Глава 24

В комнате стоял ледяной холод. Озноб проникал сквозь одежду, забирался под кожу, промораживал до костей. Зубы выбивали дробь, и всё тело дрожало так, словно кто-то огромный и злой схватил его за плечи и изо всех сил начал трясти.

Голова, казалось, лопнет от малейшего движения. Между висками птицей билась яростная боль. Глаза открылись с трудом. Мутная сизая пелена застилала всё вокруг – в комнате стоял не то туман, не то густой дым. Где-то рядом слышались всхлипы.

Джи кое-как стянул шлем. Не удержав, выронил из неловких пальцев – шлем исчез в мутной дымке и с тусклым стуком ударился о пол.

Тело слушалось плохо. Казалось, единственной живой его частью оставалась разрываемая болью голова. Кое-как удалось сесть, спина упёрлась во что-то угловатое и твёрдое. Джи сморгнул, потёр глаза ладонью – пелена обрела прозрачность, превращаясь в лёгкую розоватую дымку. 

Ю, стоя на коленях возле Йонса, тормошила его бесчувственное тело. Громоздкий вирт-шлем валялся рядом, от поцарапанного пластика тянулся тонкий чёрный кабель с серебристым штекером. Изо рта полубурята стекала струйка слюны, блестящей цепочкой касаясь пола. Редкие ресницы на опущенных веках не шевелились. Нетсталкера можно было бы счесть мёртвым, если бы не едва вздымающаяся впалая грудь.

– Он не приходит в себя! – китаянка повернула к Джи мокрое лицо, – я ничего не могу сделать!

Злые слёзы бежали из её расширенных глаз, похожих на чёрные омуты. Джи обхватил себя за плечи. Его трясло – но не от холода. Как будто что-то внутри разбалансировалось, вышло из равновесия и никак не может вернуться обратно, дрожа на краю пропасти. Словно внутрь сунули осциллятор.

– Что… – начал он.

– Они вас вычислили, – перебила Ю срывающимся голосом, – и послали «червя» в ваши тупые, трижды тупые мозги!

Шлем Йонса полетел в стену.

– Чем вы вообще думали? – прошипела Безумная, – чем ты думал, позволяя ему в это ввязываться?

Джи промолчал.

– Неужели не знал, как это опасно?! – тон китаянки сорвался на визг, – неужели ты не знал?!

Ю скорчилась, закрыв лицо ладонями. Джи медленно вдохнул. Выдохнул, прогоняя омерзительную дрожь. Встать не рискнул – колени тряслись, ступни казались набитыми ватой. Опираясь на руки, он кое-как добрался до китаянки. Коснулся лба Йонса – прохладного, покрытого лёгкой испариной.

– Я не знал.

Ю оттолкнула его руку. Сверкнула блестящими глазами исподлобья.

– И этот болван, конечно же, тоже не знал, – яд в её голосе был почти осязаем, – уж он-то всё отлично понимал!..

Безумная выпрямилась. Отвела за уши спутанные дреды-провода.

– Йонси полез выручать тебя… Я глянула запись. Наверное, он считал, что ты мне очень дорог, – Ю размазала по щекам бесцветные дорожки и неожиданно спокойно добавила:

– Он ведь ревновал – по-своему. Но всё понимал. Может быть, он даже хотел отступить. И не мешать… нам.

– Об этом ты сама его спросишь.

Ладонь Джи легко накрыла руку китаянки. Та вздрогнула, но на этот раз не оттолкнула.

– Что мы можем для него сделать? – спросил Джи.

Ю неопределённо повела плечами.

– Ему поджарили мозг, что тут сделаешь? Можно отправить его в «диагност», определить степень и глубину повреждений… Возможно, получится дать какой-то прогноз. Я не знаю, на что был закодирован тот импульс. Убить, сделать идиотом, вырубить на неопределённое время… Он может очнуться через минуту. Или через год. Или никогда…

– Помоги-ка мне, – перебил Джи.

Вдвоём они доволокли бесчувственное тело полубурята до кухни. Йонс по-прежнему ни на что не реагировал, полупрозрачные веки оставались плотно сжатыми. С трудом поднявшись, Джи помог китаянке устроить парня на ложементе и закрыть «диагност».

– Говоришь, Йонс знал, чем чреваты прогулки в вирт? – дождавшись, пока Ю запустит программу обследования, Джи прислонился к теплеющей стенке капсулы.

– Тут все это знают.

Безумная сняла с полки банку кофе. Повертела в руках, поставила обратно.

– Здесь разве что младенцы в вирт не ходят, – она вздохнула, плеснула в лицо водой из-под крана, – игры, инфа, секс… Пары, опять же. Там жить можно, в отличие от реала. И сдохнуть – быстро и безболезненно, если поймаешь «червя».

Ю смахнула с ресниц капли и продолжила:

– Защищённый вирт – слишком большая роскошь. За файрвол приходится дорого платить. Поэтому все сидят так… надеются, что повезёт. Понимаешь, в вирте ведь тоже можно убить… Или подчинить, заставить совершить преступление, даже толкнуть на суицид. Это сложно, но реально. Существуют программы… «Черви», по сути – вредоносный код. Есть способы отслеживания. Точечное позиционирование. Находят сигнал твоего шлема, врезаются в виртуальный канал и… 

Китаянка замолчала. 

– Они могут определить, где мы находимся? – спросил Джи.

Ю покачала головой.

– Понятия не имею. Они засекают твой виртуальный трафик и вычисляют какие-то характеристики шлема, чтобы подобрать «червя». Больше я тебе вряд ли скажу.

– То есть «червь» не один, – Джи потёр гудящий лоб, – поэтому тот импульс, который предназначался Йонсу, задел меня только краем…

– Тебе достался шлем поновее, – тихо сказала Ю, – а Йонс подключался напрямую через разъём… Он знал, что у тебя нет имплантов. Он вообще был очень наблюдательным парнем…

Повисла неловкая тишина. Китаянка водила пальцем вокруг банки с кофе – вперёд-назад.

– Тебе надо уехать, – наконец сказала она. – Всё это становится слишком опасно.

– Уедем вместе. Втроём. Найдём укрытие и…

– Нет, – перебила Безумная, – всё это становится слишком опасно с тобой.

***

Плексигласовое потолочное окно давно налилось чернотой – время шагнуло далеко за полночь. На кухне стояла тишина, нарушаемая лишь лёгким гудением. «Диагност» работал уже почти два часа.

Сидя на кровати с портативной консолью на коленях, Джи методично сортировал скачанные архивы. В спешке Йонс сливал всё подряд – большая часть информации годилась только в помойку. Но Джи не сдавался, просматривая файлы и логи по нескольку раз, отбирая те, что хоть как-то могли пригодиться. Раскалывающаяся голова была плохим помощником, но он заставлял себя проверять и перепроверять данные. Потому что если ничего не найдётся – значит, вылазка была напрасной. Значит, Йонс напрасно сейчас мёрзнет в «диагносте», вместо того чтобы качать порнушку и лопать ненавидимые им йогурты. Значит, Ю зря смотрит остановившимся взглядом в стену, кутаясь в серую хламиду и забыв на столе давно остывший кофе. Значит, он зря пришёл сюда, зря сломал этот тихий быт – мимоходом, незаметно, как ломает ногой сухую камышинку идущий охотник. Сколько малого можно уничтожить, даже не взглянув, на пути к чему-то большему?.. И стоит ли оно того – после какой жертвы цель перестаёт оправдывать всё уложенное на жертвенный камень?

– Что ты собираешься делать?

Джи вздрогнул – за прошедшие часы это было первым, что произнесла китаянка.

– Я даже знать не хочу, что ты там выискиваешь, – продолжила Ю, прежде чем он успел ответить.

– Я собираюсь подставить кое-кому большую подножку, – Джи отложил консоль в сторону, – тем, кто пытался убить сначала Мастера, а теперь Йонса. И тем, кто хочет превратить эту жизнь в…

– Нашу жизнь вы уже превратили в ад, – горько перебила китаянка.

– Я дал Йонсу чёткие инструкции – не соваться. И он бы не пострадал, если бы их не нарушил, – заметил Джи.

– Он бы не пострадал, если бы тебя здесь не было, – Ю по-прежнему не смотрела на него, – что бы ты ни задумал – ни я, ни Йонс к этому отныне не имеем отношения.

– Не беспокойся, – Джи поднялся, – я всё сделаю сам.

***

Утро принесло с собой дождь, но это было даже к лучшему. Ледяные капли падали на лоб, проникали за шиворот, мелкая водяная взвесь летела в лицо, помогая взбодриться. После бессонной ночи – в самый раз.

Опираясь одной рукой на трость, а другой придерживая висящую на плече сумку, Джи шагал по широкому проспекту. Многоэтажные «свечки», стиснувшие проспект с обеих сторон, мрачно глядели пыльными окнами.

Центр. Обитель пустоты, безмолвия и роботов.

Он оставил ветролёт в квартале отсюда, на самом краю этого района, выросшего странным отчуждённым цветком посреди шумного муравейника Китай-города. За всё время, проведённое в центре, Джи не встретил ни одной живой души. Изредка робот-уборщик выкатывался из распахнувшихся дверей, опорожнял мусоросборник в огромный бак и так же бесшумно исчезал в следующем здании. 

Вход сюда не был запрещён – напротив, застройщики, видимо, всё ещё надеялись продать хотя бы часть площадей и не скупились на развитие инфраструктуры. Автоматизированные фаст-фудные сияли чистотой, салоны вирт-игр зазывно сверкали откровенными вывесками. Но никто не спешил заглядывать в просторные залы, где скучали в ожидании мультизадачные роботы последних моделей. Здесь нечего было делать тем, чьего заработка едва хватало на «чёрное» и «жёлтое», а неестественная тишина одинаково отпугивала и обладателей толстого кошелька. Ничто не нарушало стерильного безмолвия – ничто, кроме автоматических уборщиков.

Миновав первый перекрёсток, Джи наконец нашёл нужное. Вирт-клуб занимал целых два уровня. Два этажа, уставленных терминалами и откидными креслами, панорамные окна от пола до потолка. Комфорт, изящество, роскошь. И ни одного человека.

На входе робот-служитель пробудился от дремотного режима и приветствовал Джи со всей учтивостью, на которую обязывал ценник клуба. Поднимаясь на второй уровень, Джи готов был поклясться, что он станет первым и единственным посетителем этого места за всё время существования района.

Мягкое кресло приняло в свои объятия. Джи вытянул уставшие ноги, взял принесённую роботом чашечку кофе. На мониторе вертелась пёстрая заставка; безупречно чистый – ни пылинки – вирт-шлем лежал рядом. Новая модель. Наверняка с хорошим файрволом.

Свою золотую жилу надо защищать.

Кофе отдавал кислым. Арабика, конечно. Какой-нибудь эксклюзивный сорт, от которого всё равно вяжет во рту. Все должны любить арабику, просто потому что её легче выращивать.

Сомкнувшиеся на фарфоре пальцы подрагивали. Заставка продолжала вертеться – три цветные линии, перекрещивающиеся и расходящиеся, наползающие друг на друга и снова улетающие к краям.

Почти увиденный им символ, которым отмечалось большинство ресурсов в дип веб. Треугольник с точкой в центре. Зараза, росшая под носом у целого мира, а мир был слишком слеп, чтобы заметить её… И теперь эта зараза оплела своей сетью весь голубой шар, и он скоро начнёт задыхаться в её тисках – без солнца, без света и тепла, с остановившимися лёгкими погодных установок, с замершим пульсом энергостанций, парализованный, оглохший, онемевший…

Джи глотнул остывающий кофе.

Теперь он знал, что означает этот символ.

И знал, что скрывающиеся за ним – не просто горстка фанатиков. И что если он встанет на их пути, если столкнёт две силы – начнётся война…

Но лучше быть убитым в бою, чем во сне.

Джи поставил чашку и снял со стола вирт-шлем.

Война уже началась. Он просто расскажет о ней миру. И, может быть, даст ему шанс.

***

Солнце садилось. Золото расцветило тучи, и сквозь их плотные клубы впервые за многие месяцы пробились редкие прозрачные дорожки.

Стоя на просторной террасе клуба, Джи смотрел, как вспыхивают окна пустынных высоток, отражая закатные сполохи. Едва уловимый гул кондиционеров доносился из-за спины сквозь распахнутую дверь. Ополовиненная чашка с безнадёжно выстывшим кофе опасно покачивалась на бортике мраморного ограждения.

Он сделал всё, что мог. Единственное, что мог. Годами те, кто называл себя «Создателями Бога», скрывались от людей и от ИИ, прятали за масками невинности свиные рыла, играли в хороших парней – простых, обычных, таких как все. Но теперь подполью пришёл конец. В эти минуты Тяньбай обрабатывает сотни гигабайт данных, слитых ей с терминала в вирт-клубе пустующего центра. В эти минуты команды пуристов по всей Китайской Евразии надевают свои сканер-маски и прокладывают маршруты по десяткам адресов, и то же делает полиция. Эта ночь запомнится надолго.

На границе района, там, где многоэтажки сменялись густой приземистой застройкой, появилась группка людей. Вытянувшись цепочкой, они шли вдоль улицы. В руках посверкивали голографические и электронные транспаранты. Откуда-то спикировал дрон – едва заметная точка, и люди, побросав свою ношу, прыснули в стороны.

Джи кончиком ногтя подвинул чашку к самому краю.

«Создатели» тоже будут бежать. Застигнутые врасплох, будут спасаться из своих тайных убежищ – брошенных цехов, складов на задворках промзон, давно обветшавших институтов и так и не достроенных школ с надписями «HELL» на крышах. Вся эта мерзь полезет на свет, как вспугнутые огнём крысы. Маргиналы и неудачники, непризнанные гении и богема, безработные светила хакинга и нейрокибернетики, программисты, оборванцы, нищие, бродяги, затворники и хикки, певцы, поэты, неформалы, чьим единственным оружием и единственной ценностью были и остаются они сами. Все те, кого ненавидели, и кто ненавидел в ответ, кто не признавал этот мир, и чей голос не был услышан лишь потому, что его не хотели слышать.

Все те, кто веками был разобщён, одинок и слаб. Но миллионы капель составляют волну, которая смывает города.

Их много. Слишком много тех, кто исподволь готовил этот мир к погибели. И даже теперь, когда их игра перестала быть тайной против их воли, нет никаких гарантий, что они уступят, и партия останется не за ними.

Мастер не будет в безопасности. Никто не будет в безопасности. «Создатели Бога» зашли чересчур далеко. За ними не просто численный перевес. За ними куда более серьёзная сила, против которой все пуристы, вся полиция и все дроны Тяньбай и GoNet – не более чем гнус перед бизоном. Под их контролем не только HAARP. Они уже проникли на биржи, в банки, в телефонные сети; их следы – в системах управления АЭС, в распределительных узлах подстанций, в программном обеспечении очистных сооружений, газопроводов, нефтяных платформ и пусковых ракетных установок. Они везде, и не исключено, что даже GoNet уже принадлежит им. А, возможно, и Тяньбай.

Крах. Так говорила Ю. Цивилизацию ждёт крах.

Солнце коснулось горизонта – сквозь лес «свечек» и дермитников блеснули лавовые лучи. Ветер донёс шум и выкрики. На месте разогнанной демонстрации появилась новая группка. С десяток мужчин в балахонах несли грубо написанный портрет – в неаккуратных мазках хаотичной расцветки едва угадывалось одутловатое лицо под высоченным гладким лбом. Ещё одно творение инцепционизма [1].

– Лек-сей! Лек-сей! – скандировали демонстранты.

Джи смотрел, как они пересекают проспект и скрываются за углом «свечки». Мраморное покрытие холодило ладони. 

Сотни лет он ратовал за науку, даже в те мрачные времена, когда её клеймили колдовством. И вот она достигла своего расцвета, а он стоит и смотрит на фанатиков в очках дополненной реальности, на ряды грязных хибар за площадками ветролётов, на портрет нового пророка, написанный нейросетью, и не может сказать, что изменилось, не знает, туда ли свернуло человечество на очередной развилке своего пути. И существовал ли в принципе путь, ведущий к равенству и счастью, или же такое противно самой природе двуногого зверя. И никакая наука не в силах побороть его стремления обманывать и быть обманутым.

Чашка с недопитым кофе осталась на полированном мраморе. Робот-служитель у выхода пожелал доброго пути и выразил надежду на скорую следующую встречу.

Свет объятого пламенем неба бил в спину, и длинная тень вытянулась впереди, как стрелка компаса. Джи кивнул, будто соглашаясь с проложенным маршрутом, и двинулся к покинутому ветролёту.

---

[1] Инцепционизм – направление нейро-арта, обработка изображений искусственными нейронными сетями.

Благодарю за внимание! Возможно, вас заинтересует: