Глава 38

Будешь платить за двоих

– Мы приняли решение.

Голос донёсся откуда-то из космоса – раскатистый, словно гром, глубокий. От него загудело в голове. Я сморщилась – лицо обожгло, руки потянулись к сгоревшей коже, но запнулись. Тугое и плотное врезалось в запястья.

Из груди вырвался стон. Я разлепила горящие веки, и перед глазами закачалась синева.

Чистое небо без признаков грозы. 

Громовой голос снижал тембр, сжимался до обычной человеческой речи. Реальность возвращалась, наваливаясь тяжёлым и мрачным. Зрение сфокусировалось, и расплывчатые пятна обрели очертания застывших полукругом фигур.

Посреди площадки стояла Улуу. Закатное солнце било ей в спину, обводя силуэт цветами грязной крови. Ступни с чёрными ногтями на пальцах упёрлись в отвердевшую за день почву, ломая хрупкие гребешки высохшей грязи. Вокруг ног шаманки рассыпались осколки земли.

– Он выбрал вас, – губы Вонючей исказились презрением.

Я скосила глаза вбок. Тесла смотрел на шаманку, приподняв голову. Его профиль казался отлитым из бронзы.

– Нам не понять, почему боги выбирают таких, как вы, но не нам и судить их решения, – гримаса отвращения ещё больше искривила и без того перекошенное размалёванное лицо. – Мы позволим вам покинуть наши земли.

Улуу дёрнула носом. Нервные ноздри покрывала тончайшая белёсая пыль.

– Но вначале вы заплатите за это право.

Она подошла. С каждым шагом её юбки шуршали чешуёй гремучей змеи. Кислый смрад немытой потной кожи окатил волной.

– У нас есть принцип, – шаманка облизнулась, – с которым вы уже знакомы. Равное возмездие.

Я задержала дыхание, но вонь всё равно лезла в нос. Пульс бешено частил, меня выворачивало – от чудовищного зловония и страха.

– Он подарил вам свой электрический огонь, – длинный язык лизнул верхнюю губу, едва не достав до ноздрей, – а вы подарите Ему свой. Развяжите!

Внутри похолодело. Руки язычников, снимающих путы, показались ледяными. Каждое касание наждаком проходилось по опалённой коже, вызывая новые волны дурноты. Когда верёвки упали, я с трудом удержалась на ногах.

Из раскрытого рта Вонючей несло гнилью и рыбой. Она стояла в каких-то двух шагах, и я отчётливо различала каждую морщину, каждую пору на её грязном лице. Кости, вплетённые в дреды, постукивали.

– Огонь за огонь! – выкрикнула шаманка.

– Огонь за огонь! – эхом отозвались язычники. – Огонь за огонь! 

Улуу вытянула посох. Его длинное древко прошло мимо меня, едва не задев руку. И я с ужасом увидела, что загнутое когтем навершие – это действительно коготь, венчающий давно усохший, почерневший палец, примотанный к древку грязными нитями.

– Снимай, – омертвевший коготь подцепил рубашку Теслы.

Мой спутник подчинился. Продолжая смотреть шаманке в лицо, он расстегнул пуговицы. Рубашка, покрытая белыми разводами соли, упала на высохшую землю. Вдоль плеч и предплечий Теслы змеились серебристо-алые узоры. Их выпуклый атласный блеск казался слишком ярким, свежим – так, словно они появились несколько минут назад. Я закрыла глаза, мучительно пытаясь вспомнить, как выглядели эти знаки на его руках раньше. Боль стучала в виски, мешая сосредоточиться, и хриплые взвизги Вонючей безжалостно вышвыривали из блаженной памяти в реальность.

– Их тоже, – кружа рядом, Улуу поддела навершием посоха перчатку. Кривой коготь прочертил линию по ладони и упёрся в кольцо изоленты.

Серые гловы сухо шлёпнулись в пыль. Сиротливыми комочками упали рядом содранные ленточные клочья. Не отводя взгляда, Тесла повернул к шаманке руки ладонями вверх. В его глазах сияло закатное небо.

Не моргая, я смотрела на перепачканные грязью пальцы. Ничего. Ничего, кроме размазанных тёмно-серых пятен. Ни следа разъёмов, ни блеска заглушек, ни мельчайшего отблеска стали наружных портов. Ничего – только ровная смуглая кожа.

– Огонь за огонь! – скандировали язычники.

В глазах потемнело. Из-под ног словно выбили землю – будто вся планета помчалась дальше, а я осталась висеть в чёрной пустоте космоса.

Я была уверена, что молния – дело его рук. Его рук, в прямом и переносном смысле, во всех чёртовых смыслах, которые только могут быть. Я была настолько твёрдо убеждена, что даже не спрашивала себя, возможно ли это. И задавалась всего одним вопросом – «как?», но теперь вместо ответа на него пришло осознание, что сам вопрос был неверен.

Мои пальцы судорожно ухватились за крест, ища в нём опору. Спина прижалась к жёсткой шершавой железке, затылок коснулся холодного металла. А перед глазами качалось бездонное синее небо. Небо, на котором не было ни облачка.

– Продолжай, – резкий голос Улуу донёсся сквозь шум в голове. В тоне шаманки уже появились напевные нотки, и каркающий тембр стал благозвучнее. Но я знала, что это значит.

Улуу предвкушающе облизнулась. С силой вогнала посох в грязь и, извиваясь змеёй вокруг древка, вперилась взглядом в Теслу. Меж тонких губ показался тёмный острый язык.

Звякнула пряжка ремня. Брюки и бельё упали на землю. Стоя обнажённый в полукруге язычников, Тесла спокойно смотрел безумной твари в изборождённое морщинами лицо. 

– Чи-истый… – словно не веря, шаманка раз за разом обходила его. Скрюченные пальцы тянулись к загорелому телу, и я сжимала зубы каждый раз, когда пожелтевший крошащийся ноготь готов был коснуться его кожи – но неизменно, будто в страхе, замирал.

Улуу не верила. Меня тошнило от одной этой мысли, но я её понимала. Точно так же в нашу с ним первую ночь в старой гостинице я не верила. Не верила, что он чист, потому что невозможно быть чистым в этом мире. Живя в дерьме, волей-неволей заляпаешься.

Бросив последний взгляд на Теслу, уже одевшегося снова, шаманка повернулась ко мне. В сверкающих чёрных глазах горела жажда, блестела расплавленным свинцом, затапливала их, грозя вот-вот пролиться через край. И ещё до того, как Улуу произнесла приказ, ледяным шквалом обдало понимание: сейчас она утолит эту жажду.

– Начинай.

Моё тело застыло, словно скованное разлившимся изнутри холодом. Лишь подрагивали мышцы, будто кто-то колол их иглой. Я смотрела на шаманку, на её костистое лицо с провалами бешеных глаз, на разбросанные по коже отметины, в которых даже самый искушённый взор не смог бы признать плод желания украсить – смотрела на посох, увенчанный мёртвым человеческим пальцем, и на ещё живые, но такие же чёрные пальцы, этот посох сжимающие.

Сумасшедшая. Она просто сумасшедшая. Свихнувшаяся баба, грязная старуха с палкой, которую в любом убежище забили бы ногами, и которая не стоит и моего мизинца.

Гнев внутри вскипел и опал.

Но мы не в убежище. И посох не в моей руке, а в её. В её руках власть. Не потому, что она сильнее, умнее или лучше, не потому даже, что она женщина в этой жалкой пародии на матриархат. Просто потому, что она оказалась любящей подчинять среди тех, кто обожает подчиняться.

Вонь и доминантность – её единственные заслуги.

– Огонь за огонь! Огонь за огонь!

Улуу шагнула вплотную. Громко стукнув, посох упал на землю. Грязные руки рывком распахнули на мне блузку, пуговицы посыпались в пыль, с треском разошлась ткань.

– Огонь за огонь!

Губы шаманки растянулись во влажной ухмылке. Мокрая ладонь поползла по моему животу – от полоски трикотажа на груди вниз, туда, где шрам «адрена» перечёркивал рёбра. Заусенцы шершаво царапали кожу.

– С тобой Ему повезло больше, сучка, – гнилое дыхание ошпарило ухо, – будешь платить за двоих.

Пальцы ухватили воротник, дёрнули в сторону, оголяя плечо. Я зажмурилась. Жаркий закатный ветер овевал обнажённую кожу, давно забывшую это чувство. 

– И мы возьмём, что нам нужно. Что нужно Ему.

– Огонь за огонь!

Я открыла глаза. Шаманка, жадно щупавшая заглушки имплантов, отдалилась, осталась чёрным пятном на периферии. Я видела только светлые глаза Теслы. Глаза, в которых застыло бесконечное сочувствие.

Блузка осела к ногам.

– Мы сами выберем, что взять, – прошипела Улуу.

– Святые машины, да зачем они вам? – вырвалось у меня, – вы даже не знаете, как ими пользоваться!

Шершавая рука ударила меня по щеке. Я рванулась, но скрещённые копья упёрлись мне в грудь. 

– На крест!

Сразу четверо язычников навалились, схватили меня за руки и ноги. Я извивалась, но жилистые пальцы держали насмерть. Насмерть, насмерть, билось в голове, насмерть…

Не помню, как снова оказалась притянутой к кресту. Бёдра и плечи, широко разведённые, ломило, сводило спазмами. Я дёрнулась, в лодыжки и запястья врезались верёвки.

В руке Улуу блеснул короткий кинжал. 

– Отпустите! – выкрикнула я, – нет!..

Грубая пенька полосовала кожу, я рвалась, не чувствуя боли, но зря. Вонючая ухмыльнулась. Шагнула ко мне.

– За милость бога стоит быть благодарной, – она заткнула клинок за пояс юбки, – а благодарность нужно принимать молча.

Что-то стальное сверкнуло в её ладони, взметнулся подол, дёрнулась рука – и мои губы прошила огненная боль. Перед глазами потемнело, на миг я провалилась во мрак, но боль повторилась, снова и снова, выдернув из забытья.

Я попыталась закричать, но не смогла открыть рот. Что-то держало губы плотно сжатыми, что-то жгло их, и этот адский огонь усиливался с малейшим движением, хотя казалось, что дальше уже некуда.

Шаманка отступила. С её пальцев, сжатых в кулак, срывались капли крови, и сквозь застившие глаза слёзы я разглядела стиснутый в грязной руке древний мебельный степлер.

– Теперь ты будешь молчать, – Улуу бросила инструмент в пыль и достала кинжал.

Перед глазами плыло. Я смутно различала фигуру Теслы – его держали двое язычников. Растрёпанные волосы золотым нимбом обрамляли лицо.

– Ну что же, – Вонючая вдруг обернулась к нему, – мои воины здесь ни при чём. Они не коснутся её, чтобы вы не подняли руку на них. Сделай это сам.

Кинжал дрожал на её раскрытой ладони. Серебряный блеск отразился в глазах Теслы. Язычники отпустили его, их с шаманкой разделял пятачок утоптанной земли. 

– Или ты предпочтёшь, чтобы это сделала я?

Свистящий шёпот Улуу вторил ветру:

– Вы сами рассчитаетесь друг с другом.

Меня трясло. Обрывки мыслей вспыхивали в пустоте сознания – Лекс, Лекс Талионис, они думают, что у нас такой же закон… 

Тесла протянул руку. Затянутая в серое ладонь накрыла клешню шаманки, не касаясь покрытой струпьями кожи. Загорелые пальцы, снова окантованные изолентой, стиснули рукоять кинжала.

Око за око… тайна за тайну, и разве это не так? Разве они не правы?

Он смотрел на меня. Смотрел не моргая, не отрываясь, словно никого, кроме нас, не существовало, словно здесь, на этом лобном месте, мы были одни – одни пред очами неведомого и безжалостного бога. По моим щекам текли слёзы, текло горячее и густое по подбородку, лицо жгло, жгло болью и ещё сильнее – стыдом. Меня вывернули наизнанку, и вот она я – изуродованная, лишённая голоса, во всей своей отвратительной постыдной правде…

Скажи им! Скажи, что никакого бога нет!.. – молила я взглядом. И в его глазах странным сухим отражением моих слёз блестело согласие.

Он понимал меня. Но ничего не сказал.

Кривое заточенное лезвие вонзилось в плечо. Слетела карбоновая заглушка, сорванная с креплений, и мир вспыхнул вторично, но беспамятство не желало спасать. Я всё чувствовала. Чувствовала, как немеет рука от плеча и ниже, и как рвутся нейрокабели вместе с приживлёнными к ним нервами выше, как пульсирует в ключице расплавленный ад, и как заливает всё тело раскалённая добела боль…

– Второй.

Лезвие полоснуло по рёбрам. И последним, что я увидела, прежде чем отключиться, были светлые глаза с бездонно-чёрными зрачками, в глубине которых плескалась моя удвоенная му́ка.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: