Глава 16

– Вы правы, – тоном азиатки можно было охлаждать шампанское, – мне понадобились дневники Стефани Шевонн. И я расскажу, почему. Но я и пальцем не тронула эту женщину.

От неё тонко пахло горьковато-лимонным. Карие с гранатовым отливом глаза не моргая смотрели в лицо Джи, на виске трепетала голубая жилка.

– Ни её, ни её мужа, – повторила Кван, – и к пропаже их дочери я отношения не имею. Да, я следила за девушкой и не успела перехватить дневники до того, как они оказались здесь, в отеле. Но это всё.

– Я видел вас у квартиры Бернарда, – Джи отшагнул назад, не спуская взгляда с азиатки, – ваш зонт. Ваше платье. В тот же день учителя нашли зверски убитым. Я не сомневаюсь, что вы способны на это.

– Способна, – легко согласилась Кван, – но я пришла к нему, чтобы поговорить. Ведь он был женат на Стефани, он мог что-то знать.

Джи вспомнил угрюмое бульдожье лицо Бернарда, его потухший взгляд, глухую тоскливую злобу в ответ на вопросы о Стефи.

– А когда он отказался отвечать, вы решили его заставить?

– Я просто ушла, – худые короткие пальцы Кван нервно сжали ручку зонтика, – после меня пришли они. Те, на чьей совести и Стефани. Люди Ирра.

– И вы полагаете, я в это поверю?

Джи присел на край кровати, рядом с разбросанными листами «Таймс». Газетные строчки сливались и прыгали.

– Я бы не пришла, если бы не рассчитывала на это, – Кван улыбнулась. У неё были мелкие жемчужные зубы и аккуратный рот с чуть приподнятыми резкими уголками.

– Что вам известно о Подземном городе?

– Доподлинно – только то, что это не миф, – зонтик закрутился в беспокойных пальцах азиатки.

Кван начала издалека. Джи слушал, блуждая взглядом по стене за спиной гостьи и мысленно вычерчивая на светлых обоях контур её силуэта.

– Говорят, что «подземникам» ведом секрет времени, – говорила Кван, – и лучшее тому подтверждение – известный вам Перегрин.

Азиатка – а, точнее, урождённая Поднебесной – приехала в Лондон три года назад. С детства Кван мечтала стоять на сцене, и не где-нибудь на любительских подмостках, а в настоящем театре. Не найдя возможностей для воплощения своей мечты на родине, она решила попытать счастья в чужом краю.

– У нас актрис зовут jianmin – «средние люди», – китаянка горько усмехнулась, – если ты женщина и выставляешь напоказ себя и свой талант – ты jianmin. Можно учиться годами, оттачивать мастерство, жить только сценой и оживать лишь на сцене – всем, что ты заслужишь, будет jianmin.

Слова чужого чирикающего языка срывались с её языка легко, как птичий щебет.

О Перегрине Кван узнала несколько месяцев назад. Знаменитый мистик очаровал её отнюдь не своим шоу, хотя молодая актриса могла бы многому у него научиться. Она пришла сначала как зрительница, потом – как кандидатка. Перегрин искал ассистентку – симпатичную, не болтливую, умеющую себя подать. От Кван требовалось только выносить на сцену столик с оружием, но роль «кушать подано» её вполне устраивала. Актрису интересовал не фокусник и даже не карьера – Перегрин должен был стать её проводником в Подземный город.

– На что вам сдалась эта клоака? – Джи пригубил вино из полупустого бокала, – и откуда вы узнали, чем занимаются «подземники»?

– Ходили слухи, – уклончиво ответила Кван, – среди артистов, среди девочек… Да-да, – добавила она, заметив приподнятые брови Джи, – я всё это время не во дворце обитала. Уличные феи много чего рассказывают.

Поначалу Кван не верила слухам – мало ли чего девицы от клиентов нахватаются. Но потом своими глазами увидела, как падает застреленный зрителем мистик – и тут же встаёт, как ни в чём не бывало. Китаянка едва удержалась, чтобы не упасть в обморок вместе с тем самым зрителем, оказавшимся при всём своём бахвальстве обладателем никудышных нервов.

– Там нет никакого фокуса, – негромко сказала гостья, – я проверяла. Револьвер настоящий, патроны настоящие. Да что там… Его закалывали шпагой, душили верёвкой, перерезали горло, мой бог, какой-то идиот даже умудрился всадить ему стрелу из лука в шею! Бесполезно. Минута – и он снова жив.

– Минута – и он жив… – задумчиво повторил Джи. 

Необычайное бессмертие. Можно войти в горящий костёр и остаться в живых. Но прежде придётся вытерпеть бесконечные дни боли – от касаний воздуха к обожжённой коже, от мучительных лучей солнца, от каждой судороги, что проскочит по изуродованному куску мяса, бывшему когда-то живым существом… Даже он, Джи, в чьих венах кровь «детей ночи» смешалась с наследием неведомых создателей, вынужден проходить этот путь. А Перегрин – нет.

– Он всегда надевает на представления белую рубашку, – Кван покосилась в сторону, и Джи раздражённо заметил, что она разглядывает неровную прореху в его собственной рубашке, небрежно брошенной на кровать. Вокруг дыры разлилась едва заметная на чёрной ткани окаёмка. – Вы наверняка заметили, как исчезает пятно крови с его одежды. Было – и нет.

Джи кивнул, соглашаясь не столько с гостьей, сколько с собственными мыслями. Виток времени, крохотный сдвиг назад – об этом думал и он. Но как мистику это удаётся? И, если Перегрин умеет обращать время вспять, кто знает – вдруг он и другие «подземники» способны распоряжаться этой непостижимой рекой по своему усмотрению?..

– Вот поэтому я и ищу способ проникнуть в Подземный город, – тихонько сказала Кван, – узнать, могут ли его жители возвращать людей обратно.

– Зачем это вам? – глухо спросил Джи.

– А разве вы никогда не хотели изменить то, что уже случилось?..

Холодная вода. Золотистые пряди, худое лицо, бесполезный, не спасший оберег… Что, если это можно вернуть? Прикончить старого святошу. Убраться прочь, прежде чем хворь начнёт уносить жизни. И никогда, никогда не читать записку, начёрканную на атласно-белом листе угловатым старательным почерком…

– Вы слушаете меня? – голос китаянки донёсся как сквозь толстое одеяло.

Джи вздрогнул, бокал в руках опасно накренился.

– В прислужках у Перегрина – сплошь тёмные личности, – Кван поёрзала, её платье мягко зашуршало, – из наёмных – только я и гримёр.

Фокусник со своей свитой, состоящей из угрюмых громил с маловыразительными лицами, приезжал в театр незадолго до начала шоу. Весь реквизит свита привозила с собой, а по окончании представления грузила в повозку и исчезала в неизвестном направлении.

– Каждый раз, помимо прочего, они притаскивают какой-то квадратный ящик, – Кван зябко повела узкими плечами, – ставят его в подсобке под сценой…

На всё время представления вход в подсобку воспрещался. За соблюдением этого правила строго следили двое мордоворотов.

– Полагаю, это и есть его секрет. Его машина времени, если угодно. И она нужна мне… и вам.

– Пробраться к «подземникам» можно через старые тоннели под Лондонским мостом, – Джи опрокинул в себя остатки безвкусного вина и со стуком поставил бокал на тумбу, – вы ведь и так это знаете, правда? У вас резвые ножки, госпожа Кван, но приметный наряд. И не жаль вам сценического костюма? Ржавчина и старый мазут плохо сочетаются с белым атласом.

– Да, я за вами следила, – Кван издала короткий смешок, – мне несподручно было бы потерять единственного, кто читал дневники Стефани и остался в живых. Считайте, что я вас подстраховывала.

– После того, как попытались убить? – Джи подался назад, облокачиваясь о спинку кровати, – впрочем, и то, и другое у вас вышло паршиво.

– Я приношу вам свои извинения, – раскаяния в тоне китаянки было не больше, чем в чугунном рельсе, – и прошу о помощи. Я прошу вас пойти со мной в Подземный город.

– Хватит ломать комедию, – жёстко прервал гостью Джи, – вы сами можете за себя постоять, jianmin. Я не задираю вам юбку лишь потому, что при всей своей лживости вы остаётесь леди. Но, уверен, вы прячете там не только подвязки.

– А я не могу пристрелить вас прямо сейчас только потому, что вы мне пригодитесь, – в тон ему ответила Кван, – я кое-что узнала о «подземниках». К ним не так легко пробраться. Они выставляют охрану, и эта охрана – не чета тем хлюпикам, что встретились вам на станции Кинг Уильям.

Китаянка подалась вперёд, в её голосе зазвучала сталь. Впервые сквозь личину нежного беззащитного цветка прорвалась подлинная суть Кван – стремительная, как пущенный нож, и такая же опасная.

– Я видела вас в действии, – заговорила она, – вдвоём мы сметём этих стражей как сухие листья. Но это не всё. Я знаю, что Подземный город не начинается сразу за брошенным туннелем. Дорога к нему запутанна и сложна. Не удивлюсь, если эти изобретательные паршивцы придумали ловушки. Для этого мне нужны дневники Стефани. Она была удивительно наблюдательна, за что и поплатилась. Подумайте, стали бы «подземники» так рисковать и идти на убийства, если бы им нечего было скрывать?

– В дневниках нет ни слова о том, как попасть в Подземный город. Иначе я бы уже был там, не сомневайтесь.

– Могу я на них взглянуть? – голос китаянки дрогнул.

– Нет. И я не могу, – Джи указал на дагерротипный портрет Стефи на тумбе, – это всё, что осталось. Дневники сожжены.

– И я должна вам поверить? – хищно оскалилась Кван.

– А иначе что – убьёте меня?

Джи усмехнулся сквозь тупые толчки боли в плече. Первые щекотные струйки уже ползли по коже, подбираясь к сгибу локтя под покровом тёмно-серого халата.

Молчание повисло в комнате душным облаком. Потрескивали светильники, мягко булькало в радиаторе. Кван внимательно смотрела на Джи, будто собиралась рисовать по памяти его портрет. Крылья её носа подрагивали, как у хищника, берущего след. Что-то было в ней, что-то труднопостижимое – и не только умение виртуозно обращаться с оружием, не присущее леди в принципе. Джи вдруг особенно остро ощутил, как слаба его левая ладонь, лишённая каркаса, как беспомощна вся левая рука, пульсирующая глухой болью, как уязвимо тело, на котором нет ничего, кроме халата.

Ресницы Кван медленно опустились и взметнулись снова.

– Я уже принесла вам свои извинения за имевший место инцидент, – бурые вишни глаз, казалось, наливаются изнутри колючим светом, – в ту ночь мне не было известно, кто передо мной. Я полагала, что имею дело со случайным свидетелем.

– И это, конечно, дало вам право достать револьвер.

Джи поднялся, стараясь твёрдо держаться на ногах. Пересёк комнату под пристальным взглядом гостьи и остановился у двери, привалившись плечом к дверной лутке.

– Госпожа Кван, – с усилием проговорил он, – наши с вами интересы не пересекаются, как рельсы на известной вам станции. Я не верю ни единому вашему слову. Не приди вы сюда – я бы сам разыскал вас, тем более что после вечернего шоу эта задача перестала представлять затруднения. И я горячо надеюсь, что вы не причастны к смерти Стефи. Потому что если это не так – я спрошу с вас за неё.

Пинком ноги Джи распахнул дверь в коридор.

– А теперь – прочь.

Немыслимо долгие секунды китаянка сидела не шевелясь, похожая на горделиво замершую статую в бархатном платье. Хрупкие ладони обхватили уложенный поперёк колен зонтик.

– А они спросят с вас, – наконец произнесла Кван, поднимаясь, – «подземники» достанут вас, как достали Стефани и всю её семью. У них длинные руки. И либо вы нанесёте им сокрушающий удар – либо это с вами сделают они.

Кван прошла мимо, обдав запахом лимонной горечи и глядя прямо перед собой. Джи захлопнул дверь, едва подол бархатного платья перетёк за порог номера, и задвинул щеколду.

Сил хватило лишь на то, чтобы перекрыть подачу газа в светильниках. Он упал на кровать, как был, в халате, поверх разбросанных газетных страниц, и забылся тяжёлым дёрганым сном, в котором беспрестанно кружило в мутной воде Темзы тело лорда Мэйбла. 

Они тебя достанут… достанут… достанут…

***

Утро выплыло из горячечной темноты – дождливое, серое, акварельно-размытое. Утро притащило с собой зябкую дрожь и вялую боль во всём теле. Кое-как одеваясь, Джи сам себе казался разбитой статуей, рухнувшей с высоты собственного роста – куски ещё хранят очертания силуэта, но это лишь тень, призрак, подобие былого естества.

Нужен был стержень, чтобы нанизать на него разрозненные части.

Холл отеля пустовал, ночной портье скучал за стойкой. При виде Джи его лицо приобрело то выражение, которое часто бывает у людей, узнавших о своём соседе что-то нелицеприятное. Что он разводит удавов в ванне или жарит на аграндовой горелке тараканов себе на ужин. Или водит по ночам в свой номер азиатских женщин.

Джи не дал портье развить эту животрепещущую тему, отрядив его распорядиться насчёт обеда и отправить посыльного в лавку готового платья. Голова гудела так, будто накануне вечером был выпит не бокал семилетнего «рислинга», а ведро дрянного джина. Завтрак из поднадоевшей, хотя неизменно свежей и великолепно приготовленной овсянки провалился в желудок, не оставив никакого послевкусия. Джи нехотя ковырял крохотной вилкой молочный пудинг, рассеянно глядя в окно. Левая ладонь недвижно покоилась на столе – не стоило шевелить рукой без особой необходимости. За ночь рана на плече всё-таки сомкнулась – утром Джи долго разглядывал в зеркале уродливый рваный шрам над лопаткой – но для полного заживления нужна была кровь. И нужно было время, время покоя, которого оставалось так мало. 

После завтрака полегчало. Посыльный доставил аккуратно упакованное новое пальто и счёт, подписанный приказчиком «Мастерской изысканного платья и аксессуаров для джентльменов». А вслед за ним явился портье с подносом для писем. На подносе лежал запечатанный сургучом конверт.

– Это просили передать вам, сэр.

Джи поддел конверт с подноса и сломал печать.

«Досточтимый брат! Следуя заветам нашего первого Магистра и отца-основателя, мы смиренно просим тебя принять на свои плечи ответственность за хранение части шифра, предназначенного для будущих. Обращаясь с такой просьбой, мы расписываемся в безоговорочном доверии к тебе. Каждый из нас питает надежду найти в твоём лице достойного продолжателя традиций Братства. Мы будем ожидать тебя сегодня по известному адресу в час, когда стрелки, встав супротив, разделят циферблат на право и лево».

Без подписи. Но она и не требовалась – Джи ждал этого послания с того момента, как приехал в Лондон.

Портье замер поодаль, деликатно глядя в сторону. Джи скомкал лист.

– К сожалению, сэр, ваш корреспондент не оставил обратного адреса, – отреагировал служитель на хруст бумаги, – поэтому передать ответное послание я не смогу…

– Отвечать не нужно, – Джи сунул мятую записку в карман пальто, – благодарю вас.

Портье исчез так же незаметно, как появился, а Джи, отставив недоеденный завтрак, покинул отель. 

Вечерний разговор не шёл из головы. Но, минуя нарядные витрины и аккуратные фасады с белорамными окнами, Джи чувствовал, как отдаляется образ китаянки, тает, словно зыбкий мираж в болотном тумане. Она слишком многое всколыхнула в нём. Её неожиданное появление смело и смяло его зыбкое спокойствие, как сминает буря ровную морскую гладь. 

Ли. Из того немногого, что Джи было известно о Поднебесной, он припомнил: Ли – самая распространённая фамилия в Китайской империи. Факт простой и оттого особенно неумолимый. Называя свою азиатскую гостью госпожой Кван, Джи был невежлив – он не имел права звать леди по имени. Но наречь тем сочетанием звуков, теми двумя буквами, что выжжены у него на сердце, это маленькое, изысканно-хищное существо – такое было выше его сил.

Вестминстерский мост вырос впереди продолжением немноголюдной в этот час Грейт-Джордж-стрит – изящные арки, полощущиеся в зелёной воде, строгая кованая решётка по сторонам широкого пролёта. Колокол на Часовой Башне вот-вот готовился пробить десять. Джи казалось, он слышит, как внутри четырёхугольного каменного исполина со скрипом и жужжанием ворочается многотонное механическое сердце. 

Вспомнился ритуал инициации Братства, пресловутые часы, заржавевшие от вечной сырости в своём подвально-колодезном заточении. Остался всего шаг до получения очередного фрагмента шифра. Он уже многое успел сделать. Зарекомендовать себя в глазах старожилов. Оставаться на хорошем счету, подвигаться вперёд и убеждать каждого в своей благонадёжности, выделяясь из ряда других инициантов. За годы подобных упражнений Джи научился ловко манипулировать отношением к себе. И, когда одного из членов Циферблата постигла внезапная горькая кончина, даже самый проницательный брат не догадался связать её с талантливым и полным рвения претендентом. Лучшим из всех.

На этот раз ему повезёт. Должно повезти.

Не доходя до моста, Джи свернул в одну из крохотных кофеен, изобильно рассыпанных поблизости от Вестминстера. Здесь варили кофе по-турецки, и внутри, над квадратными деревянными столиками, витал смешанный запах обжаренных зёрен и горячего песка.

Прихлёбывая кофе, Джи снова и снова возвращался мыслями к вчерашней гостье. Она ничем не походила на Ли – на ту Ли, которую он видел, знал, чью прохладную ладонь держал в своей руке. За все прошедшие годы он много раз задумывался над тем, почему «невидимая ведьма» назвалась таким именем. Было в этом коротком слове, похожем на выстрел, что-то недостающее. Как упущенная точка в конце фразы. Как призрачная тень, как звук на грани слышимости. Как сон, что не даётся вспомнить.

И собственное имя. Он нарёк себя Джи, доверившись «невидимой ведьме», убедившись, что она была с ним откровенна. Эта откровенность стоила ей жизни, и подтвердить свою веру было меньшим, что он мог сделать. 

Имя стало его маяком во мраке беспамятства, наравне с реликвиями, бережно хранимыми у сердца. Но откуда появилось оно? Откуда взялось это имя, такое же нелепое и обкромсанное, с таким же неуловимым шлейфом у последней буквы? Джи. Ли утверждала, что он сам звал – будет звать – себя так во времена, когда фонари яркостью сотни свечей станут умещаться в коробочке величиной с ладонь, а по земле будут ходить люди с металлом в груди вместо сердца. Сейчас он взял это имя себе, поверив ведьме. Но кому он поверил тогда, в ту далёкую эпоху будущего – уж не собственной ли памяти, где первым отпечатком после утерянных в забвении столетий было имя Герхард [1]? Его собственное имя, рыкающее и неумолимое, каким и подобает быть имени инквизитора. Выходит, тогда – в грядущем – он назвал себя сам. Теперь же – в прошлом – за него это сделала Ли.

Джи отставил опустевшую чашку. За окном колокол наконец-то с надрывом отзвонил десять раз. В кофейню из прохлады ноябрьского дня нырнула шумная компания смеющихся джентльменов.

Одно и то же имя. Встреча с «ведьмой» из будущего изменила причину, но не смогла изменить следствие. Даже прыжка сквозь время оказалось недостаточно, чтобы повлиять на такую простую вещь как несколько сложенных букв. Что же тогда способно перебить тот толстый канат из множества сплетённых причин и следствий, который зовут судьбой? Может смениться причина, может порваться одно волокно, но весь канат от этого не лопнет – следствие останется прежним.

Но что если рвать волокна одно за другим?

Что если будущее не высечено в камне, и для изменения следствия всего лишь нужно больше усилий? Намного, на порядки больше – но именно это «много» и создаёт иллюзию непреложности… Иллюзию судьбы.

Шумная компания у дальнего окна вдруг снялась с места, оставив девственно-нетронутый стол, куда не успели даже поставить приборы. Растерянный кухарь в белом халате замер в углу у накалённой жаровни, явно не понимая причины столь поспешного бегства гостей. 

Джи проводил взглядом джентльменов. Уходя, один из мужчин задел стул у столика посередине, и теперь этот стул торчал из безупречного порядка расставленной мебели как единственный кривой зуб в ровной улыбке. Джи прищурился – на полу у отодвинутого стула будто бы что-то лежало. Тёмное пятно между длинной кипенно-белой скатертью и лесом деревянных ножек. 

Обронённый шарф? Свёрток? Джентльмены не могли уйти далеко, есть шанс вернуть им потерю. 

Джи встал, приглядываясь к свёртку. Шагнул – и мир вокруг разлетелся горячими брызгами.

---

[1] Герхард – нем. Gerhardt, первая буква G в англоязычном произношении – «джи».

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: