Глава 42

В аду ничего прекрасного нет

В градирне повисла тишина. Закруглённые стены громоздились над нами, сужаясь кверху, словно исполинский неправильный колодец. Оранжевое свечение погасло, и я открыла глаза – впервые за всё время моей исповеди.

Тесла всё так же сидел рядом, подогнув под себя ноги – и на какой-то момент мне показалось, что он стоит на коленях. Передо мной. Но я моргнула, и глупое наваждение рассеялось. Тесла отложил подствольник.

– Я не знал, – ровно сказал он. – Не знал, что для тебя это так важно. Я ничего не знал.

И это было правдой. Я сознательно скрывала свой имплант – не от одного недоверия, но, как лишь теперь поняла, оттого, что боялась. Боялась, как он посмотрит на меня, если – когда – узнает. И вот как всё обернулось… Он не просто узнал, он увидел меня вывернутой наизнанку.

– Уходи, – вышло хрипло, – им нужна я, а не ты. 

Губы горели огнём. Огнём горело всё снаружи и внутри. Я слишком долго говорила, я сказала чересчур много – больше, гораздо больше, чем стоило бы…

Тесла поднялся. Молча шагнул к костру, подхватывая свой рюкзак. 

Судорожный вздох вырвался помимо воли, принеся за собой новую волну жара. 

Забытый подствольник лежал в шаге от меня. Боль выкристаллизовалась, нанизав мои мышцы на острые копья. Боль придала сил и уже не ощущалась – я чувствовала только её холодные твёрдые грани, её несгибаемый скелет во мне. 

Я протянула руку. Подствольник был едва тёплым – лёгкий призрак его тепла. Воронёный металл тускло блеснул на моей раскрытой ладони.

Всё так же молча Тесла подошёл ко мне. Рука в серой глове взяла подствольник, горячие пальцы обожгли ладонь.

И боль вернулась. Вспыхнула где-то в груди, там, где не должно было ничего болеть, где всё давным-давно было мертво – куда мертвее, чем безжизненный металл в моём плече. Вспыхнула и вмиг охватила всё, словно огромный спрут – до самых обломанных ногтей, до кончиков пальцев, когда-то собранных по осколкам увлечённым кракером. И с этой болью я уже не могла совладать. Она была в миллионы раз сильнее, чем всё, что со мной сотворили шаманы – именно они, потому что я не могла винить в содеянном Теслу – и она была непривычна, незнакома, и я не знала, как ей противостоять.

Тесла смотрел на меня сверху вниз. Я закрыла глаза, чтобы запомнить его таким, каким вижу в последний раз.

– Я не выдам, – тихо прозвучали жалкие слова.

– Знаю, – донеслось в ответ, – а ещё знаю, что ты нужна не только Немому. Или ты совсем не слушала меня?

Короткий смешок слился с шуршанием ткани, что-то мягко стукнуло об пол. Я вздрогнула. А опущенные веки снова залило огненным светом.

Рюкзак стоял на полу. Тесла, держа в зубах подствольник, что-то выискивал в глубинах потрёпанного баула. 

Я всё ещё не понимала. Боль билась в груди, ослепляла сильнее яркого луча, мешала думать. Что он хочет сделать? Убедиться, что я никому ничего не скажу?..

– Я всё восстановлю, – обжигающие пальцы коснулись ключицы, мягко обхватили плечо, – тут дел-то на пару часов.

И боль ушла. Убралась вместе с этим касанием, которое объяснило всё лучше миллиона фраз. Исчезла, словно жадный спрут, испугавшись, вмиг втянул свои колкие щупальца, уже готовые задушить меня, схватить и жадно стискивать до тех пор, пока рёбра не сломаются с хрустом, и их осколки не вопьются мне в сердце, разрывая его на куски…

Боль ушла. А я смотрела в янтарные глаза Теслы сквозь слепящий луч фонаря и видела в них те чувства, для которых едва вспоминала слова.

Беспокойство.

Сострадание. 

Любовь.

***

Он действительно сделал всё быстро – не прошло и десятичного часа, как оборванные нейрокабели были восстановлены, а место отданного занял новый акум. Подходящего фрагмента, чтобы сменить заглушку, не нашлось – но в рюкзаке Теслы всё ещё оставалась пустая фляга, и её плоский бок идеально соответствовал размеру.

Металл терпко пах бензином, когда Тесла, вгоняя остриё ножа в донышко фляги, разрезал её пополам. Его сильные пальцы быстро согнули жестяную пластину по форме моего плеча, обточили о камень острые углы, и в руках появилась хорошо знакомая мне чёрная изолента.

– Погоди, – я шевельнула пальцами, останавливая его жестом – ещё немного неловким, словно мышцы забыли, как двигаться. Впрочем, возможно, так оно и было. Индикатор ровно горел светло-синим, в акуме ещё было достаточно заряда, однако рука почему-то слушалась плохо. Но я старалась не думать о худшем.

Тесла вопросительно взглянул на меня.

– Что-то не так?

– Нет, просто… – слова застряли в горле. Я сглотнула, – я хочу, чтобы ты подписал своё имя.

Он приподнял брови, удивляясь. На секунду будто бы нахмурился. Но возражать не стал.

Кончик отточенного клинка, скрипя, выписал на блестящем металле короткое слово. Затейливую вязь – будто роспись, такую, какие встречаются только в старых книгах. Горячие пальцы, покрытые разводами бензина, вложили кусочек жести мне в непослушную ладонь.

Тесла.

Я долго вглядывалась в архаическое сплетение букв, так не похожих на почерк тех немногих, кто сегодня умеет писать – простой, резкий, лаконичный. Витые плавные линии были не просто буквами – они стали настоящим орнаментом, превратившим невзрачный фрагмент металла в изысканное украшение.

Тесла наклонился ко мне, аккуратно вынул новую заглушку из моих пальцев и приложил к плечу, закрывая акум и сплетения нейрокабелей. Зубами оторвал от мотка изоленты кусок, обернул вокруг руки, прикрепляя заглушку к металлическому каркасу импланта.

– Не образец элегантности, но на первое время сойдёт, – он ногтем распрямил изоленту, тщательно заглаживая стыки.

Я смогла только кивнуть. За свою жизнь я вешала на себя разные вещицы, считавшиеся декоративными – от ржавых гаек до серёг из хирургической стали. Но заглушка, украсившая моё плечо – именно украсившая, я даже не пыталась подобрать иного слова – была лучшим из всего, что мне когда-либо доводилось носить.

– Давай-ка заодно и это посмотрим, – Тесла в последний раз проверил заглушку и коснулся моего предплечья. Длинную железную пластину, укреплённую на внутренней стороне руки – чуть выше запястья и почти до самого локтя – держали два вкрученных в кость штифта из титана. Тесла снял винты, и пластина отошла в сторону, открывая узкое «гнездо», утопленное в пространстве между лучевой и локтевой костями. Этот имплант язычники не тронули – им хватило уничтоженного «адрена» и плечевой конструкции. Два моих импланта – за двоих нас.

Я думала, что огнепоклонники попытаются приживить себе отобранные навороты, но, видимо, у этих дикарей не было и малейшей возможности сделать это успешно. Неудивительно – ведь даже искусно сработанные поделки кракеров часто отторгались организмом. Впрочем, язычники могли просто сжигать импланты, жертвуя их огненному богу – в конце концов, это он якобы «менял» свой огонь на огонь пришлых – и такая логика казалась куда более вероятной.

Металлическое «гнездо» тускло блеснуло потёртым боком. Акума там давно не было, и имплант, разумеется, не работал. Я вытащила «АнКер» много дней назад, чтобы использовать в основной конструкции, когда очередной акум приказал долго жить. И каково же было моё удивление, когда он оказался разряженным. Я не меняла и не заряжала его с тех пор, как кракер сделал мне этот наворот – больше года. Но всё прекрасно функционировало, и вдруг – такая подстава.

В глазах Теслы замерцал интерес. Пальцы слегка запнулись, ощупывая один из узлов, и мой спутник пробормотал себе под нос что-то вроде «любопытно».

– Кто делал? – спросил он.

– Один знакомый… умелец, – хмуро буркнула я. Об умельце вспоминать не хотелось.

– Оригинальное решение, – горячие пальцы Теслы продолжали исследовать мою руку, – источник питания внешний, но подзаряжается от тепла и энергии тела… Несколько бессмысленно, но сама суть схемы… Познакомиться бы с этим умельцем.

– С ним уже не познакомишься, – проворчала я.

Сказанное Теслой билось в голове. Значит, акум мог заряжаться от моего тела. Не знаю, как, и тем более не ясно, почему кракер об этом умолчал, но… Получается, что акум в предплечье мог потреблять энергию лишь когда работала рука – а она работала только при наличии заряда в плечевом импланте. Бред собачий…

Тесла понимающе кивнул, поднимая голову. На его лице застыло странное выражение – к задумчивости и любопытству примешалось нечто, что я бы назвала узнаванием. Такое выражение бывает у тех, кто неожиданно встречает старого знакомого там, где его никак не могло быть.

– В чём дело?

– Говоришь, с умельцем уже никто не сможет поболтать… – Тесла вернулся взглядом к импланту. Рассматривать там было особо и нечего – гнездо акума с контактами и пара шлейфов, идущих к плате управления бустерами. Простейшая вещь, сконструировать которую мог бы и ребёнок. – Давно?

– Да с год уже точно, – я хотела пожать плечами, но вышло какое-то конвульсивное передёргивание, – а что?

– Может, оно и к лучшему, – неопределённо ответил Тесла, возвращая на место пластину.

– Почему ты не сказал, что ты кракер?

Тесла помолчал.

– Я не кракер, – наконец сказал он, – просто умею кое-что. Волей-неволей пришлось научиться.

Наверное, в его словах была доля истины. Возможно, и рука не функционировала идеально только потому, что Тесла где-то допустил ошибку. Но зачем не-кракеру носить с собой целый набор запчастей и деталей?..

Мой спутник меж тем достал из кармана подаренный мутом пакетик. Развернул. Вынул плотный комочек, отщипнул часть, перекатил в ладонях. Запахло воском и какой-то сладостью, напоминающей жичку.

– Что это?

– Прополис, – непонятно ответил Тесла.

И, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил:

– Это вещество, вырабатываемое пчёлами. Оно неплохо дезинфицирует. Наш невольный друг решил, что оно нам пригодится. И правильно сделал.

Тесла откинул на мне куртку и аккуратно сдвинул повязку на рёбрах. Тёплый от его касаний «воск» лёг на кожу – там, где старый шрам от «адрена» перечёркивал новый разрез.

– Пчёл больше нет, – зачем-то сказала я.

– Возможно, их больше нет в знакомых тебе землях, – Тесла пожал плечами, – а наш помощник явно в курсе, как и для чего прополис используется.

Воск, размягчаясь, приятно грел.

– Мы часто собирали его на фронте, – продолжал мой спутник, потирая глаза тыльной стороной ладони, – карболка или спирт не всегда были, а это вот лучше, чем ничего. Некоторых даже удавалось спасти. Конечно, если танком переедет ногу или осколочная прилетит в живот, тут не до стерильности – успеть бы жизнь спасти, а о гангрене потом уже думать…

Его слова звучали странным набором звуков. Я нахмурилась.

– Ты говоришь о войне Гнева Господня?

– Война… – по лицу Теслы пробежала тень, – все войны похожи друг на друга, Ника.

Он снова потёр глаза. Выпрямился, и я увидела, как бледно его лицо, как заострились скулы, и чётко проступил на посветлевшей коже шрам.

Он устал. Безумно, ужасающе устал. Его измотали события последних часов – муты, язычники, дорога до градирен… и я. Он не сомкнул глаз всё это время.

Я покосилась на хрономер. Сколько миллионов лет назад мы стояли на площадке опоры, глядя, как беснуются полузвери внизу?

Наверняка ему пришлось побывать в передрягах – так обращаться с оружием не научишься, сидя в теплице. Но войны… Их не было со дня Гнева Господня. Воевать больше некому и некем. А локальные стычки – даже самые кровавые – это не война. 

Он просто устал и заговаривается. Слишком много усилий, и физических, и моральных, было затрачено. Слишком серьёзное испытание пришлось выдержать ему. 

– Отдохни, – я неловко накрыла своей ладонью его руку, – я посторожу.

Тесла кивнул, но как-то рассеянно. Его взгляд блуждал по стене градирни.

– Кровь и боль, – сказал он. – Боль и кровь. В войнах больше ничего нет – для тех, кто в них действительно участвует. Героизм, патриотизм, высокие цели – всё это просто слова. Они хороши в пропаганде. В чистых кабинетах высокопоставленных чинов, никогда не нюхавших пороха. Хороши для того, чтобы склонять молодых и глупых жертвовать собой, навсегда оставаясь молодыми и глупыми. Чтобы казалось, будто мы бьёмся за что-то действительно важное – а не за амбиции горстки невротиков. 

Тёплая ладонь Теслы сжала мою руку. Пальцы переплелись.

– Для обычных солдат война не бывает красивой. В аду ничего прекрасного нет.

Несколько секунд мы молчали. Где-то вверху тонко пел ветер.

– Ты сказал, что моё сердце не билось… – я сглотнула, – так как?..

Тесла ответил не сразу. Несколько долгих секунд сминал полупустой пакетик. Время тянулось, словно свежая хвойная смола – звенящей бесконечной струной. Округлые стены градирни так неприятно напоминали ангар пустынников. Его я видела с такого же ракурса – лёжа на полу.

– Стимуляция, – наконец сказал Тесла.

Я медленно кивнула. Конечно. Любой кракер умеет делать непрямой массаж сердца. Но я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь действительно так возвращал человека к жизни.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: