II. Deus ex Human. Глава 14

– Наш самолёт только что произвёл посадку в аэропорту «Жуковский-три» города Китай-город. Благодарим вас за выбор «Интерлиний» и желаем хорошего дня.

«Жуковский» гудел потревоженным ульем. Джи протолкался сквозь шаркающее стадо с тележками и нашёл свободный такси-терминал. Меню оказалось на китайском, но интерфейс – стандартным.

– Ваш ветролёт прибудет через пять минут, – сообщило устройство, предварительно выдав какую-то тарабарщину, – ай-ди ноль-ноль-пять-один-четыре-четыре, посадочная площадка три.

Мысленно поблагодарив автопереводчик, Джи просмотрел выведенную на дисплей карту и не спеша двинулся к выходу. Но уже через минуту поймал себя на том, что едва ли не бежит. Аэропорт не располагал к приятным прогулкам. «Говорящие стены» тянулись непрерывной полосой, без конца наперебой вещая на десятке языков. Реклама, трансляции молитв, объявления рейсов, снова реклама. В редких простенках, свободных от этих нано-матюгальников, неведомый гений архитектуры и дизайна разместил голографические нейро-арты. От кислотных паттернов рябило в глазах.

– Присоединяйтесь к онлайн-шествию бессмертного полка! Шествие в честь сто пятьдесят седьмой годовщины Великой победы состоится на всех официальных каналах. Участие обязательно. За неявку будет наложен штраф….

– Пожертвуйте в государственный фонд самопомощи! Не доверяйте попрошайкам и мошенникам. Только мы имеем лицензии на сбор средств и отчисляем налоги. Помните – жертвуя сегодня, вы помогаете себе завтрашнему…

Сбоку пристроился какой-то немолодой китаец, что-то прочирикал, склонив голову и заглядывая в глаза. Джи жестом показал, что не понимает.

– English? – спросил-сообщил китаец и тут же добавил на чистейшем английском:

– Прошу вас уделить минутку ради собственного будущего!

И, не ожидая ответа, полу-удивлённо, полу-обрадованно затараторил:

– Немножечко веры, сэр, и у нас всех появится шанс начать новую жизнь!

– Вот как, – поднял брови Джи.

А китаец, видимо, воодушевлённый тем, что его не пнули под зад сразу, вещал:

– Великая альтернатива! Ведь вы согласны, что нашей стране нужны перемены? Нужна свежая кровь?

Джи покосился на него.

– Перемены возможны! – продолжал прилипчивый тип, – нужно только верить! Уверуйте в великую альтернативу, уверуйте в пророка оппозиции – Лексея! 

Имя китаец произнёс с придыханием.

– Кыш отсюда, – усмехнулся Джи.

– Уверуйте, пока не поздно! А иначе… 

Одна из «говорящих стен» вспыхнула алым. «Напоминаем, что религиозно-оппозиционная пропаганда запрещена!», побежали по красному фону чёрные буквы, «в случае обнаружения фактов таковой пропаганды просим вас обращаться…»

– Уверуйте! – китаец сделал страшные глаза и испарился. В руку ткнулось что-то гладко-колючее. Джи машинально сжал пальцы и поднёс ладонь к глазам. Свёрнутая в конвертик глянцевая листовка увещевала «вложить частицу веры в общее будущее» и способствовать воплощению неизвестного Лексея, который, по утверждению авторов, один был способен вывести страну из кризиса и стагнации. «Машинный коммунизм изжил себя – нам нужен Человек!»

Джи швырнул листок в ближайшую урну. Удивился, не услышав звука перерабатываемого мусора – листовка так и осталась лежать поверх кучи набросанного хлама. Джи пожал плечами и вышел из здания аэропорта.

Снаружи было холодно – неожиданно холодно для самого начала сентября и оттого ещё более неприютно. Десятки смуглых парней и девчонок жались к стенам у входа, тщетно пытаясь укрыться от пронизывающего ветра, кутались в лёгкие кофты и клеёнчатые куртки. Из-под капюшонов сверкали чёрные глаза – просяще-настороженные. Каждый из ребят что-то держал в руках – свёрток, сумочку, маленький пластиковый кейс, облепленный потрёпанными стикерами. Джи замедлил шаг, присматриваясь к пёстрой толпе молодёжи. Для наркодилеров мелковаты. Студенты? Попрошайки? Последователи загадочного Лексея?

Один из «студентов», блестя глазами исподлобья, осторожно приблизился. Джи притормозил.

– Чего тебе?

«Студент» залопотал, дёргая смуглой рукой вылезающие из-под капюшона курчавые тёмные волосы. Из коробочки транслитора, торчащей в нагрудном кармане, донеслись монотонные звуки плохого машинного перевода:

– Приложения – кодить – недорого. Необходимость – на – территории – страны. Любые – расширения. Программы – дополненной – реальности. Купить – дешевле – чем – в – магазине…

Жестом фокусника чернявый раскрыл кейс, являя миру портативную консоль с надтреснутым дисплеем.

– Фронт-энд – разработка… – хрипел транслитор.

– Спасибо, – Джи заглянул в широкоскулое бровястое лицо, – хинди?

Тот закивал с таким усердием, что, казалось, голова вот-вот слетит с цыплячьей шеи, обильно увешанной бусами.

– Нарендра Чаттерджи? 

Индиец расплылся в белозубой улыбке.

– Кумир, – донеслось из транслитора, – великий – человек.

– Въедливая заноза, – сообщил Джи и улыбнулся голодным глазам кодера, – удачи, парень.

Ветролёт с нужным ай-ди ещё не появился. Стоя у края посадочной площадки, Джи разглядывал мерцающие турникеты. Китайская Евразия пока что представлялась квинтэссенцией архаичного безумия. И где-то здесь, среди отпрысков «машинного коммунизма», ему предстояло найти тех, кто отдал приказ напасть на Мастера. Джи потёр лоб. Неизвестно, с чем ему предстоит столкнуться. Но угроза должна быть устранена. Мастер не сможет вечно прятаться в замкнутой системе. Ему придётся продолжить работу с Машиной, и если для этого понадобится выкорчевать целую сеть хакеров и ушлых кибер-воришек – что ж, он, Джи, это сделает.

Но надо поспешить. Не известно, как давно началась охота на Мастера… Истоки могут затеряться. 

Джи поёжился от пробирающей сырости. Машинный коммунизм, кажется, не признавал микропогодных установок – на аэропорт волнами наползал туман. Отсыревшие джинсы облепили ноги, в ботинках начинало хлюпать.

На то, чтобы отследить и изловить хотя бы одного из «заказчиков» Мастера, потребуется время. А его не так много. Самые чёткие воспоминания, считываемые из крови, относятся к последним двум месяцам. Доступный предел – сто пятьдесят дней. Дальше всё размывается. 

Джи поправил на плече небольшую спортивную сумку. Три года назад Нарендра Чаттерджи получил Мировую премию за подробное описание механизма хранения информации в крови homo sapiens и homo sapiens haima, сделав особый упор на различия в кодировке данных обоими подвидами. Ему же принадлежал и зафиксированный рекорд давности считанной информации – сто пятьдесят восемь суток. Чаттерджи был относительно молод по меркам «детей ночи» и ещё не утратил рвения, присущего исследователям. Он доказал, что кровь, точнее, плазма крови, как и любая жидкость, в состав которой входят молекулы воды, способна образовывать пространственную структуру, и накапливаемая информация в этой структуре рассматривается как мера организованности движения частиц. Изменённый геном «детей ночи» и улучшенная способность их крови к образованию иерархических структур-кластеров отчасти объяснили и способность к регенерации – одним из её механизмов выступила именно возможность более точного и полного сохранения данных. Джи следил за работами Чаттерджи – тот подавал большие надежды, и именно ему пророчили открытие принципа считывания воспоминаний из крови. Он уже доказал, что потеря возможности считывания связана с обновлением крови – по мере того, как кровяные тельца человека заменяются новыми, более старая информация утрачивается с гибелью хранивших её клеток. Точно так же как старые данные на носителе перезаписываются новыми. Пробивному индийцу принадлежало и сенсационное открытие информационной «утечки», вызываемой воздействием электромагнитного поля на плазму крови. Этой технологии прочили большое будущее – вплоть до использования в следственных мероприятиях.

Джи скривился. Принятая к Пятому закону поправка обязывала всех «детей ночи», обнаруживших в крови доноров информацию о насилии, убийствах, мошенничествах и тому подобном, докладывать куда следует. На деле же никто не спешил ни свидетельствовать против людей, ни помогать им. Джи, как и любой другой потомок Евы, неоднократно получал приглашения выступить в качестве независимого эксперта в суде – но письма неукоснительно следовали по краткому маршруту «ящик – корзина» вместе со всеми сулимыми благами. «Дети ночи» откровенно плевали на предложения человеческих органов правопорядка, не торопясь ставить им на службу свой уникальный дар. А среди людей вовсю процветали подпольные убежища, где за солидную сумму преступник мог отсидеться сто пятьдесят дней. «Стопятидесятники» выпускали своих гостей на свободу неуязвимыми для мрачной способности отпрысков Евы. Новая кровь – новая жизнь…

Белый с жёлтым дрон-такси наконец вынырнул из плотной пелены тумана, скрывающего небо. «005144», напомнил наручный «помощник». Турникет пискнул, приглашая пройти на площадку. Джи миновал хлипкие пластмассовые дверцы и забрался внутрь ветролета, усмехнувшись при виде знакомой эмблемы «Flying Dragon» на опорной стойке. Если Китайской Евразии не станет, половина стран лишатся дронов-такси. Вот на чём держится хрупкое равновесие в мире.

Автопилот прощебетал запрос адреса на китайском, повторил на мелодичном и совершенно непонятном русском и завершил тираду точно таким же английским обращением, как и во всех ветролётах Олд-Йорка. Джи продиктовал координаты, полученные от Кван, и юркая машинка взмыла в воздух.

Дрон шёл низко, постоянно зависая перед мерцающими линиями голографических светофоров – там, где дома жались друг к другу особенно тесно, приходилось торчать по нескольку минут, ожидая, пока поперечный поток транспорта минует узкое горлышко. Ветролёт то и дело нырял в импровизированные тоннели, образованные нависающими сверху балконами. Между стоящими встык домами, казалось, не прошёл бы и палец – балконы упирались друг в друга, сходясь в сплошном геометрическом аду стекла и металла. На уровне третьего-четвёртого этажей предусмотрительные проектировщики оставляли коридор для ветролётов. В такие коридоры дроны просачивались по одному и еле ползли в желтушном свете слабых ламп, укреплённых на днищах громоздящихся сверху надстроек. Знаки с перечёркнутыми грузовиками на въезде в тоннели выглядели злобной шуточкой – дрон, казалось, вот-вот заденет винтом стену. Джи попытался представить, что случится, если один из ветролётов застрянет в тоннеле. Воображение рисовало груды смятого алюминия, острые куски пластика и намотанные на винты внутренности бедных пассажиров. 

Камера заднего обзора бесстрастно выводила на крохотный дисплей вереницу дронов с начинкой из людей. Навстречу пронеслась голографическая анимация – молоденькая китаянка с улыбкой вскрывала собственный череп, демонстрируя миру хитросплетения проводов под металлической заглушкой. Во рту стало горько. Джи вздохнул с облегчением, когда дрон, на полном ходу проскочив сквозь рекламу, вылетел из этой тараканьей ловушки.

Одноместная машинка жалобно гудела. Маломощные двигатели натужно выли, удерживая высоту. За колпаком из поцарапанного плексигласа заскользили однотипные «свечки», их верхние этажи терялись в тумане. Мелькнула и пропала внушительная приземистая постройка, на крыше которой кто-то начертал исполинскими буквами «HELL». Потянулись ряды неожиданно низких домиков, в полдесятка этажей, сужающихся кверху будто пирамиды. Светящиеся окна делали домики похожими на объятые огнём термитники.

Поля «термитников» уходили в необозримую даль, прочерченные извилистыми линиями наземных автострад. Ветролёт начал снижаться.

Вблизи дома оказались намного старее и уродливее, чем виделись сверху. Иллюзорная упорядоченность форм пропала, уступив место полнейшему хаосу. Пристройки и надстройки, железные листы, куски пластика и натянутые тенты образовывали на крышах когда-то скромных пятиэтажек настоящие лабиринты. Груды хлама громоздились одна на другой, создавая искусственные соты, в которых теплились живые огоньки, и все эти сужающиеся кверху ульи клещами вцеплялись в крыши, хлопая и гремя под порывами ветра. 

Ветролёт сел. Джи скормил дрону сумму, которой в Олд-Йорке хватило бы на двойной облёт вокруг Манхэттена, и, откинув колпак, выбрался наружу.

Он стоял на платформе, сжатой с обеих сторон стенами пятиэтажек. Решётчатый металл давно проржавел и на каждое движение отзывался унылыми стонами. От этой импровизированной посадочной площадки тянулись четыре узких мостика, исчезающих в тёмных стенных проёмах. Сверху заунывно сыпался мелкий дождь.

За спиной скрипнуло, и Джи обернулся.

По одному из мостиков к нему двигалась тоненькая фигурка в просторном полосатом плаще из клеёнки. Ветер дул ей в спину, развевая полы, глубже надвигая капюшон – соломенно-жёлтый с вороново-чёрным.

Резкий порыв высек из глаз досадливые слёзы, и сердце пропустило удар – мир размылся, оставив невозможное видение тонкой фигуры с двуцветными волосами, парящее в косых струях дождя… Мир сдвинулся, двоясь, пошёл зыбью; мир зазвучал старинным бассадансом, выбил стаккато пульса по жестяным крышам, и в дрожании воды проступили серые пристальные глаза – медленный взмах ресниц, белый овал лица, узкий обруч диадемы на лбу. Мир вздрогнул – и раскололся на золотое и чёрное…

Джи сморгнул. 

Фигура застыла напротив. Приподнятые скулы, цепочки капель на оливковых щеках. Из-под капюшона блеснуло прищуренно-вишнёвым.

Джи шагнул навстречу китаянке. Внутри разлился холод. 

… Изящные прорези глаз над чёрным шарфом. Запах лимона, обрывки платья, лакированная заколка в гладких волосах. Сброшенный на пол халат.

Маленькая ладонь на рукояти «бульдога».

– Здравствуй, Ю, – тихо сказал Джи.

***

Мостик, переброшенный над пропастью между двумя домами, опасно кренился. Решётчатый настил стонал и скрипел; через каждые два шага на тощих перилах попадались привинченные жестяные круги с криво намалёванными парами чёрно-красных силуэтов.

Настил упирался в стену с темнеющим в ней арочным проёмом. Идущая впереди Ю нырнула в чёрное жерло, где тут же засиял рассеянный мягкий свет.

Шагая следом за китаянкой, Джи рассматривал длинный коридор, в который выходило множество разномастных дверей. Стены коридора оказались не менее пёстрыми – неяркий луч диодного фонаря выхватывал из полумрака то лист фанеры, то составленные друг на друга деревянные чурбаки, то аккуратно подогнанные ряды пластиковых контейнеров, заполненных чем-то тёмным и замазанных краской. Над головой мелькало небо. Редкие капли врывались в потолочные прорехи, звонко шлёпаясь вниз.

– Напоминает Подземный город, – вслух подумал Джи.

Голос гулко прокатился в тесном пространстве. Ю, убежавшая вперёд, вздрогнула – свет её фонаря заколебался, запрыгал по стенам – и торопливо повернула обратно, подняв лампу повыше.

– Ни к чему, – Джи кивнул на белое пятно света.

– А я и забыла, – по лицу китаянки пробежала едва заметная тень, – ладно, если у меня вдруг сгорят все фонари, будешь моими глазами.

Джи пожал плечами. Сквозь дырявую крышу проникало достаточно отблесков от маячков дронов, чтобы не натыкаться на стены. Всё вокруг виделось серым, будто с выкрученной на минимум цветностью, но вполне отчётливо. И не слышалось ни звука – кроме падающих капель.

– Здесь вообще кто-то есть? – спросил Джи, нагоняя китаянку.

– Мы не высовываемся лишний раз, – плечи под несоразмерным плащом приподнялись и опустились, – народ зависает в вирте. Не у всех есть средства на импланты дополненной реальности. А любоваться местными красотами мало кому хочется.

– Почему ты живёшь в этом… здесь?

– В этом отстойнике, ты хочешь сказать? – Ю улыбнулась одними губами, – это называется дермитник. И тут все так живут. Строим из того, что попадается. Каждый метр на счету.

– Это легально? – Джи постучал костяшками пальцев по куску жести, ловко встроенному в общую мозаику стены.

– Нет, – Ю остановилась, повернулась к нему. В мертвенном сиянии диодов её лицо казалось призрачным. – Нелегально. Как и вирт, наркота, личные майнинг-фермы и чёртова туча всего ещё. Индусов в аэропорту видел? Тоже нелегально. Но, знаешь, эти рамки применимы, только когда есть с чем сравнивать. А если почти сто процентов населения подпадают под уголовные статьи с высшей мерой, понятие легитимности утрачивает смысл. Сейчас только четыре часа отведено на управленческие вопросы, остальное машинное время тратится на военку. Раньше было иначе. Но после Войны двух сетей здесь саморегулируемый хаос. И это не наша вина. Если долго и планомерно доводить людей до крайней точки, рано или поздно любые запреты перестают действовать. Любые, даже самые страшные, кнуты перестают пугать. Поверь мне, я это хорошо знаю. Бесполезно штрафовать тех, у кого в кармане ни цента… – Ю прислонилась к двери, ссутулилась, сунув руки в карманы, – нас пытались давить. Тяньбай программировала охранные дроны… Но даже её тупые компьютерные мозги быстро просекли, что нельзя взять и пересажать всю страну. Она не смягчила правила – просто пустила всё на самотёк. И, знаешь, это оказалось правильным решением. Система саморегулируется. Мы ограничиваем сами себя. Нельзя строить слишком высокий дермитник – его сорвёт ветром… Так и здесь. Ведь нам нужно только место где спать и что-то пожрать. И если никто не пытается мешать нам обустраивать собственные логова – взамен мы становимся куда как покладистее. Намного покладистее, чем после побоев.

Китаянка опустила фонарь. Поддела носком ботинка валяющийся на полу камешек.

– Тяньбай снизила цену на электроэнергию почти до нуля, – Джи видел в полумраке, как кривятся узкие губы, – и купила нас всех… Она оказалась совсем не глупа и весьма дальновидна. А мы… А мы – нет. 

Ю вынула из кармана ключ и отлепилась от двери.

– Это был её дешёвый электронный пряник, – сказала китаянка, – и мы его проглотили.

Натужно щёлкнул замок. Ю пинком распахнула филёнку.

– Заходи.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: