заботясь ни о симметричности, ни о красоте. Центральная постройка была сложена из неровного серого кирпича, обильно покрытого мёртвым чёрным лишайником. Сбоку к ней прилепился железный навес без одной стены, внутрь уже намело горку снега. 

С другой стороны тянулась длинная бесформенная галерея с наглухо заложенными окнами, а из фасада нелепо торчало что-то вроде пятиугольной веранды, лишённой и намёка на дверь. Ветер играл болтающимися на петлях обломками рам.

Проход внутрь обнаружился под навесом. Небольшая железная дверь была приоткрыта, но снег перед ней оказался девственно чист. Снова никаких следов.

Мы помедлили. Сгущался туман, сумерки переходили в ночь. Ветер свистел и завывал в тросах, оставшихся позади нас. Из прямоугольного проёма дышала темнота.

Тесла вошёл первым. Меня обдало холодом, стоило переступить порог. Глаза не сразу адаптировались к тусклому свечению наших фонарей. 

Внутри царила кромешная тьма – должно быть, заложены или забиты были все окна. На полу валялись расколотые кирпичи, кучи какого-то промёрзшего гнилья и стекло. Ничего ценного.

И никого живого. Мы обходили комнату за комнатой, пока не прошли всю эту нелепую анфиладу из конца в конец, но так и не встретили ни людей, ни мутов. И, кажется, я понимала, почему.

Тут было холодно, намного холоднее, чем снаружи. На стенах с ещё сохранившейся кое-где деревянной обшивкой блестел лёд. В лучах света серебрились мелкие колючие кристаллы. Выход на веранду тоже оказался заложенным кирпичами, но это спасало лишь от сквозняка.

– Кажется, здесь не лучшее место для ночёвки, – я обхватила себя руками, – может, вернёмся хотя бы под навес?

– Нет, – Тесла покачал головой и прикрыл створку двери. Та подалась на удивление легко, проскользнув на петлях почти беззвучно, – вход всего один. Перекроем его на ночь и как следует отдохнём. Это будет безопасно и разумно. Ночью снаружи температура упадёт намного сильнее. 

– Ты не можешь знать, – я вздрогнула, – никто не знает таких подробностей о погоде на этих широтах. В пустошах ночью тоже холодает, но не настолько, чтобы околеть.

– Здесь не пустоши, – Тесла подпёр дверь крепким на вид деревянным бруском, – здесь горы. 

– И тут тем более может быть всё наоборот.

– Этот бункер так промёрз потому, что стоял открытым много ночей подряд, а за короткий день уже не успевал оттаять, – вслед за бруском отправился кусок металлопластиковой рамы, – но здесь достаточно досок, чтобы распалить хороший костёр.

С этим спорить точно не стоило. Больше, чем сам холод, меня беспокоил почти разряженный акум. Запасной пока ещё был, но чем ниже температура, тем быстрее и он отправится к своим бесполезным собратьям, устроившимся мёртвым грузом в моей сумке. Из-за постоянной облачности солнечным панелям не хватало света, чтобы набирать энергию. И, если Тесла утверждает, что в бункере ночью будет теплее, чем снаружи, мне лучше поверить ему. Потому что иначе запасной акум вряд ли дотянет до утра.

– Сейчас вернусь, – пробормотала я, подхватывая сумку.

В соседней комнате было совсем темно. Я стала у стены, так, чтобы на меня не падал тусклый отблеск фонаря из дверного проёма, и расстегнула куртку.

Приглушённое свечение индикатора показалось ослепительно ярким – словно всю комнату залили кровью. Я торопливо сдвинула заглушку, прикрывая ладонью пылающую точку, и вынула акум. Индикатор погас.

Я замерла. Луч света, стелющийся сквозь проём, оставался неподвижен. Из-за стены донёсся треск ломаемых досок.

Нащупав внутри сумки карман с севшими акумами, я сунула туда ещё один. Карман был полон. А соседний – с заряженными – почти пуст, словно и его истощили голодные дни переходов. Впрочем, так оно и было. Тесла действительно отдал мне всё, что у него оставалось – и положенный десяток, и столько же сверху. Но и этот запас подходил к концу.

Я вщелкнула «АнКер» в гнездо, одёрнула воротник блузки. Привычное тепло разливалось по левой руке, но я едва его замечала.

В кармане остался всего один заряженный акум.

***

Убедившись в надёжности импровизированного дверного засова, мы отдирали от стен куски древней обшивки. Старое дерево трещало и хрустело, ломаясь, во все стороны брызгали щепки, лохмотья краски и хрупкие иголочки изморози. Наконец в центре комнаты выросла порядочная груда досок. Часть тепла всё равно будет вытягивать вместе с дымом в смежные помещения, но, по крайней мере, вблизи костра удастся согреться.

– Ну что ж, – в руке Теслы появилась зажигалка, – давай сделаем наше сегодняшнее пристанище немного уютнее.

По щелчку кнопки заплясал огонёк, но промёрзшая древесина не желала заниматься. Весь запас бензина мы давным-давно выплескали, срезали и хилые слои жира с убитых зверей. Взбодрить костёр было нечем.

Я сидела, съёжившись, и смотрела, как Тесла пытается подпалить щепки. Всё тело мелко тряслось, снова остывая после активных движений. Деревяшки тлели, распространяя едкий дым, раз за разом щёлкала зажигалка. Рано или поздно бензин закончится и в ней. И тогда…

Мой взгляд упал на сумку. Мысли, будто тоже замёрзшие, медленно возникли и сформировались. Я запустила руку внутрь, пошарила среди акумов и зарядников и вытащила книгу.

Это была книга пса. Тот самый потрёпанный том без обложки, который я подобрала возле мёртвого тела твари, пущенной по нашему следу Немым. 

При виде книги лицо Теслы озарилось улыбкой.

– Что ж ты сразу не сказала?

– Вслух будешь читать? – я подалась вперёд, протягивая ему том.

– Буду… что?

Моя ладонь замерла на полпути.

– Читать, – на всякий случай повторила я. Может быть, он не расслышал вопрос. В полной тишине, но как знать – и такое бывает. Мы оба измотаны.

– Ты же вспомнила о ней не для того, чтобы устроить литературный вечер? – лоб Теслы прорезала хмурая складка, – нам нужно чем-то разжечь костёр.

– Потому и достала, – я недоумённо пожала плечами, – забыл, что ли? Сначала читай, потом поджигай. Таковы правила.

– Послушай, Ника… Моя зажигалка не вечна. И акумы в фонарях тоже.

Словно в подтверждение его слов, один из подствольников мигнул.

Я вздохнула. Он был прав. Я сама обо всём этом думала. И мы действительно очень устали и очень замёрзли. Но если и оставалось в этом покинутом всеми богами, рукотворными и природными, мире хоть что-то, дающее шанс выжить – то это был не костёр, не еда и даже не запас бензина.

Правила.

– «Мы не сможем ему помочь! – печально сказал Железный Дровосек. – Он слишком тяжёл для нас. Теперь он заснул навсегда, и, быть может, ему снится, что он наконец получил смелость…»

Бумажные книги годятся только для разведения костра. Но, прежде чем они станут пеплом, из них нужно извлечь то, что может быть ценнее тепла. Знания. Костёр согреет один раз, а знания могут согревать и спасать всю жизнь.

– «О, полно, не стоит говорить об этом, – возразил Железный Дровосек, которому, по правде, неприятно было оттого, что пришлось убить кота. – Вы знаете, у меня нет сердца, но я всегда стараюсь помочь в беде слабому…»

Каждую книгу нужно читать. Потому что она может быть последней – и на Земле, и в твоей жизни. И, как знать, вдруг прочитанное однажды вознесёт тебя на вершину мира?

– «Трудно было запрячь в телегу такое множество мышей: пришлось привязать к передней оси целые тысячи ниток. Притом Дровосек и Страшила торопились, боясь, что Лев умрёт в маковом поле, и нитки путались у них в руках. Да ещё некоторые молодые шаловливые мышки перебегали с места на место и запутывали упряжку. Наконец каждая нитка была одним концом привязана к телеге, другим – к мышиному хвосту, и порядок установился…»

Костёр весело полыхал. Я передавала Тесле страницу за страницей, обрывая их, едва озвучив последнее слово. 

– «Лев покачал головой:

– Как это удивительно! Я всегда считал себя очень большим и сильным. И вот цветы, такие ничтожные по сравнению со мной, чуть не убили меня, а жалкие, маленькие существа, мыши, на которых я всегда смотрел с презрением, спасли меня! А всё это потому, что их много, они действуют дружно и становятся сильнее меня, Льва, царя зверей! Но что мы будем делать, друзья мои?

– Продолжим путь к Изумрудному городу, – ответила Элли».

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: