I’m your toxic symmetry –

Break and correct me.

Coma Alliance «Royd»

Глава 35

Глок-пост

Тесла оказался прав. Когда утром мы открыли дверь, снаружи на нас дохнуло студёным воздухом. Щёки моментально защипало. За ночь под навес намело почти ярд снега – белые перекаты застыли у стены, по углам скопились наносы высотой с меня. Я представила, что мы бы остались здесь, и к горлу подкатил ком.

В тепле у костра одежда высохла. Высохли и ботинки – впервые за много дней. Я пожертвовала куском ткани, чтобы обмотать штанины на щиколотках прямо поверх голенищ, в надежде, что так снег будет меньше забиваться внутрь.

Мутов видно не было. Но больше, чем встретить их, я опасалась снова обнаружить закрытое тучами небо. И это опасение стало реальностью.

Вокруг простиралась бесконечная белизна, уже осточертевшая до отвращения. Бесцветные от снега камни и такой же линялый небосвод. Впрочем, туман окончательно рассеялся, и стал виден склон, по которому нам предстояло спускаться.

На нём тоже стояли опоры. Такие же, как с другой стороны – раздвоенные верхушки оканчивались квадратными решётчатыми площадками. Тросы между опорами покрывал белёсый слой инея. Стальные жилы туго натянулись, уходя концами в груду бетонных плит, замыкавшую стройный ряд. Ещё одна разрушенная станция.

– Пойдём напрямик?

Мне не нравились эти опоры. Было в них что-то зловещее, в этих древних стальных монументах – такое, как в Торонто. Как будто металл ликовал, что пережил человека, что освободился из-под его гнёта, и больше не намерен никого к себе подпускать.

Я встряхнулась, избавляясь от наваждения. Ерунда. У стали нет души и не может быть эмоций. Но что-то мешало просто сбросить эти мысли со счетов. Я привыкла доверять своей интуиции – она никогда меня не подводила.

С опорами было что-то не так.

– Напрямик проще всего, – Тесла показал на плавно уходящий вниз склон. – Здесь самый пологий спуск.

Теперь, когда местность вокруг больше не скрывали туманные клубы, можно было рассмотреть гору. Слева и справа она круто обрывалась скалистыми отрогами, а впереди… Впереди, за склоном с опорами, насколько хватал глаз, тянулся целый горный хребет. Земля тут вспучилась складками, как плохо расправленное одеяло. 

Наверное, это тот самый великан, что передвигал по ночам камни, думала я, вбивая подошвы ботинок в плотный снег. Здесь его неубранная постель, и мы влезли в неё, как клопы – которых с минуты на минуту могут прихлопнуть…

Странный звук я услышала не сразу. За шорохом наста и стонами ветра далёкий шум вначале показался просто отголоском наших собственных шагов.

Но он приближался.

– Муты!

Их было не меньше трёх десятков. Ещё не животные, но уже и не люди, они мчались, низко пригибаясь к земле и порой отталкиваясь от неё руками. Ветер донёс взвизгивания и топот.

Две пули синхронно ушли в толпу, и два мута, запнувшись, повалились на снег. Но остальные словно не заметили этого. Перескакивая через тела собратьев, они продолжали бежать.

– Наверх!

Стальная опора выросла совсем рядом – железный гигант с приваренной к нему тоненькой лестницей. 

– Ника, быстрее!

Я рванулась ввысь. Узкие перекладины обжигали холодом, зажатый в руке «Вальтер» стучал о промёрзшее железо. Позади внизу сухо щёлкнул выстрел, по металлу лестницы пробежала дрожь – Тесла поднимался следом. 

Решётчатая площадка наверху продувалась всеми ветрами. От высоты на миг закружилась голова. Поручни с двух сторон были сломаны, и настил обрывался в пустоту.

– Что дальше? – прокричала я, перекрывая свист шквала.

Муты уже поравнялись с бункером, послужившим нам ночным пристанищем. Ещё несколько секунд – и они доберутся сюда. Мы просто не успеем снять всех.

Взгляд Теслы скользнул за меня.

– Туда, – он кивком указал на трос, – соседняя опора!

На следующем вниз по склону столбе не было лестницы.

Я сунула «Вальтер» в кобуру и выдернула из брюк ремень. Ухватившись за поручень, шагнула к краю и перекинула петлю через железный канат.

Опора вздрогнула, когда первый мут сходу налетел на неё, и затряслась под натиском стаи. Я зажмурилась и оттолкнулась от настила.

Упругий воздух ударил в лицо, в ушах зашумело. Под ногами разверзлась пустота – но всего на мгновение, и, приоткрыв глаза, я увидела, как навстречу летит стальной бок опоры в колючих шишках болтов.

Меня протащило мимо него, но ремень зацепился за катки и рывком остановился. От сильного толчка концы петли чуть не вырвало из рук. Воздух выбило из груди, ноги заболтались в ярде от настила, ручка сумки больно врезалась в плечо. Несколько мутов внизу откололись от основной стаи и прыгали прямо подо мной, наскакивая на столб.

Я подтянулась, кое-как зацепившись носками за решётчатый металл. Обхватила щиколотками поручень и подтянулась снова, выбираясь на площадку. Ветер швырнул в лицо волосы, сердце бешено ухало. Я обернулась.

Муты уже осадили верхнюю опору. Один за другим они лезли по перекладинам, топча друг друга, наступая на лапы и головы.

Тесла, стоя у края площадки, взмахнул рукой. Блеснул зажатый в кулаке нож, и показавшаяся у настила голова дёрнулась, брызнула алая кровь. Подошва ботинка врезалась в череп полузверя, отправляя мута в обратный полёт. Но на его место уже лезли другие.

– Сюда!..

Мой крик потонул в свисте ветра. Не знаю, услышал ли Тесла, но дважды повторять не пришлось. 

Ещё один мут, всхрапнув, распластался на площадке, из распоротого горла текла кровь. Следующий кувыркнулся вниз, сбивая по дороге цепляющихся за лестницу. Трое верхних увернулись, их всклокоченные головы показались над настилом, но Тесла уже стоял на краю, перебросив свой ремень через трос.

Ещё через секунду он был рядом. Я помогла ему забраться на площадку, и мы сели, прислонившись к сужающемуся у вершины столбу.

Муты бесновались. Они заполнили весь решётчатый настил на противоположной опоре, и старое железо стонало под их весом. Полузвери цеплялись за поручни, падая и сталкивая друг друга. Один ухватился за трос и попытался доползти до нас, перебирая короткими мясистыми пальцами, но уже на первых дюймах сорвался.

Теперь мы могли разглядеть этих мутов. Все они, как будто размноженные искусственно, были одинаково коренастыми и плотными. Под кожей ходили мускулы. Муты не носили одежду – её им заменял густой волосяной покров. В приплюснутых широких черепах глубоко сидели тёмные глаза.

Ничего особенного в них не было. Я видела подобные стаи много раз. Как и пустынные волки, такие муты не отличались особым умом, но были страшны своей звериной напористой силой. В их сердцах никогда не иссякала ярость – они готовы были грызться до конца, пусть даже и до собственного, им чужд был страх, в том числе за себя. Оставшись один, такой мут будет до последней секунды бросаться на врага, пока не издохнет. Ему и в голову не придёт бежать от тех, кто только что перебил всю его стаю, даже если представится такой шанс. 

Некоторые считали эту безудержную злобу результатом утраты разума. Угрюмой тоской по чему-то потерянному, которая могла прорваться лишь в форме агрессии. И я склонна была согласиться. 

Такие муты не понимали слов, жестов или опасностей. Они не понимали ничего, кроме разделения на своих и чужих, а чужие – животные, мутанты или люди – подлежали уничтожению. Может быть, так эти полузвери пытались отомстить своим более удачливым собратьям. Но я всегда считала, что месть – слишком сложная категория для их крошечных мозгов, ведь муты не делали разницы между разумными и неразумными чужаками. Не уверена, что они вообще могли эту разницу осознать. Они просто убивали и пожирали, пожирали и шли убивать дальше. В их глазах пылал неизбывный голод.

– Они не уйдут, – я подтянула колени к груди, словно так можно было отдалиться от рычащих внизу и впереди существ, – и не подумают убраться, пока мы здесь. Мы – их добыча.

Вместо ответа Тесла вынул магазин «Глока». 

– Это всё, – его глаза казались прозрачными из-за отражения светлого неба, – сколько у тебя?

– Столько же, – угрюмо буркнула я. 

На двоих – вдвое меньше, чем нужно. Мы не сможем просто перестрелять этих волосатых тварей и уйти. Не сможем.

Убитый полузверь так и валялся на площадке, и его мохнатая туша дёргалась, когда на неё в очередной раз наступали. Один из мутов вдруг схватил труп за руку и потащил к краю настила. Но вместо того, чтобы сбросить ношу вниз, он подкинул безвольное тело кверху. На трос.

Труп тяжело шлёпнулся обратно, не долетев. На площадке оживились. Несколько мутов разом заухали, захлопали себя по бокам. Трое подхватили тело и, держа за ноги, подбросили повторно.

Со второй попытки мертвяк повис на тросе. Я вжалась в столб.

– Дерьмо всех чертей ада…

Четыре мута с визгами и рыком ухватились за конечности мертвяка, оттолкнулись от площадки – и помчались к нам.

Трос вздрогнул. Толстый металлический канат застонал, провисая под весом полузвериных туш. Стальные жилы натянулись – и разрезали труп, будто лезвием.

Вниз посыпались синеватые внутренности вперемешку с ошмётками мяса. Хрустнул и переломился позвоночник, и миг спустя лопнула белёсая кожа на спине. Мертвяк полетел вниз, увлекая за собой тех, кому оставалось жить меньше секунды.

– Господи, боже, святые машины…

Я зажала руками рот. Наружу рвались рвотные спазмы.

Из четырёх упавших один ещё шевелился. Он вяло перебирал ногами и постанывал, но на него никто не обращал внимания. Муты суетились, втаскивая на площадку ещё один труп.

– Они будут пробовать снова, – взгляд Теслы не отрывался от копошащейся стаи, – возможно, в конце концов перебьют друг друга, пытаясь до нас добраться. Но я бы не стал на это рассчитывать.

– Пока у нас есть, чем их встретить, – я передёрнула затвор «Вальтера», – дальше придётся врукопашную.

Следующий труп, раскачиваясь, заскользил по канату. На нём держались двое, и плотная туша выдержала их вес. Но мы не дали мутам приблизиться к площадке.

Один выстрел – и висевший слева закувыркался вниз с дырой в груди. Мертвяк, которого теперь никто не удерживал с этой стороны, соскользнул за ним вместе со вторым мутом.

– Раз.

Возможно, эти полузвери и хотели плевать на свою жизнь, но безмозглыми они точно не были. На следующем мертвяке снова поехали двое, но теперь один из них висел впереди, держась за руку и ногу трупа, а другой точно так же цеплялся сзади.

Выстрел из «Глока» снял переднего мута, но второй удержался. Секунды, пока подстреленный падал, хватило его собрату, чтобы добраться до площадки. Он с размаху уцепился ногами за поручень, отпуская дохлое тело, и с гиканьем потянулся к нам.

Палец сам вдавил спуск. Мут, разбросив руки, на миг замер, словно удивляясь. И полетел вниз.

Я отёрла с лица горячие брызги. В ушах звенело.

Я видела его глаза. Чёрные, бездонные, переполненные злобой. Глаза, в которых плескалось безумие.

Смерть ещё двоих вызвала в стае глухое рычание. Муты перестали возиться у столба и подняли головы. Все, как один, они смотрели на меня и Теслу – точно такими же безумными глазами.

И в этот момент я поняла: они до нас доберутся. Сгрызут зубами опору, если понадобится, и доберутся.

***

Ветер успокоился. Он разогнал тучи и, словно решив, что его дело сделано, угомонился, перестав гонять в воздухе снежную пыль. Мы сидели на площадке и смотрели через решётчатый настил на мутов, окруживших опору. Те тоже сидели – прямо на снегу, изредка вскидывая лохматые головы и взрыкивая.

Вышло солнце. В безветрии под его лучами было тепло, и первые полчаса я подставляла светилу озябшее лицо – не забывая, впрочем, прикрывать глаза. А потом начался ад.

Солнце в этих широтах, казалось, висело ниже. Но, несмотря на холод и снег вокруг, оно точно так же готово было безжалостно изжарить всё живое. Его лучи жгли кожу, жалили через одежду, высушивали изнутри. Металл нагревался. Платформа, на которой мы сидели, стала тёплой. Свисавшие с поручней сосульки истаяли почти мгновенно – нам удалось отломить по одной, остальные превратились в воду, утёкшую сквозь настил. 

Хрустя рассыпающимся на зубах льдом, я натягивала на лицо капюшон. У севера нельзя ничего просить – ни снега, ни воды, ни тепла. Всё, о чём просишь, он обращает в пытку. Безумный, беспощадный край, готовый пожрать всех и вся. Изменённый людьми и оттого на них озлобленный. Совсем как муты.

Мутам тоже приходилось несладко. Время от времени кто-нибудь из них срывался и с хрипом начинал кататься по насту. Некоторые рыли в сугробах ямы и укладывались туда, большинство грызло снег. Но они не уходили.

Солнце поднималось. Неспешно, но неотвратимо ползло вверх по небосводу, словно каждую минуту доказывая – жарче быть может. И будет.

Слепящее белое полотно склона отражало солнечные лучи, и мириады блестящих кристалликов резали глаза даже сквозь защитную ленту. Во рту пересохло. Пустые бутылки сухо гремели в карманах – у нас не было запаса воды, ведь к чему он, если вода, пусть и замёрзшая, прямо под ногами? Я вдруг задумалась о том, что мы уже настолько привыкли к этому невообразимому сокровищу, к этой роскоши, что перестали замечать её… Злились, проклинали, топтали ногами. И только теперь, сидя на верхушке металлического колосса, я всей кожей ощущала каждый дюйм, отделяющий нас от бесценной сверкающей белизны.

По спине и под мышками стекал пот. Я давно стянула штормовку, оставив наброшенным только капюшон, распахнула куртку и ветровку, расстегнула ворот блузы. Но это не помогало. Жара всё усиливалась – меня словно нагревали изнутри.

Время шло. Муты, ворча, бродили вокруг опоры. Изредка кто-нибудь из них, словно ошалев, кидался на клёпаный столб, и тогда опора содрогалась. Такие толчки выводили меня из тупого душного оцепенения. Я вздрагивала, распахивала глаза и снова начинала ощущать – раскалённое железо у себя за спиной, горячую ладонь на моём плече, жаркое дыхание нагретой стали. И видеть – светлые глаза Теслы, очерченные красным, вылинявшее до прозрачности небо, решётчатый металл с давно облезшей краской. Столб какое-то время гудел, утихая, и под этот монотонный низкий гул мои веки опускались. А потом новый мут ударял ногами в опору, и всё повторялось сначала.

Немилосердно болела голова. Виски как будто разрывало изнутри, словно череп набили комками колючей сухой кипяток-сныти, и они не помещались там, пытаясь протолкнуться наружу. В горле стоял тугой вязкий комок. Сердце вяло трепыхалось, во всём теле будто не осталось ни единого мускула, не превратившегося в тряпку. На губах было влажно и солоно, и когда я с трудом подняла руку и отёрла под носом, то на пальцах остались красные разводы.

Солнце прилипло к небосклону. Время остановилось. Наверное, стрелки на моём хрономере всё же ползли вперёд, но у меня не было сил, чтобы это проверить. Я плыла где-то в белом море, бесконечном белом море, ледяном и пылающем одновременно, и его волны качали меня, качали, качали…

Опора дрожала. Я приоткрыла глаза, поднимая голову. Вокруг потемнело, на секунду всё застлала пелена. А, когда она рассеялась, я встретилась взглядом с Теслой – и одновременно мы посмотрели вниз.

Муты бросались на столб – уже не по одному, а группами. Стальной исполин вздрагивал и, наверное, раскачивался бы, если б мог – но два десятка болтов толщиной в мою руку крепко удерживали его на основе.

– Чего это… они? – собственный голос, хриплый и еле слышный, заставил вздрогнуть.

Тесла не успел ответить. Но я уже сама разглядела ответ.

Вдалеке, у самого края хребта, быстро двигалась тёмная точка. И она приближалась.

– Ещё муты? – я потянула из сумки бинокль. Руки слушались вяло, и секунды, потребовавшиеся на это простое движение, словно растянулись на час. Сердце сбивчиво отсчитывало удары. Если это новая стая… Картины одна за другой вспыхивали в воспалённом мозгу. Муты встают друг другу на головы и добираются до нас. Муты выворачивают из земли опору вместе с основанием… Муты виснут на тросе и обрывают его, всползая как по канату…

– Это не муты.

Те, кто приближался к нам, действительно не прыгали на четырёх конечностях, а шли. Шли ровно и быстро, шагая по снежному покрову так же уверенно, как по твёрдой земле. 

И через пару минут их уже удалось разглядеть.

Это были люди. Одетые в странные балахоны с просторными полами, колыхавшимися при движении. Каждый держал в руках длинную заострённую палку, которой постукивал о землю при ходьбе. Шаг – удар – шаг. Шаг – удар – шаг…

Я следила за этим гипнотическим ритмом, за раскачивавшимися полами балахонов. Пришельцев было почти столько же, сколько и мутов. Сначала мне показалось, что все они – женщины. Но вскоре в дрожащем окуляре я рассмотрела угрюмые заросшие лица, а затем и сами платьеобразные наряды – дикое сочетание кусков брезента, шкур и какой-то странной светлой ткани вроде древнего истёртого кожзама. У всех на головах были капюшоны, из-под которых свешивались лохматые нечёсаные пряди. Многие закатали рукава своей странной одежды, подставив солнцу дочерна загорелые руки.

Чем ближе становились пришельцы, тем сильнее бесновались муты. С удвоенной злобой они бросались на столб, будто и впрямь пытаясь его повалить. Затея была обречена на провал, это должны были понимать даже полуживотные. Но они продолжали и продолжали, словно зная, что произойдёт дальше. И не желая отдавать свою – уже загнанную – добычу.

Пришельцы налетели на мутов мгновенно, быстро и яростно. Они не произнесли ни слова, не выкрикнули никакого клича – в воздухе раздавались лишь визги и взрыкивание мутов, перемежаемые ударами палок. Битва была жестокой и кровавой, но это не был бой – это была бойня. Через несколько минут с мутами оказалось покончено. Лохматые тела усеяли пространство под опорой, а снег на много ярдов вокруг окрасился в кармин.

Пришедшие потеряли двоих. Но муты полегли все до единого, и никто из них даже не пытался бежать. Воины, на телах и одеждах которых их собственная кровь смешалась с полузвериной, толкали ногами истерзанные трупы – и в какой-то момент при виде этого во мне шевельнулось уважение к глупым, но бесстрашным созданиям. Однако лишь на секунду.

– Пересчитать! – раздался резкий окрик. И я вздрогнула – голос был женским.

Один из воинов снял капюшон. Спутанные волосы упали на плечи, открывая лицо.

Это действительно была женщина. Уже пожилая – щёки и лоб густо избороздили морщины, но минуту назад, глядя, как ловко она орудует своей палицей наряду с остальными, я бы ни за что не назвала её немощной.

Она единственная осталась стоять неподвижно, пока остальные обходили поле битвы. Но вряд ли причиной тому был почтенный возраст. Приказ отдала именно она.

Её палку венчало причудливо загнутое навершие. Глаза, густо обведённые чем-то тёмным, цепко оглядывали тела. В закрученные дредами пряди волос были вплетены не то косточки, не то отполированные кусочки древесины, которые постукивали при каждом движении головы. Кожа на лице и руках была коричневой от загара, но, словно этого казалось мало, её покрывали хаотичные чёрные пятна. Губы тоже были обмазаны чёрным, а на щеках и на лбу виднелись расплывчатые росчерки.

Женщина вскинула взгляд на опору. На миг наши глаза встретились – и, несмотря на жару, вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна. Воительница улыбнулась – чёрные губы растянулись в стороны, обнажая щербатый ряд потемневших зубов.

Моя ладонь сжалась на «Вальтере». Краем глаза я видела, как Тесла приподнимает «Глок». 

Их столько же, сколько и мутов. По-прежнему чересчур много. Но на этот раз отсидеться не получится. Эти дикари играючи расправились со стаей, и им ничего не стоит сделать то же самое с нами.

В случае чего последняя пуля всегда может быть моей.

Мы переглянулись. Долгое, бесконечно долгое мгновение я смотрела в солнечные глаза Теслы – отражения всех солнц этого мира – и ждала одного: простого кивка.

Но решить нам не дали.

Что-то коротко свистнуло в воздухе, больно кольнуло плечо. Я скосила глаза – в куртке торчала игла. Длинная, с мой палец – обычная игла с пластиковой канюлей, какие ещё часто можно найти в городах. Выгоревший зелёный пластик тускло поблёскивал на солнце. А остриё, воткнувшееся мне в руку, было измазано чем-то рыжим.

Я схватила иглу, чтобы выдернуть её, но пальцы почему-то стиснули воздух. Мир вокруг поплыл, размазываясь, и последнее, что я успела увидеть, – как Тесла, закрыв глаза, падает набок. Что-то ударило меня в рёбра, и свет окончательно померк.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: