Глава 49

Близнец, но не брат

– Тебе, наверное, любопытно, почему я стою здесь, – не глядя больше на меня, Алва обращался к моему спутнику, – и ещё больше – почему я, чёрт возьми, жив.

Его глаза оттенка светлой меди отражали лучи фар.

– Тесла, кто это? – я беспомощно обернулась, – брат-близнец?..

Тесла лишь медленно покачал головой. Алва снова рассмеялся.

– Близнец-близнец, – улыбка исчезла, будто её стёрли, – но не брат. Ничего, у вас ещё будет время меня обсудить. Здесь чертовски холодно, а потому давайте-ка приступим к тому, ради чего я за вами всё это время тащился.

По его знаку несколько крепких мужчин подошли к башне.

– Оружие, – резко скомандовал один из них, рослый бородач в лихо закрученном тюрбане из шкуры.

«Глок» лёг в протянутую ладонь и был заткнут за пояс рядом с ещё двумя пистолетами.

– В сторону, – продолжал распоряжаться рослый.

Тесла отступил. Алва, сплетя на груди руки, наблюдал за происходящим. На его губах играла полуулыбка.

Орудуя монтировками и ломами, подручные Алвы начали выдирать из двери костыли. Старое дерево скрипело и охало, в снег падали щепки.

На меня не обращали внимания. Я опустила правую руку в карман, к холодной твёрдой стали «Вальтера». 

Одна пуля.

Тёплые ладони легли мне на плечи. Тесла, не отрывая взгляда от своего двойника, прижал меня к себе – сквозь куртку, ветровку и штормовку я чувствовала спиной бешеный стук его сердца.

– Значит, это не Немой, – тихо сказала я, – это не он нас преследовал, а этот…

Мой голос прервался. Тесла скрестил руки у меня на груди, и я сжала в ладони его запястье.

– Почему ты не сказал, что он может нас?..

– Я думал, он давно мёртв.

В голосе Теслы было не больше жизни, чем в последнем слове.

– Да кто он вообще такой? И почему так похож на тебя?

Хруст дерева оборвал вопрос. Дверь, ведущая в башню, со скрипом отвалилась, повиснув на одной петле. Трое мужчин нырнули внутрь, следом шагнул Алва. Оставшиеся неподвижно застыли на сиденьях своих машин. Лучи фар били в постройку. И лицо Алвы, когда он снова появился на пороге, показалось нарисованным углём на снегу.

– Там ничего нет, – он мотнул головой в сторону башни, – почему там ничего нет?

От отчеканил последние слова, в упор глядя на Теслу. Взгляд, едва задевавший меня, казался холодным, как воды Маккензи.

– Ты знал?

Я почувствовала, как Тесла пожимает плечами. 

– Ну да к чёрту, – Алва кивнул, – мои ребята разберут здесь всё по винтику, а найдут его бумаги. Если тут что-то есть, оно будет у меня. Рик!

По его оклику обернулся тот самый рослый, за чьим ремнём блестел «Глок» Теслы.

– Отметь координаты, – Алва окинул нас быстрым взглядом, – а этих – по машинам.

– Садись, – подошедший мужлан подтолкнул меня к свободному месту позади одного из водителей. Тесла занял пассажирское сиденье соседнего вездехода.

– Пора отсюда двигать, – Алва устроился за рулём, крутанул ручку – головная фара вспыхнула мощным прожектором.

Машины взревели моторами. Резкий жест – и шкура вернулась на лицо Алвы, но я успела заметить, что его улыбка погасла за мгновение до этого.

– Ну, – он сдвинул маску на глаза, – поехали.

***

Где-то позади нас собиралась буря – ветер нёс по небу обрывки туч, сбивая их в одно плотное облако. Машины обгоняли непогоду, и в лицо пока что неслись лишь редкие снежинки. Я вжималась в спину водителя, обхватив рукой его объёмистую талию в меховой куртке – кавалькада вездеходов гнала резво, и приходилось держаться как следует. Машины ехали друг за другом, и те, на которых сидели мы с Теслой, оказались в самой середине этой цепи. Из-под полозьев переднего вездехода летели комья снега с редкими вкраплениями земли. Я прижималась к лохматому меху, в нос сквозь маску лезли колючие волоски и звериная вонь вперемешку с выхлопами моторов.

Не Немой, вертелось в голове. Не Немой… И преследовали совсем не меня, а Теслу. Башня, всё эта башня…

Не знаю, сколько времени мы ехали – я не могла поднять левую руку, чтобы взглянуть на хрономер, и не рисковала вертеться на сиденье. Одно неверное движение – и я полечу под железные полозья следующей позади машины. И она, скорее всего, даже не притормозит – в этой пока непонятной игре я ценилась меньше, чем пешка. 

Тягучие мысли и быстрая езда перебивали друг друга, сплетались и путались, и я не могла даже примерно оценить длительность пути. Бесконечная ночь оставалась прежней, ещё больше сгущаясь за пределами бьющих из фар пучков света. Но в какой-то момент изменился воздух – ветер стал холоднее и резче, и в нём появилась какая-то новая нота, которую я не сразу распознала.

Соль. Ветер, дувший в лицо, пах солью.

Машины описали полукруг и остановились. Алва первым спрыгнул со своего вездехода. 

– Ну что, как вам моя крошка?

Он широко повёл рукой – в сторону и вверх. И я, следя за его жестом, вдруг поняла, что чернота впереди не рассеивает лучи, а отражает их. Что эта чернота выпуклая и объёмная, и от неё веет солью и металлом, и она уходит куда-то в вышину, круто вздымаясь прямо над нами. В свете фар на гладком боку проступили огромные буквы: «Каролина Квин».

Впереди стоял корабль. В его борт плескали короткие волны, взмётывавшиеся из-подо льда, проломленного острым носом судна. Машины замерли прямо на этом льду, и его кромка искрилась в лучах света, уходя на несколько дюймов вниз. 

– Атомный ледокол, – голос Алвы звенел неприкрытым хвастовством, – пожалуй, единственный в мире, который до сих пор на ходу.

С борта корабля свисал металлический трап. Алва прочистил горло. Огляделся, и его глаза сузились.

– Ведите их в каюты, – распорядился он, – отчаливать пока не будем. Надо кое-кого подождать.

*** 

Сопровождаемые подручными Алвы, мы поднялись по трапу. Палуба корабля была огромна – скупо освещённая лишь несколькими навигационными огнями, она простиралась в стороны насколько хватал глаз. Но рассмотреть её толком не удалось – почти сразу же нам пришлось спуститься в подпалубные помещения.

Внутри корабль выглядел не так внушительно. Обшарпанные стены, истёртый до металла пол. Узкие коридоры с одинаковыми облезлыми дверьми изгибались под немыслимыми углами. Где-то там, за толщей стен, под наслоениями стали и краски, билось ядерное сердце «Каролины Квин».

Идя по коридорам, я прислушивалась, словно надеялась уловить его пульс. Но ледокол был спокоен. Силовая установка работала бесшумно, вхолостую – машины корабля стояли заглушёнными.

Если Алва не соврал.

Нас втолкнули в одну из кают, и дверь снаружи захлопнулась. Щёлкнул замок.

Под низким потолком горела тусклая лампочка. Каюта была небольшой, в ней едва умещались две узкие койки и откидной стол. Никаких иллюминаторов – нас не зря отправили именно сюда.

Тесла молча сел на одну из коек. Поставил локти на столик, сжав ладонями виски. Я присела напротив – койка скрипнула, и снова повисла тишина, нарушаемая лишь далёким постукиванием. 

Я ждала. На языке вертелись тысячи вопросов – и заданных, и не – но я ждала, давая ему время. А в том, что он ответит, я не сомневалась.

В каюте было прохладно, но по сравнению с леденящим ветром снаружи эта прохлада казалась палящей жарой пустошей. Я расстегнула куртку до середины. Изношенная «молния» заела, и я ругнулась вполголоса, дёргая собачку замка. А, подняв голову, встретилась взглядом с глазами, в которых плескался закат.

В затылок ударилось что-то твёрдое, и я не сразу поняла, что отшатнулась, стукнувшись головой о переборку. Солнечные глаза напугали меня – раньше, чем я сообразила, сработал новый инстинкт: убегай. Убегай, потому что разлитый во взгляде янтарь перестал означать только лишь тепло и заботу. Теперь он говорил ещё и об угрозе.

– Если мы собираемся отплыть в ближайшие часы, Алва не пошлёт своих людей разносить башню по кусочкам прямо сейчас, – голос Теслы был тихим и хриплым, – он любит лично присутствовать при важных событиях. Так что какое-то время у нас есть. Я постараюсь выменять у него рабочий акум на… Хоть на что-нибудь, – Тесла хрустнул пальцами, – а пока что – давай…

Он стянул заношенные гловы и бросил на столик. Нитяные переплетения местами истёрлись до того, что сквозь них просвечивала пластиковая отделка столешницы. По тыльной стороне ладони ветвились алые узоры – их длинные отростки, словно щупальца, оплетали основания пальцев, подбираясь к крайним фалангам. Металлические вставки на месте ногтей потемнели, словно закоптившись.

– Нет, – я отдёрнула руку, – ты…

– Ника, не спорь, – его тон звучал бесконечно устало, – я всё расскажу. Обещаю. Но сначала нужно позаботиться о тебе. Мы и так затянули.

Он повернул левую ладонь вверх.

– Ну же, давай.

Я медлила. Не знаю, почему – может быть, опасалась, что ещё один разряд убьёт его. Надломит окончательно, расколов по уже появившейся трещине. Эгоистично боялась, что после этого он ничего не расскажет. Может быть, мне просто было всё равно, что со мной станется.

– Тесла…

Он молча смотрел на меня. И под этим взглядом, как под гипнозом, я послушно-механически протянула руку.

Он был бережен, как всегда. Даже зная, что я едва почувствую его касания, всё равно держал мою кисть будто хрупкое стекло. Его глаза были полуприкрыты. И почему-то мне казалось, что эта нежность – вовсе не для меня, что она – просто привычка, дань какой-то давно ушедшей традиции. Так же, как стальные ноты в его голосе, прорывавшиеся порой и пугавшие до дрожи.

Когда всё закончилось, я накрыла своей ладонью его руку. Долго смотрела на переплетение пальцев. На свежие узоры-рубцы – ярко-алые, словно по коже провели раскалённым ножом. На моём предплечье и плече они казались едва заметными, на его же – слепили глаза, будто по переливчатым линиям текла жаркая лава. Хотя и те, и другие на самом деле выглядели одинаково.

– Ты совсем другой, когда… когда делаешь… так, – вышло путано и странно. Но он понял.

Долго молчал. Моргала под потолком лампочка, стучало где-то вдалеке. Билось моё сердце – благодаря ему, во всех возможных смыслах.

– Когда-то давно, – наконец ответил Тесла, – я был врачом.

– Кракером, хочешь сказать?

– Нет. Я хочу сказать – врачом.

– Но врачи уже давно не…

– Я знаю, Ника. Но я был врачом в те времена, когда медицина ещё ничего не знала об имплантах.

– Я не по…

Не понимаю, хотела я сказать. Вернее, должна была сказать – потому что только так можно было отгородиться от той правды, которая всё это время маячила передо мной, в которую меня многократно тыкали носом, а я не замечала, не хотела замечать и не желала видеть.

Не понимаю, хотела я сказать. Но я всё понимала.

Пальцы правой руки – неловкие, неуклюжие – двинулись вверх по его запястью, свободному от ремешка хрономера. По предплечью под закатанным рукавом рубашки и дальше, к плечу, обтянутому чёрной тканью, к растрёпанным золотым волосам – и к росчерку шрама, словно подписи, оставленной неведомым творцом.

Кончики моих пальцев касались его щеки.

– Ты говорил, что пришёл с запада.

– Это правда, Ника, – он стиснул мою ладонь. Металлические «ногти» едва заметно царапнули кожу. – Я пришёл с запада. От Мёртвокамня. От Ниагары.

Так вот почему он так спокойно отправился на север. Потому что вернулся оттуда. Он вернулся из «красной» зоны…

– Ниагары больше нет.

– Но когда-то она была, – тонкие сухие пальцы заключили мою руку в нежные тиски, – самый мощный в Северной Америке водопад… И электростанция, построенная на нём, давала больше энергии, чем любые созданные до неё.

– Тесла…

Я замолчала. Сердце отсчитывало секунды.

– Нет, – золотистые пряди качнулись, тёмный янтарь обрёл оттенок заката, – Виктор Уиттер Тёрнер. Так меня на самом деле зовут.

Виктор. Виктор Уиттер Тёрнер… Мои губы беззвучно произнесли это странное тройное имя. Имя, которое не могло принадлежать человеку, живущему в наш безумный век технохаоса, когда одна кличка заменяет сразу всё.

– Какой… год?

– Одна тысяча восемьсот девяностый.

Закат мрачнел, плавился, сменяя цвет на кофейный.

– Когда началась война, мне было двадцать четыре…

Большая германская не дала ему отсрочки, поглотив с первых же дней. Молодой медик, едва успевший отслужить в армии, снова был призван на фронт – теперь уже на передовую. 

– Я прошёл полтора года ада как военврач, – Тесла – Виктор – повёл плечами, – это – оттуда.

Когда в битве на Сомме немцы накрыли британские дивизии артиллерией, он выжил лишь чудом. Шрапнельные снаряды бушевали так, что, казалось, сам воздух превратился в сплошное металлическое месиво. Осколками Виктору обожгло спину, и только стоявший рядом автомобиль уберёг его от смерти. Истекая кровью, военврач сумел забраться под днище машины и потерял сознание. Последней мыслью было – в этом аду всё равно некого спасать…

Контратака немцев захлебнулась, когда на подмогу прибыли самолёты. Истребители разрыли германские позиции как муравейники, а на поле боя под прикрытием с воздуха выдвинулся спасательный отряд.

Виктор провёл в госпитале два месяца. Конечно, его комиссовали. Но, вернувшись домой, бывший медик не нашёл в себе сил оставаться в родном городишке и уехал в Нью-Йорк. Работал санитаром в больницах, средств едва хватало на жизнь. Снимал дешёвую комнату в Бруклине на пару с отставным капитаном, питался хот-догами и паршивенькой кашей, а по выходным ходил в тир. Стрелять. Убивать тех, кого не смог на войне.

– Это была дерьмовая жизнь, – ругательство, сорвавшееся с губ Теслы, было так же необычно, как если бы он выплюнул жабу, – но однажды я встретил в газете странное объявление…

Короткий текст сообщал, что требуются добровольцы для проведения научного эксперимента. Плата была умеренной, а сам эксперимент – «потенциально опасным». Но это было именно то, что нужно.

– Я не гнался за деньгами, – монотонно говорил Виктор, – больше всего меня в этом объявлении привлекала опасность.

– Война?.. – полувопросительно сказала я.

Он покачал головой:

– Не только.

Пережитые ужасы фронта давали о себе знать – в ночных кошмарах, в тоскливых одиноких вечерах, когда видения не удавалось утопить даже в бутылке. Но хуже всего были другие воспоминания. Память о мире, о простой и тихой жизни, которую навсегда перечеркнула война. Память о безвозвратно утраченном.

– Я дрался, – продолжал он, – ходил на подпольные бои, на драки без правил, на бокс… Но всё это было не тем. Я тянул за собой войну, когда мне нужен был мир. Только его на баррикадах не построишь. Невозможно перемирие, если с обеих сторон говорят пушки…

Измученный непрекращающейся канонадой воспоминаний, бывший солдат пришёл по указанному в объявлении адресу – к огромной башне Вулворт-билдинг на углу Бродвея и Парк Плейс. Сжимая в кулаке газетный листок, он шагнул под гулкие своды, где ему навстречу появился худой высокий мужчина средних лет в костюме-тройке.

На протянутое объявление высокий сдержанно улыбнулся.

– Не слишком ли вы молоды, чтобы рисковать собой?

Но, прежде чем Виктор успел ответить, мужчина нахмурился. Взгляд его прозрачно-голубых глаз замер на лице посетителя.

– Прошу прощения, – улыбка окончательно пропала со строгого лица, – этот вопрос был неуместен. Пожалуйста, идите за мной.

Виктор прошёл вслед за высоким вглубь здания. Просторный офис был сплошь уставлен приборами – конденсаторами, огромными грибообразными катушками, сложными непонятными устройствами со множеством тумблеров и ламп. Бывший военврач с любопытством рассматривал силовые установки. В юности он увлекался электротехникой – громкие эксперименты Эдисона и Маркони заронили в него зерно интереса. Но новая, хоть и модная, наука не сулила прочного будущего, и Виктор выбрал медицинскую стезю – а теперь увлечение молодости впервые за многие годы пробудило в нём что-то живое. И впервые же он почувствовал, что ещё совсем не стар – ему едва минуло двадцать шесть, хотя последние мучительные месяцы, растянувшиеся на целую вечность, он ощущал себя дряхлым Мафусаилом.

– Вы прошли войну, – хозяин офиса остановился у пятачка с расставленными там стульями и жестом указал на один из них, – и, значит, не боитесь опасностей. Не боитесь смерти.

– Нет, – в этом коротком слове было всё: и боль утрат, и ужасы фронта, и память о погибших товарищах. О тех, кого не успел вынести с поля боя, кого не сумел спасти, чьи руки, в крови по локоть, держал в собственных – окровавленных до самых плеч.

– Смерть – всего лишь продолжение жизни, – задумчиво проговорил высокий, усаживаясь напротив, – возможность приобщиться к тайнам эфира. У вас есть семья?

– Нет, – на этот раз прозвучало как выстрел.

– Не знаю, насколько это хорошо, – высокий пожевал губами, – но вы мне подходите. Сейчас я расскажу вам о сути проекта. Но сначала позвольте представиться: меня зовут Никола Тесла.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: