Глава 7

Всё дело в акумах

До колодца мы дошли без задержек. Хрономер отсчитал десятичный час с четвертью, когда на границе слепящего неба и такой же белой выжженной земли показалась тёмная точка. Я мысленно возликовала.

К тому времени путь уже давался с трудом. Несмотря на относительно раннее утро, солнце палило вовсю. Одежда на мне пропиталась потом и пылью. Пыль была везде – набивалась в волосы, скрипела на зубах, тёрлась меж пальцами, просочившись внутрь ботинок. Мелкая, как мука, лезла в глаза, заставляя смаргивать едкие непрошеные слёзы.

Макушку пекло – даже сквозь плотную светлую бандану. Куртка нагрелась так, что я всерьёз начала опасаться, не съёжится ли потрёпанная кожа. «Молния», которую приходилось постоянно поддёргивать, обжигала пальцы даже сквозь тканевые обмотки.

У колодца действительно нашлось становище. Пустое – на аккуратно прикрытой двери не висело никаких табличек. Я заглянула внутрь. Крохотная комнатка с одним окном, разбросанный по полу хлам. И благословенная тень.

Я шагнула в затхловатый сумрак, глядя из-за двери на Теслу, который отправился к крытому колодцу наполнять опустевшие за время перехода бутылки. Ловя краем глаза его фигуру, чёрным силуэтом склонившуюся над приземистым каменным кольцом, я воспроизводила в памяти маршрут. Эта стоянка была последней из обозначенных на карте. За гиблой падью начинается красная зона. А значит – никаких колодцев. Никаких становищ, укрытий, троп. Это значит, нас может ждать что угодно, и чем дальше мы будем идти, тем непредсказуемей станет каждый шаг. И так – пока не доберёмся до «белого» пятна, где в одной руке надо держать пистолет, в другой – нож, а за пазухой прятать последнюю пулю – для себя.

«Вальтер» в кармане успокаивающе грел руку. Я проверила магазин, дважды щёлкнула предохранителем. Запасных обойм у меня не так много. Предполагаю, что Тесла тоже не таскает с собой арсенал. Как он вообще собрался дойти до сороковой параллели? Почему не взял машину? 

Облокотившись на дверную лутку, я наблюдала, как мой наниматель аккуратно переливает воду из колодезного ведра в бутылки. Капли на их округлых боках сверкали тысячами солнц.

Конечно, машину пришлось бы бросить. В «красных» зонах нет нафтерских станций, нет хранилищ. Бензина хватило бы на день пути. Ну хорошо, на два-три дня, если запастись полными канистрами. Но это были бы очень быстрые два дня. Мы бы достигли границ изведанной земли уже к вечеру. 

И всё же он решил идти пешком. 

Окно хибары предусмотрительно выходило на западную сторону. Из узенькой бойницы хорошо просматривалась степь – до самого горизонта. Пол в хибаре был завален тряпьём и экскрементами крыс.

Я отбросила носком ботинка полусгнивший мусор. В становищах по негласной договорённости чистота поддерживается всеми, кто нашёл здесь приют. Такой себе общественный мотель без хозяина. Но, кажется, предыдущие гости этого места не особо-то стремились к порядку. 

Единственный нашедшийся стул грозил развалиться с минуты на минуту. Я примостилась на скрипучем сиденье, растирая зудящие ноги. Толстые подошвы ботинок по краям порядком исцарапались, но обитые металлом каблуки пока держали форму. 

Дав себе краткий отдых, я порыскала по хибаре, кое-как сгребла в кучу хлам и доски и свалила поверх них относительно чистое тряпьё, устроив из этого подобие сиденья. Сквозь дверной проём я видела, как Тесла подбирает наполненные бутылки. Блик его зеркальной маски упал на выжженный грунт.

Пешие разведчики – не редкость в «красных» зонах. Только благодаря им у нас есть консервы, солнечные батареи, оружие, шмотки и всё остальное. Они заходят в мёртвые города, обыскивают магазины, склады и жилища, выносят хабар на себе, отдавая бандам неизбежную мзду, и продают его нам. Втридорога, но никто и никогда не торгуется с ними. Альтернативы нет. Только пойти и взять самому, но это почти наверняка означает, что никто тебя больше не увидит. В цену, которую ставят вернувшиеся, уже включена их собственная жизнь, а своя шкура, как известно, не бывает дешёвой. Если ты сходил в город-призрак однажды и уцелел – ты везунчик. Если сходил дважды – разведчик. Если двадцать раз и больше… впрочем, о таких никто не слышал.

Я смотрела, как Тесла пристраивает бутылки у стены хибары, в затенённом углу. Именно разведчики приносят с собой самое ценное, что не купишь ни за какие деньги. Знания. Обновлённые карты – дорог к покинутым мегаполисам, гиблых падей, иссохших колодцев и новых источников, разрушенных банов. И самих городов-призраков, если кто-то будет удачлив настолько, что найдёт минутку зарисовать увиденное. Карты схематичны, но и на такую схему нужно время. Время, которое призрак любит только забирать.

Тесла сбросил плащ и накрыл им бутылки. Прихватил одну и шагнул ко мне. Я молча взяла ёмкость за горлышко – вода была восхитительно ледяной. Сигналка одобрительно молчала.

Уцелевший разведчик ценен, прежде всего, тем, что он видел. Пустоши меняются, города-призраки живут своей жизнью. Кислотные дожди и тайфуны разрушают поселения, меняют ландшафт, создают новые тропы и делают старые пути непроходимыми. Вот почему любой искатель, обнаружив останки предыдущего, не столь удачливого, собрата, в первую очередь забирает его карту. Любая новая пометка – на вес золота. И вот почему все умеют читать карты. 

Нельзя не знать то, от чего зависит твоя жизнь. 

Я передала бутылку Тесле. Ещё влажные пальцы обхватили покатый пластиковый бок. Конечно, он умеет. И зачем-то проверяет меня – уже не в первый раз.

Плевать. Пусть проверяет, сколько хочет. И не такие загоны терпели.

«Красные» зоны – вотчина разведчиков. Разведчиков, нафтеров, шаманских кланов, изредка – мелких банд, из тех, что посмелее. А ещё это территория других. Мутантов, суслов, гремучих змей, диких собак и пустынных волков, чёртовой колючки и кипяток-сныти, это мир, который ежедневно меняется, где все едят всех и все совокупляются со всеми, где вырождаются и появляются виды, единые в одном – враждебности к двуногим. Это земли, которые не принадлежат и больше не могут принадлежать только людям.

В «красной» зоне ты не знаешь, чего именно ждать, но у тебя есть некий набор ориентиров. И есть карта. 

А Север не даст тебе ни того, ни другого.

Я сбросила куртку и ветровку, оставшись в одной блузе. Длинные рукава темнели подсыхающими пятнами пота.

Прежде чем дойти до Терра инкогнита, нам придётся преодолеть алую зону. Вдвоём это проще, но стопроцентной гарантии тоже нет. Тесла мог бы упростить задачу, взяв у нафтеров машину. Это разорительно, но я почему-то была уверена, что он мог себе такое позволить. И отказался от этой идеи только по одной причине…

Единицы берут нафтерские машины. И каждую такую машину при желании можно отследить. Она как маяк, на который сложно не обратить внимание. 

И если Тесла решил идти пешком – значит, он не хочет это внимание к себе привлекать. 

– Жара спадёт только к вечеру, – я пристроила полупустую бутылку рядом, – есть время отдохнуть и перекусить.

– Часа четыре у нас в запасе, – кивнул Тесла, снимая маску и протирая запылённые линзы рукавом.

Я машинально покосилась на хрономер. Четыре, при лучшем раскладе – пять. 

Тесла заложил хлипкую дверь засовом и подошёл к окну. Узкий прямоугольник уже наливался ослепительно-серебристым – шла жара. И ближайшие часы нам предстояло провести в утлой лачуге посреди мёртвой степи, прямо под смертоносными лучами, от которых нас отделял только лист крошащегося шифера. 

Я заставила себя сосредоточиться. Солнце может оказаться не худшим моим спутником в этом походе. Прямо сейчас я заперта в четырёх стенах с человеком, о котором мне известно только то, что он самый щедрый и при этом самый загадочный из всех, с кем я имела дело в своей жизни.

Тесла стоял рядом с бойницей, облокотившись на стену плечом, и всматривался в степь. Его профиль очерчивала золотая полоса – отблеск луча от выглаженной солнцем земли. Мой взгляд скользнул от шрама на лице вниз – через расстёгнутый ворот рубашки к заткнутым за пояс брюк большим пальцам. Несмотря на жару, Тесла не стал снимать гловы. Плотные полу-перчатки на запястьях были стянуты короткими ремнями. Красноватые отметины в виде молний всё так же змеились по коже, теряясь под манжетами рубашки. Больше на его руках не было ничего. 

Я сглотнула. Он не носит хрономер…

Невольно вспомнилась его странная оговорка в поезде. Я наморщила лоб, отводя взгляд. Двенадцать часов. Он сказал двенадцать вместо пяти. 

Без хрономера можно ошибиться на полчаса-час, не больше. Даже очень приблизительно определяя время, зная скорость нафтерского поезда и примерное расстояние до станции, невозможно так промахнуться. Бог-из-машины, да даже если он не знает меток на картах, саму-то карту в состоянии прочитать! Тогда в чём дело?

Я схватила бутылку. Сорвала пробку, встряхнула. Прохладная вода брызнула мне в лицо, растеклась по плечам, полилась за шиворот. Я зажмурилась. Сдавивший тело жар уходил, отпуская. Раскалённая кожа, казалось, вот-вот зашипит. 

Вода продолжала течь, пропитывая блузу, сбегая на пол. Прозрачные капли вздрагивали на вытертых досках, и в них дрожали его отражения – крохотные блестящие копии, непостижимые, как и он сам.

По спине прокатился озноб, и вслед за ним изнутри разлилась волна холода. 

Пять десятичных часов – это двенадцать в старой, двадцатичетырёхчасовой системе. В системе, которая не используется со дня Гнева Господня.

Уже сотни лет.

***

Духота наползала медленно, но настойчиво. Бойница окна сияла белым. Полотно солнечной батареи, разложенное на полу, блестело в прямоугольнике слепящего света.

Хрономер застыл всего лишь на пятом десятичном часе, но одежда на мне уже пропиталась потом. Тряпьё, служившее сиденьем, окончательно сопрело. 

Я с отвращением разглядывала собственные грязные ногти. Вокруг царило безмолвие, даже крысы не возились под полом – о них напоминала только невыносимая животная вонь.

– Чтоб вам сжариться, – вслух пожелала я и облизнула шершавые губы. Знойный воздух, раскалённый злобным солнцем, висел как душное покрывало. Там, за стенами, жара в пятьдесят по Цельсию. Крыша развалюхи внезапно показалась мне очень тонкой.

Сквозь дрожащее марево в окне виднелись степные пустоши. На многие мили вокруг – ни души. Только голая лысеющая равнина. Я ненавидела такие места из-за невозможности укрыться – откуда ни глянь, ты как на ладони. Правда, и наблюдателя видно неплохо. Но если у тебя нет глаза на затылке, а у него есть, то рано или поздно ты проиграешь.

Никто и никогда не ходит через степи днём – солнце не позволяет. К тому же, в ночное время ощущение собственной голой задницы посреди равнины притупляется. По ночам, конечно, тоже мало приятного – любителей лёгкой наживы в окрестностях убежищ предостаточно, а стоит отойти чуть подальше, и рискуешь нарваться на какого-нибудь сусла. Да и нетопырей никто не отменял, равно как и тайфуны, и «жгучий дождь». 

Я подвернула рукава блузки чуть выше запястий. Пустоши… Чуждые, опасные области. Степи, леса, болота, мегаполисы-призраки, нерасчищенные дороги, гиблые пади, кислотные поля и котлованы, до сих пор источающие трупную вонь. Баррены, дивьи края, угодья Дьявола – всё то, где перестал быть властен человек. 

Говорят, после Гнева Господня вода превратилась в пламя – отравленный океан вскипел, выйдя из берегов. Водяные столбы поднялись до небес и обрушились вниз, оставив в почве ядовитые озёра. И до сих пор испарения той отравы напоминают о себе, поднимаясь в атмосферу и выпадая в виде едких дождей. До сих пор ядовитые пары подстерегают забывчивых диггеров, а миазмы кислотных полей – болот с метановыми водами – невидимыми облаками ползут над почвой. И порой по ночам вслед за проблеском молнии в черноте вспыхивают огни – это горят метановые болота. Или неосторожные путники, забывшие включить сигналку до того, как высечь искру для костра.

Либо истратившие последнюю батарейку на той самой сигналке.

Я взглянула на Теслу. Сидя на досках, он соединял какие-то тонюсенькие провода. Рядом валялся акум.

– Много их ещё?

Тесла поднял голову.

– Что?

– Акумы, – я кивнула в сторону брошенного, – сколько их?

– Достаточно, чтобы расплатиться, – ровно ответил он.

– Там, куда мы идём, за акумы ничего не купишь, – я скрестила руки на груди, – там вообще ничего и нигде не купишь, не обменяешь и не украдёшь. Единственное, что там тебе продадут, это твоя собственная жизнь, и обойдётся она дорого.

Тесла смотрел на меня. Расплавленное золото радужки в глубине отливало чернотой.

– Поэтому советую получше зарядить всё, что есть, – взгляд невольно метнулся к рюкзаку – то ли из-за открытой застёжки, то ли потому, что под прицелом этих светлых глаз вдруг стало неуютно. – Акумы больше не валюта. Они пойдут в дело.

– Спасибо, Ника, – усмешка лёгкой тенью скользнула по его губам, – именно этим я и занимаюсь.

В его руке как по волшебству появилась тонкая пластинка. Я снова покосилась на рюкзак. Верхний клапан был приподнят, под кевларовым листом притаилась хищная темнота.

Ладно. Сколько бы их ни было, рано или поздно ему придётся выложить все. Акумы не вечны, у каждого есть ресурс, и большинство из найденных уже почти его выработали. Часть наверняка придётся бросить по пути. Тем легче. Мёртвый акум всё равно бесполезен.

Надеюсь, у него найдётся достаточно рабочих экземпляров. Половину он, конечно, возьмёт себе… Я мысленно перебрала содержимое своей сумки. Двадцать – это много, если надо купить выпивки. Но в пустошах это ничто. Там может произойти всё что угодно, в любой момент, и заряда акумов никогда не бывает достаточно. Когда эти чёртовы штуковины используются по своему прямому назначению, то дохнут только так. На солнечном полотне сильно не разгуляешься – оно тянет один, максимум два небольших акума, и на зарядку уходят часы. Часы, которых у нас, скорее всего, не будет.

Я потёрла виски. Чёрт с ним. Если что, я справлюсь и с одной рукой. 

– Готово, – Тесла поднялся.

Солнечная панель переливалась отражёнными бликами. Индикатор выходного напряжения ровно светился зелёным. Три акума рядком торчали в гнёздах зарядника – обновлённого и расширенного, в наспех склёпанном корпусе. 

– Суммарное время подзарядки будет больше, зато на выходе получим сразу несколько рабочих штук.

– Отлично, – вышло кисловато.

Тесла бросил на меня быстрый взгляд. Отвернулся, наклоняясь к рюкзаку. Я следила за его руками.

– Перекусим, пока есть время.

Он протянул мне полоску вяленого мяса, тщательно завёрнутую в полиэтилен. 

– Времени ещё полно, – я отогнула краешек и понюхала угощение. Пахло солью, травами и лёгкой сладостью. 

– Это за вчерашний ужин, – Тесла кивнул на полоску, – мы в расчёте.

Я оторвала зубами уголок. Мясо оказалось суховатым, но в меру солёным и пряным. Рот наполнился слюной. Пришлось заставить себя жевать медленнее. Тесла что-то перебирал в своём рюкзаке и не смотрел на меня, но уголки его рта едва заметно подрагивали в улыбке. 

Я выудила из кармана карту и расстелила на полу. Смятым куском полиэтилена обозначила место нашей стоянки. 

– Падь мы пройдём до утра. После этого придётся искать новое укрытие, – ещё один шматок мяса отправился в рот, – в этих местах много развалин, что-нибудь да найдётся. Меня беспокоит другое…

Мой палец медленно сместился к краю карты.

– Олд-Йорк находится за пределами изученных земель, но я не знаю, насколько далеко. Я видела старые атласы, но дьявол меня раздери, если возьмусь назвать расстояние и тем более предсказать срок похода. Сейчас всё по-другому – другие горы, реки, долины… Возможно, придётся идти в обход. Искать окольные пути… – я вгрызлась в мясо. – И я понятия не имею, сколько времени это займёт.

– Всё дело в акумах, да? – Тесла присел рядом. – Зависимость от энергетики – то ещё удовольствие, – он побарабанил пальцами по кобуре. Гловелетты на его руках потемнели, на коже в распахнутом вороте рубашки проступили росинки пота. 

Невольно я опустила взгляд, а пальцы потянулись к щеке. Аугментации дались мне в буквальном смысле потом и кровью. Так называемый «базовый комплект» – датчики движения и радар, определяющий расстояния до объектов, – имплантировали кое-как. И, хотя свою функцию они выполняли, я хорошо запомнила полгода почти без сна из-за постоянных ноющих болей в лицевых мышцах. Радар, ко всему прочему, вёл себя как песчаный кот во время случки – его сигнал, раздражавший слуховую кору мозга и превращавшийся в слышимый лишь мне писк, был пронзительным до невозможности. А программируемое исключение объектов и вовсе работало через раз, поэтому орал он практически беспрерывно.

Я выбилась из сил в поисках кракера, который смог бы перенастроить аугментику и расширить её возможности. Меня интересовало повышение чувствительности сенсоров, увеличение радарной дальности и эксклюзивная для тех времён вещица – визокортикальная оптика, в просторечии «глаз на затылке». 

Юный талант, к которому я в конце концов пробилась, оказался аутистичного типа субъектом, достаточно, впрочем, сметливым, чтобы обобрать меня до нитки. Он сделал всё, что я просила, кроме «глаза» – тот оказался запредельно дорогим. В качестве бонуса (и в обмен на тошнотворную, убого-пыхтящую близость) я получила имплант в предплечье, слегка усиливший работу мышц руки. По достоинству я его оценила, лишь когда пришлось размахивать обрезком железной трубы, отбиваясь от целой своры непонятных полумутов. Впрочем, странный гаджет почему-то не расходовал заряд акума, и очень скоро я о нём забыла. А, вновь придя к кракеру с мешком добра, обнаружила, что юное дарование отбросило копыта… 

Конечно, Тесла был прав – сложно ошибаться, озвучивая прописные истины. Все эти биохакерские штучки без источника питания – мёртвый груз. Каждый, кто их имплантирует, подчинён прихотям энергосистемы. И чем круче наворот, тем сильнее зависимость.

Внутри вдруг закипела злость.

– Не надо говорить так, будто это касается только меня, – прошипела я, – оставшись без акумов, мы оба окажемся в глубокой заднице!

Зубы скрипнули, перемалывая последний кусок мяса.

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось.

Тесла смотрел мне прямо в глаза, но отчего-то казалось, будто его взгляд одновременно обшаривает всё моё тело. Присматривается к рукам, ловит малейшие изъяны кожи, оценивает каждую царапину, каждый волосок, каждую веснушку. 

Я отшатнулась раньше, чем сумела осознать и тем более подавить этот порыв. Остервенело дожевала размякшее мясо, сглотнула липко-пряный ком. Да чтоб его! Небось напичкан имплантами по самое не могу, как мне и не снилось. Наверняка и «ночник» есть, и кое-что продвинутое – слышала я о фишках, расширяющих угол обзора. 

Я порывисто встала и отошла в угол, к бутылкам с водой. Обернулась – Тесла склонился над картой. Щёлкнул зажигалкой, выпуская в горячую душь струйку табачного дыма. Тонкие пряди волос прилипли к вискам – медово-золотая паутина на загорелой коже. Где-то там, в волосах, скрываются разъёмы… Там, под рубашкой, под запылёнными брюками, под видавшими виды ботинками, наверняка даже под этой странной изолентой на месте ногтей, ведь не зря же он оставил всё это на себе, несмотря на жару… как оставила я.

Хрупкий столбик пепла упал на вытертую доску. Я поддёрнула сползающие рукава блузки.

Конечно, он понимает моё беспокойство. Должен понимать – ему явно нужно больше акумов, чем мне.

Носок ботинка припечатал лёгкий пепел. Хибара вдруг показалась очень тесной, словно стены душили, сдавливая со всех сторон.

– Пойдём, как только станет чуть прохладней, – я бросила последний взгляд на карту, – медлить ни к чему.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: